Дети Константина (родство я определил по запаху) забились в уголок, как ягнята. Старший — лет девяти, крепко обнял младшего — лет шести, и отважно посмотрел в мои сверкающие глаза.
Я медлил. Мальчишки не были похожи на ягнят. Скорее, это были волчата. Они силились победить страх, не имея надежды на спасение. Меня терзал ужасный голод, но в них я не видел жертв, и потому убеждал себя — «Всего один укус, и станет легче». В смятении я выбросил сломанный арбалет за дверь, присел перед детьми и зашипел, широко раздвигая губы. В страхе они побегут к лестнице, и во мне проснется инстинкт хищника.
«Волченят давят на логове, покудова они не наточили зубов и на промысел не вышли», — вспомнились мне слова Фомы, сказанные им однажды о малышах — оборотнях.
Видя, что дети полковника не двигаются с места, я потянулся к ним. Старший брат отвернулся к стене, покорно подставил тонкую шею, а младший смахнул слезу. Мое сердце защемило в груди. Я отпрянул, сам едва не прослезившись.
Отчаявшись пересилить жалость, я пошел на крайние меры — царапнул руку старшего мальчика. Запах человеческой крови врезался в нос, возвратил горечь потери. Я съежился и сдавленно зашипел, как будто мне на голову вылили ушат кипятка.
Из-под воротника моей рубашки выпал крест. Старший из братьев удивленно посмотрел на него.
«Возлюби своего ближнего», — в детстве церковные службы казались бесконечными. Устало переминаясь с ноги на ногу, я держался за кончик маминой шали и слушал в полусне голос отца Афанасия, плывущий под небесно — синим куполом… Воспоминания наполнили мою душу теплом. Мне захотелось вернуться в прошлое, в семью, к людям.
«Почему я продолжаю считать себя человеком? Ведь я не человек. Я — упырь. А упыри едят людей. Но я не могу есть людей. И нелюдей, и упырей — тоже не могу. Моя душа остается душой человека, наученного с малолетства добру и любви к ближнему. Узнать бы, кто теперь мой ближний».
«Дети не должны отвечать за грехи отца», — подумал я.
— Доверьтесь мне, — я вновь коснулся руки старшего мальчика, на этот раз ладонью, а не когтями, и обнаружил, что ранки исчезли.
Потомки вампира обладали присущей нам способностью к быстрому исцелению.
Младший из братьев доверчиво повернулся ко мне, а старший вздрогнул.
— Молчите, как мышата, — я спрятал клыки в подтверждение благого намерения. — Я вас отсюда вытащу. Не шевелитесь, и не вздумайте спускаться в прихожую. Там опасно.
Старший мальчик кивнул, подталкивая младшего. Я придвинул к окну сундук, встал на него, высадил раму с тусклыми слюдяными стеклами.
— Ни звука, — я бережно подхватил детей и выпрыгнул с ними из окна.
Приземлившись посреди расчищенной от снега площадки, я поставил мальчиков на ноги.
— Бегите, — прошептал я, оскалив зубы. — Я зверски голоден, и может статься, вскоре изменю решение.
— Мы не знаем, куда бежать, — признался старший мальчик. — Заплутаем в лесу и пропадем.
— Проводи нас, — младший потянул меня за руку.
«Что же мне, за вас драться со всеми подданными?».
На помощь подоспел оседланный гнедой мерин. В панике он выскочил из конюшни и понесся на нас. Я поймал его под уздцы. Мальчики ловко запрыгнули в седло. Я передал им поводья, шлепнул мерина рукой по крупу, и для ускорения куснул его жирную ляжку.
Мерин унес юных всадников за черную стену леса. Я отправился рыскать по двору в надежде поживиться тощей собачонкой. Меня трясло от голода и холода, но на душе воцарились мир и покой.
Облезлая черная кошка выскочила из оконца подвала и понеслась к забору. Не вспоминая о дурной примете, я одним прыжком настиг зловещую тварь и загрыз ее. Мизерное количество крови не вернуло мне силы и не согрело остывающего тела. Я направился в конюшню, рассчитывая подобрать объедки Ахтымбана.
Из второй части терема вышла довольная разгоряченная Людмила, обмахиваясь муфтой из рыжей лисы. Она переоделась в клетчатое шерстяное платье и соболью шубу. Увидев меня, слоняющегося по двору с угнетенным видом, она подошла вальяжной походкой. С дотошностью полицейской собаки обнюхала мое лицо. От нее разило человеческой кровью. Я задержал дыхание, чтобы не убить ее в мстительном порыве.
— Тихон! — Людмила произнесла мое имя с разочарованием учительницы, поставившей «двойку» любимому ученику. — Где сыновья охотника?
— Далече отсюда, — процедил я, разогнувшись. — Я освободил их.
— Поганый предатель, — вампирша отвесила мне пощечину. — Ты перекинулся на вражью сторону. Тебе среди нас не место. Уходи прочь!
— Они невинные дети, лапушка, — оправдался я. — Я не смог их убить. Прости. Я еще не утратил человеческое ощущение. Быть может, когда мальчишки вырастут, они будут снисходительно относиться к нам.
— Прочь! — Людмила воинственно пригнулась. — Всякого от тебя ждала, но ты превзошел мои чаяния. Напрасно я тебя соделала. Напрасно тебя полюбила. И ныне дорог ты мне. Посему отпускаю тебя на волю. Ступай куда угодно, Тихон. Нам токмо не попадайся. Жизни лишишься. Что ты пнем вкопался в землю? Уходи, не то я всем объявлю о твоем вероломстве.
— Помилуй, дорогуша, — я упал на колени. — Клянусь исправиться. Сделаю все, что ты повелишь.
— Вон! Не сгинешь немедля, я объявлю на тебя охоту!
— Прощай, — я встал и, повернувшись к Людмиле спиной, уныло побрел к лесу.
— Прощай, Тихон, — отрешенно вздохнула она.
Ее скрипучие шаги медленно удалялись.
Я побежал трусцой по огибающей лес дороге, затем свернул в чащу и стал месить сугробы. Этой ночью я искал укромное место не для дневного отдыха, а для расставания с вечной жизнью.
Я не охотился, и потому был очень удивлен, когда прямо передо мной взлетели две тетерки. Они спали, зарывшись в снег, и проснулись от моих шагов. Птицы плохо видят в темноте. Поймать их не составило труда.
Немного подкрепившись, я отыскал заброшенное волчье логово, свернулся в нем калачиком, надвинул воротник тулупа до ушей и заснул крепким сном усталого путника.
Глава 10. ИЗГОЙ
Больше недели я уходил, не понимая, куда направляюсь. Метели прекратились. Дни стали ясными, и ночи светлыми. Морозы взяли передышку, но я теперь мерз независимо от погоды. Мертвенный холод подбирался все ближе к сердцу. У меня почти не осталось сил. Кратковременная оттепель растопила часть насыпавшего снега. На смену ей пришел заскучавший на отдыхе сильный мороз, и сковал леса и поля хрупким настом.
Увязая в леденистом снегу, я полуползком пробирался по лесу. Кабана я услышал задолго до его приближения. Я не погнался за ним, а продолжил бесцельный путь, слушая хруст веток и наста.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});