«Не спать, а то умрешь!» – Ильмо вдруг вспомнил зловещее рунное предсказание, и у него мурашки побежали по коже. Первый раз он слышал, чтобы к Унтамо обращались вот так, напрямую. Зачем призывать такие могущественные силы, если не уверен, что с ними справишься? Как бы не уснуть навечно от такой опрометчивой ворожбы!
Но сделать он ничего уже не мог. Имя бога прозвучало, и неодолимая дрёма тяжелым облаком накрыла крыльцо. У Ильмо ослабели колени. Не в силах сопротивляться заговору, он сполз вдоль резного столба вниз и сел, привалившись к нему спиной. Где-то в туче снова оглушительно прогрохотало, но Ильмо даже не испугался – видно, его страх уснул раньше него.
Внезапно Кюллики оборвала заговор на полуслове. Глаза ее затуманились, дыхание участилось. Вдруг она начала говорить, монотонно и напевно:
– Два брата, два ворона: черный и красный, один с севера, другой с юга, один с болота, другой с пожарища – прокляты оба! Вижу пламя – много жизней в нем сгорает, неповинных, за ревность и злобу братьев-вождей. Большой дом горит на холме, и рябина у порога срублена, и камни очага выброшены вон! Вижу – из огня выходит мертвый воин. Тело его объято пламенем, душа его черна, как зола, сердце его полно ненависти. В одной руке он держит меч, в другой – пастуший рог. Вот он трубит в рог, поднимая за собой неисчислимые орды нечисти… и бежит перед ним все живое, но напрасно – он знает свои жертвы, и они от него не скроются…
Кюллики задыхалась, лоб ее блестел от пота, но жуткие и непонятные слова сами собой продолжали вырываться из ее рта. Ильмо вслушивался, пока хватало сил, но наконец сон одолел – и он провалился в забытье.
В небе рокотал гром, холодно вспыхивали молнии. Лосиный остров поливало дождем.
Сколько Ильмо проспал на крыльце, известно одному Укко. Очнулся он от того, что кто-то с силой тряс его за плечо. Во дворе стояли лужи, но дождь давно кончился и ветер разметал по небу последние обрывки облаков. Солнце неторопливо уходило за дальние острова. На берегу лаяли собаки, из дома слышались веселые девичьи голоса. Ахти стоял рядом на крыльце, и вид у него был совершенно заспанный.
– И тебя зацепило? Ильмо приподнялся, собираясь встать.
– Тс-с-с! Ахти повернул его за плечо в сторону двора, и Ильмо увидел Кюллики. Она сидела на нижней ступеньке, скрючившись и уткнувшись лицом в ладони. Платок сполз с ее головы, и по спине рассыпались густые, совершенно седые косы.
– Она теперь будет спать, – шепотом пояснил Ахти. – Ее нельзя будить, пока сама не проснется.
Ильмо молча кивнул. Он наконец понял, что сделала знахарка. Ее тело погружено в сон, а где блуждает душа, знают только боги, которых она призывала себе в помощь. Ему следовало догадаться раньше. Когда-то он и сам пытался проделывать подобное, но безуспешно.
– И когда она проснется? Ахти развел руками.
– Кто ж знает? Может, сегодня, может, завтра. Она, когда на ладонях гадает, всегда по-разному спит. Но не дольше девяти дней.
– Девяти дней?! Это я должен еще девять дней торчать на Лосином острове?
– Да тихо ты! – шепотом прикрикнул на него Ахти. Тут со ступеней донесся тихий вздох, и Кюллики подняла голову.
– Вот, разбудили, – с упреком сказал Ахти. – Небось теперь вся ворожба насмарку.
Кюллики встала, сладко потянулась, как после долгого сна, и будничным голосом сказала:
– Ахти, ягодка моя, что ты гостя держишь на крыльце? Проходите в дом, пироги небось давно поспели…
О предсказании она и словом не обмолвилась, как будто его и не было. Ильмо с удивлением покосился на приятеля. Когда Кюллики скрылась в сенях, Ахти шепнул ему на ухо:
– Ты не удивляйся. Она когда вот так ворожит, потом ничего не помнит.
После сытного ужина, когда зашло солнце, и Лосиный остров начал отходить ко сну, Ильмо осмелился напомнить Кюллики о прошедшем гадании. Он пересказал ей посланное богами страшное видение – всё, что запомнил, – и попросил его истолковать. Женщина, как будто ожидавшая этого вопроса, села на лавку и пригласила гостя сесть рядом. Откуда-то из сумрака выскочила девочка-служанка, воткнула лучину в светец. На этот раз Ахти при разговоре не присутствовал. Ильмо смотрел на мать своего друга и удивлялся ее цветущему виду и ясному взору, как будто не она только что творила сложные и опасные чары. Он ведь по собственному опыту знал, как это изнурительно. В блестящих глазах Кюллики плясало пламя лучины.
– Итак, видение, – проговорила она. – Ты должен понимать, что это не будущее. В мире богов ни прошлого, ни будущего нет. Время богов – Сон Унтамо, человеческие годы для них значения не имеют. Слово, что пришло через меня в этот мир, не описание того, что будет, и не объяснение прошлого. Скорее, предупреждение.
– Но мне угрожает опасность?
– Вот это – бесспорно. Встретив тебя на пороге, я сразу поняла, что ты ходишь под сенью огромной беды. И добро бы – ты один. Но ты навлекаешь несчастье на всех, с кем связан…
Ильмо сцепил пальцы в замок.
– Тун снова на меня нападет?
– Может, да, а может, нет – если решит, что ты погиб в озере. Но грозящая тебе опасность связана не с туном.
– Как? Кюллики устало вздохнула.
– Пойми, Ильмо, ты не средоточие вселенной. В мире происходит что-то нехорошее. Одно тянет за собой второе, второе – третье, и вот леса и озера полнятся демонами, а туны пересекают Борозду и начинают охотиться на людей. Нечто вызывает перемены в мироздании, и все они к худшему. Не знаю, зачем тебе это говорю, – всё равно не поймешь… С другой стороны, они и тебя коснулись. Пока самым краем…
– Ничего себе «краем», – проворчал Ильмо. – Но если беда мне грозит не от туна, то от кого?
– Не знаю, Ильмо. В видении, насколько я понимаю, речь идет о родовой вражде и мести. Тебе виднее.
– У нашего рода нет врагов!
– Ой ли? Ты даже про первопредка своего ничего не знаешь, а как насчет отцов и дедов? Нет ничего проще, чем приобрести врага. Например, мой сын Ахти едва не вызвал войну рода Каукомьели с сильным и многочисленным родом Саво. Он похитил там девушку, дочь вождя…
– Эка невидаль, – пробормотал Ильмо.
– …но вскоре вернул ее обратно, – спокойно закончила Кюллики. – Ее родители очень обиделись.
В памяти Ильмо что-то шевельнулось.
– Это ведь ты приказала ему вернуть невесту?
– Я, – кивнула Кюллики. – и Ахти знает, почему. Впрочем, скажу и тебе. Ему предсказана смерть от жены. Так что, пока я жива, он не женится.
Голос Кюллики вдруг изменился.
– Ах, как он похож на отца, – глухо проговорила она, и в ее голосе зазвучало затаенное горе. – Мой Лемпи, ягодка лесная, тоже был красавец-удалец. Как из лука стрелял, как песни пел! А сколько девушек по нему сохли! Его родичи очень не хотели, чтобы он на мне женился, – меня ведь уже в девичестве считали ведьмой, женихи от меня бегали. Но мне до их хотения дела не было. Тем более, я знала, что моему милому не суждена долгая жизнь. Я решила – пусть недолго, да мой. Вот и приворожила его…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});