Взмахом руки отец приказал своим молодчикам немедленно удалиться за дверь. Следом за ними вышел и Толик. Я села с отцом на диван и прижалась к его плечу.
– Папа, я не видела, кто убил Вадима. В него стреляли из-за деревьев…
– Ничего, доченька, главное, что ты осталась жива. Мама как чувствовала, когда не хотела отпускать тебя в эту грёбаную Москву. Она не пережила бы твоей смерти.
– Папа, я нашла человека, который посадил меня на иглу, а затем отправил в Грецию с наркотиками.
– Кто он? – сузив глаза, выдохнул отец. – Я убью этого подонка!
– Его убил Вадим, папа. Он спас мне жизнь.
Опустив кое-какие подробности из своего прошлого, я рассказала отцу о встрече с Заком и о том, чем она закончилась. Отец слушал меня очень внимательно, не перебивая и не спрашивая ни о чём.
– Вадим отнёс труп в воду, а потом кто-то стрельнул ему в затылок…
– Но кто?!
– Папа, я не знаю. Даже предположить не могу.
– Вадим парень рисковый. Может, насолил кому здесь, в Москве. Ладно, дочка, главное, что с тобой ничего не произошло.
Курносый веснушчатый следователь, не москвич явно («хекал» он нещадно), в помятом кургузом пиджачке неопределённого цвета и грязноватой рубашке, застёгнутой на все пуговицы (где только нашли такого олуха!), беседовавший со мной в присутствии Виталия Ивановича, задавал дежурные вопросы: «Фамилия, имя, отчество?» – Я ответила без запинки, выучила уже. «Год рождения?» – Тут я уже замялась, но папа ответил быстро: «Семьдесят седьмой». – «В каких отношениях вы состояли с убитым?» – «Он был моим женихом». – «Что вы делали ночью на берегу реки?» – «Занимались любовью». Следователь покраснел как рак и, заморгав круглыми, навыкате глазами, перестал писать.
«Милейший, мы торопимся», – вежливо сказал папа. «Откуда был произведён выстрел?» – «Не знаю, из леса, кажется. Простите меня, я ничего не помню. У меня… у меня голова болит!» Папа достал из бумажника пачку долларов и, не пересчитывая, положил её на край стола: «Надеюсь, вам этого хватит?» Следователь молча кивнул и, суетливым движением спрятав деньги в карман, вышел из номера.
После недолгих сборов мы сели в бронированный «мерседес» и поехали домой, в Питер. Толик поехал с нами – отмывать залитую кровью машину Вадима он не захотел. Папа спрашивал его по дороге о чём-то, Толик отвечал коротко, иногда – пространно, и я, убаюканная его речью, заснула.
«Леночка, дочка, проснись, пора вставать», – позвал меня издалека ласковый голос мамы. МОЕЙ мамы.
«Сейчас, мамочка», – сквозь сон пробормотала я, приваливаясь к плечу Виталия Ивановича.
«А задница у тебя ничего, соблазнительная». – Это уже тот, из иномарки, что обесчестил меня в день маминых похорон. «Ленка, я, кажется, влюбилась!» – Танечка… «А ну сделай мне минет, сука!» – Клиенты чёртовы, хором. «Семьдесят процентов мне, тридцать – тебе. И без глупостей!» – Зак, конечно. «Русский девка, проститутка…» – Грек, ненавижу… «Машенька, солнышко…» – А это Вадик, Вадим… Макс, а ты что же молчишь? Ты-то, надеюсь, жив? Я люблю тебя, Макс, я не могу без тебя…
Застонав негромко, я открыла глаза.
– Машенька, тебе приснился дурной сон? – спросил отец.
– Да, папа, поскорей бы его забыть!
– Это нервы, Машенька. Это пройдёт. Дома ты выпьешь успокоительное и придёшь в норму.
Я прижалась к отцу, как маленькая девочка, и, вздохнув, спросила:
– Папа, а почему снятся сны?
– Сны? Не знаю, Машенька. Подсознание, наверное, работает, когда ты отдыхаешь.
– А если мне снится прошлое?
– Это говорит о том, доченька, что ты пытаешься его вспомнить.
– Я не пытаюсь его вспомнить. Я хочу его забыть, но у меня ничего не получается.
Дома заплаканная мама бросилась мне на шею и громко заголосила. Она постарела за эти дни.
Несчастная женщина, готовая боготворить собственную дочь… Но я-то не являюсь таковой. Я не Маша, я – Лена, я самозванка, хотя и стала ею не по своей воле.
Взяв маму за руку, я привела её в свою комнату и усадила на кровать.
– Мама, я должна тебе кое-что сказать. Я больше не могу обманывать ни себя, ни тебя, ни папу. Это очень тяжело – жить чужой жизнью, пойми меня…
– Машенька, ты слишком много пережила. Тебе нужно отдохнуть.
– Дело в том, мама… Дело в том, что я не Маша.
Из груди вырвался громкий стон.
– Машенька, ну что ты такое говоришь, родная? Может, позвать тебе врача?
– Врач мне не нужен. Я не находила в себе сил сказать правду. Но вы с отцом стали для меня настоящими родителями. Ближе вас у меня никого нет.
Я перевела дух и продолжила:
– Меня зовут Лена. Я была проституткой. Теперь мне стыдно за своё прошлое. Я хочу забыть его, но у меня ничего не получается, ничего.
Закрыв лицо руками, я заплакала.
– Мамочка, прости меня, если сможешь, прости, – вырвался из горла беспомощный крик. – Ты представить себе не можешь, как я хотела быть Машей! Но я Лена, Лена! – Я упала на колени и прижалась к маминым ногам. Рыдала я так сильно, что в комнату вошёл отец. Оторвав меня от матери, он уложил меня на кровать и заботливо укрыл тёплым верблюжьим пледом.
– Машенька не в себе, – объяснила мама. – Смерть Вадима выбила её из колеи. Надо бы пригласить к ней психоаналитика.
– Клава, в Москве она нашла человека, который посадил её на иглу.
– Что?! – Мама испуганно зажала рот ладонью. – Виталик, ты должен с ним разобраться! – сказала она чуть позже. – Этого выродка надо… убить.
– Он мёртв, Клава. С ним разобрался Вадим.
– Я не Маша, не Маша, – опять затвердила я на одной ноте.
Мама вызвала врача, и тот, не мешкая, ввел мне успокоительное. Я почувствовала, как закружилась голова, и провалилась в сон.
Глава 25
Проснулась я рано утром. Стрелки будильника, вытянувшись в линию, показывали шесть. Мама дремала в кресле у окна. Бедная, как она устала… И зачем только я мучила её своими откровениями? Кому они нужны? Ради этих милейших людей, вытащивших меня с того света, я должна стать Машей и стану ей. А Лена? А что Лена? Лены больше нет. Подумаешь, невелика потеря!
– Машенька, как ты себя чувствуешь? – спросила мама, едва открыв глаза.
Я приподнялась на локте и с грустью посмотрела на неё:
– Я-то хорошо, мамочка, а вот ты всю ночь не спала.
– Солнышко моё, как я могла спать, если ты находилась в таком состоянии?
– Ты просидела рядом со мной целую ночь?
– Конечно, дочка. А разве могло быть по-другому?
– Но ведь ты устала! Мамочка, тебе нужно отдохнуть.
– Доченька, я совсем не устала! Я рада слышать твой звонкий голосок!
Я бросилась к матери на шею и осыпала её поцелуями:
– Мамочка, я в полном порядке. Я чувствую себя великолепно!
– Ну вот и хорошо.
– Я больше никогда не пойду против воли отца, мама. Мне так жалко Вадима. Мне кажется, он меня всё-таки любил…
– Конечно, моя девочка. Ты такая красивая, тебя невозможно не любить.
– Я привыкла к нему за эти дни…
– Мы с папой не были в восторге от него, но… он по-настоящему о тебе заботился, Маша, надо отдать ему должное, когда ты уехала в Грецию, он места себе не находил.
– Если бы Вадим остался жив, я бы обязательно нашла для него добрые слова. – Я подняла голову и, вздрогнув, спросила: – Мамочка, а почему мы скупимся на любовь?
– Не знаю, доченька. Наверное, человек так уж устроен. Помнишь сказку о Синей Птице? Дети пошли искать её за тридевять земель, а она оказалась дома – только руку протяни.
– А почему люди боятся настоящей любви?
– Боятся? Вот уж не знаю. Наверное, не хотят попадать в зависимость.
– Разве это так страшно – попасть в зависимость от любимого человека?
– Да, доченька. Я люблю отца, но я… Я не состоялась как личность.
Мама достала платок и вытерла глаза.
– Мамочка, а если ты зависишь от любви, это тоже страшно? – растерянно спросила я.
– Конечно, Маша, – немного подумав, ответила она.
– Но почему?
– Потому что ничего вечного не бывает. У любви тоже бывает начало и конец.
– Даже у самой большой любви?
– Даже у самой большой.
Мы с мамой спустились в столовую и сели завтракать.
– А что папа? Уже уехал? – намазывая хлеб джемом, спросила я.
– Доченька, ты, наверное, забыла, но сегодня наш папа именинник.
– У него день рождения?
– Да.
– А когда мы будем его поздравлять?
– Вечером, дочка.
– Сегодня вечером?
– Ну конечно! Часам к семи приедут гости. Будет шумно, весело. Правда, папа хотел всё отменить…
– Отменить? Почему?
– Потому что ты ещё слишком слаба, моя деточка.
– Мамочка, не надо ничего отменять! Я прекрасно себя чувствую!
– Я сказала отцу то же самое. Да и развеяться тебе нужно. Так что торжество обязательно состоится.
– Доченька, доброе утро, – раздался за спиной голос отца. Он поцеловал меня в щёку и сел рядом.
– Пап, так ты сегодня у нас именинник?
– Да, Машенька.
– Тогда я поздравляю тебя!
Похлопав меня по руке, отец виновато сказал: