— Понятно. Если бы и хотели отомстить, то отомстили бы самому Винченце или одному его потомку.
— Но зачем они лишили нас магии?
— А мы точно сможем управлять их повозкой?
— Что мы будем делать, если это не они? Или если они поставили барьер и улетели?
Вопросы, которые наперебой задавали мои соратники, волновали и меня. И ответов у меня, честно говоря, не было.
— Всё это сейчас неважно. Для начала надо укрепить власть Светы в Сеньории. Иначе, вернувшись, мы дружно окажемся в тюрьме. Вы же не думаете, что этим прожжённым интриганам нужен кто-то из нас?
Я благодарно улыбнулась Хлодвиге: а этот бенанданти действительно умён. И снова я обратила внимание на его резкие, но соразмерные черты лица и ленивую уверенность движений. Очень интересный мужчина, хоть и не лишённый свойственных местным недостатков.
— Вообще-то, мы — представители не самых последних семейств Венеции. Не посмеют. — Лучиана вздёрнула острый подбородок, тряхнула тяжёлыми тёмными косами, и в этот момент я почти поверила, что эту гордую красавицу действительно никто не посмеет тронуть.
— Ага. А Флавий Септими пять лет назад умер не потому, что отец Балдассаро не имел законной возможности оспорить контракт на строительство Университас в Ульсперанце, а просто подавился вином. Которое почему-то пил в компании вышеупомянутого Фредерика Анафесто. — Женевьева фыркнула, с вызовом глядя на Лучиану.
— Давайте обсудим это завтра? Мы все устали. — Антонио встал из-за стола и широко зевнул.
— Конечно, Антонио. Ты абсолютно прав. — Лучиана улыбнулась и, изящно поднявшись из-за стола, покинула столовую. Удивительно.
Женевьева улыбнулась мне и тоже ушла, поддерживаемая под локоть братом.
— Шива, если тебе не трудно, полетай, пожалуйста, по городу. Мне очень хотелось бы понять, говорят ли горожане о том, о чём сегодня сообщила мне та дама из Совета.
— Её зовут Агостина Марки. Она может быть верным союзником или опасным противником. Как повезёт. — Хлодвиге проводил взглядом вылетающего в окно Шиву, затем обернулся ко мне. — Света, я провожу тебя?
— Проводи.
Мы шли по коридорам Дворца Совета, и Хлодвиге осторожно придерживал меня за плечи, а я лениво размышляла о том, что и с ним меня тоже не устроил бы обычный секс. А вот развлечения в том же формате, что и с Балдассаро — вполне.
— А ведь ты солгала. — Я напряглась, ожидая атаки, но Хлодвиге спокойно продолжал идти вперёд, рассуждая, словно сам с собой. — В то, что Доменике могли убить вероломным ударом в спину, я с трудом, но могу поверить. Но зачем Фредерике Моста отдавал Балдассаро Анафесто палачам, вот в чём вопрос? Он с лёгкостью мог обвинить во всём Доменике, а тебя и племянника оставить невинными жертвами. Никто не возмутился бы.
— Хочешь узнать правду? — Я усмехнулась. Заодно и посмотрим, как Хлодвиге отнесётся к нашим с Балдассаро развлечениям.
— Хочу.
И я подробно рассказала обо всём, начиная с того момента, как предатель оказался привязанным к кровати, и заканчивая его последним наказанием. И только о Марио Тьеполи я всё-таки предпочла умолчать.
— Теперь понимаю. Ну что ж, кесарю — кесарево.
Мы уже почти дошли до моей комнаты, когда Хлодвиге задумчиво, с деланной небрежностью, проговорил.
— Знаешь, я никогда не пробовал такой способ заниматься любовью, о котором ты говорила. Это на самом деле так интересно?
— Хочешь попробовать?
— Сейчас?
— Сейчас я устала. Следующей ночью.
Мы как раз дошли до моей комнаты, и я, не дожидаясь ответа, скользнула внутрь, закрыв за собой дверь. Если решится — найдёт способ сообщить. Заодно и узнаем, как у моего возможного раба обстоит дело с фантазией.
Государственные дела нашли меня уже следующим утром. Хорошо, что я, позавтракав, сначала отправилась в рабочий кабинет дожа, а не в Чьямонту, как собиралась. Выглядели эти государственные дела, как шестеро человек, толпящиеся у дверей моего кабинета. И как минимум двое из них принадлежали к аристократии: я видела их на Празднике Обручения.
— Господа, доброе утро. Чем обязана столь раннему визиту?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Простите, догаресса, нашу возможную бестактность. Мы привыкли к тому, что многоуважаемый Фредерике Моста с раннего утра приступал к заботам о нуждах Венеции. — Коренастая короткостриженная женщина с холодными серыми глазами говорила учтиво, и даже слегка склонила голову в конце, но учтивость не скрыла пренебрежение.
— Теперь Светлейшей Сеньорией правлю я. И вам придётся привыкнуть к моим привычкам и предпочтениям. Тем не менее, сейчас я вас выслушаю — в память о моём названном отце.
Мы вошли в кабинет. Я не стала садиться, вынуждая стоять и остальных.
— Мы хотели бы узнать, когда состоятся похороны сына славного рода Моста.
Теперь говорил непримечательный мужчина средних лет. Интересно, входят ли они в состав Большого Совета? Я напрягла память: ничего. Все воспоминания о том дне вертелись возле лиц предателя и Фредерике. Что ж, играем ва-банк.
— Как только позволит ситуация в городе. Не станете же вы утверждать, что не знаете о том, что многие из славнейших аристократов Венеции сочли возможным проявить неуважение к последней воле покойного правителя?
Мужчина спокоен. Ни произвольных движений, ни румянца, ни бледности. А вот женщина заметно нервничает: мнёт в руках край серебристого восточного наряда.
— Вы должны понимать, что воля покойного дожа не играет никакой роли. Сеньорией не может и не будет править человек, не знающий её законов и обычаев. — Женщина отпустила многострадальное одеяние и прямо посмотрела мне в глаза.
— Человек, пришедший из омерзительного мира, веками преследовавшего и изничтожавшего наших предков. — Мужчина был по-прежнему спокоен, но пространство вокруг меня ощутимо напряглось. — Вам стоит добровольно отказаться от своих притязаний.
Понятно. Пришли пытаться решить вопрос мирным путём. Логично.
— Мне очень жаль, господа, но я не могу согласиться с вашим предложением. Хотя бы потому, что обещала Фредерике позаботиться о Венеции. А теперь позвольте попрощаться с вами.
Мысль — и парочка исчезла из моего кабинета. Прогуляются по ущелью Мира, полюбуются красотами природы, заодно и подумают о своём поведении.
— А вы зачем пожаловали?
Четверо незнакомых мне мужчин стояли в уголке и явно чувствовали себя неуютно.
— Мы, изволите ли видеть, госпожа догаресса, представители городских скуол. И нас очень беспокоит то, что происходит в городе. Скуола Свободных Воинов с утра к чему-то готовится, собственные отряды аристократов тоже приведены в готовность. Мы — люди мирные, госпожа догаресса, но отпор сможем дать, если понадобится. Но обстановка нервная, сами посудите: дож не похоронен, вы не обручены с Терриной…
— Я поняла вас. Теперь идите, и передайте всем и каждому, что нет никаких поводов для волнений. Фредерике Моста будет похоронен завтра утром, и задержка связана исключительно с необходимостью решить, какого рода почести следует воздать покойному. На следующий день после похорон я обручусь с Терриной. И для похорон, и для обручения будут проведены соответствующие процессии и церемонии.
Я видела, что делегаты недовольны, и хотели бы больше гарантий, но смысла в продолжении разговора не было. Я больше ничего не могла им сказать или пообещать.
Попрощавшись, представители городских скуол наконец-таки покинули мой кабинет, и я уронила голову на стол, вцепившись руками в волосы. Что же делать? Что мне со всем этим делать?
— Велла? Слуги сказали, что ты уже успела принять мастеров скуол и госпожу Градениге с братом.
Женевьева и Антонио вошли в кабинет и остановились, не доходя пары шагов до стола. Выглядели они как-то странно. Словно ночью произошло что-то страшное, о чём они совершенно не хотят говорить.
— И принять успела, и отправить прогуляться в ущелье Мира. У вас такой вид, словно кто-то умер.
— Не умер. И не умрёт! — Антонио решитель но подошёл и похлопал меня по плечу. — Шива влетел вчера ночью в окно наших покоев, серьёзно раненным. Кажется, кто-то пытался подстрелить его из лука.