Читать интересную книгу Двойник Декстера - Джеффри Линдсей

—Ага, — подтвердил Худ, и Доукс закивал, продолжая радостно улыбаться.

—Ну что ж, бывает, — объяснил я. — Именно на такой случай я держу в сумке чистую рубашку.

Худ продолжал глазеть на меня, а я пожал плечами.

— Вот я ее и надел, — закончил я, надеясь, что он на­конец поймет.

— Прекрасно, — сказал он и кивнул, точно признавая мой несомненный здравый смысл, а потом достал третью фотографию.

Я взял ее. Опять я, бесспорно я. Мое лицо в профиль. Я смотрел вдаль с выражением благородной тоски, кото­рое, возможно, возникало незадолго до обеда. На лице виднелась легкая тень щетины, которой не было на первых снимках, а значит, третью фотографию сделали в другое время. Но поскольку все пространство снимка занимало преимущественно мое лицо, я не мог почерпнуть больше никакой информации. С другой стороны, фотографию никоим образом нельзя было использовать против меня.

Поэтому я покачал головой и положил фотографию обратно на стол.

—Красивая фотка. Скажи, детектив, ты считаешь, что некоторые бывают слишком красивы?

—    Ага, — ответил Худ. — Я считаю, что некоторые бы­вают слишком остроумны.

И он бросил на стол последнюю фотографию.

— Ну-ка посмейся вот над этим, шутник.

Я взял снимок. Снова я, но на сей раз рядом с Камил­лой Фигг. На ее лице застыло такое выражение испуган­ного обожания, нежности и тоски, что даже дурак вроде Худа разгадал бы его без посторонней помощи. Я рассмат­ривал фотографию в поисках подсказок и наконец опре­делил место действия. Снимок сделали возле Факела, где мы нашли офицера Гюнтера. Ну и что? Зачем этот тупой верзила показывает мне мои же фотографии, как бы хо­роши они ни были?

Я вернул снимок на стол.

—Ая и не знал, что такой фотогеничный. Можно взять их на память?

— Нет, — сказал Худ. Он склонился над столом, и от запаха немытого детектива и дешевого одеколона меня чуть не стошнило. Худ сгреб фотографии и засунул в кон­верт.

Когда он отстранился на несколько шагов, я снова вздохнул. Поскольку мое любопытство дошло до точки кипения, я употребил дыхание на то, чтобы заговорить.

—   Красивые снимки, — подтвердил я. — Ну и что дальше?

— И что? — повторил Худ, и Доукс вновь издал нечле­нораздельный, но радостный звук. Слов я не разобрал, но искаженные слоги, в которых отчетливо слышалось «я тебя поймал», отнюдь не подняли мне настроение.

— И это все, что ты можешь сказать про коллекцию, которую собрала твоя подружка?

—Я женат, — возразил я. — У меня нет подружки.

—Да, теперь нет, — согласился Худ. — Она мертва. Точно кто-то подключил их с Доуксом к одной сети и

щелкнул рычажком за сценой, оба оскалились в унисон, являя собой блистательное воплощение кровожадной ра­дости.

— Фотографии нашли в квартире Камиллы Фигг, — пояснил Худ. — И их там сотни.

Он наставил толстый, как банан, палец мне прямо между глаз.

— И на всех — ты.

Глава 20

Вполне возможно, где-то в мире дети смеются без забот, и в играх их радость ничем не омрачена. Где-то легкие ве­терки колышут траву на лугах, а невинные юные парочки, держась за руки, прогуливаются в лучах солнца. Где-то на нашем грязном маленьком шарике существует хотя бы отдаленная вероятность мира, любви и счастья, обитающая в сердцах и умах добродетельных людей. Но прямо здесь и сейчас Декстер увяз в Дерьме, и любая разновидность счастья кажется издевательской небылицей, если только тебя не зовут Худ или Доукс — тогда ты живешь в лучшем из возможных миров. Посмотри, какой смешной этот Декстер. Посмотри, как он корчится, как на лбу выступа­ет пот. Ха-ха-ха, как смешно. Посмотри, посмотри, губы у него движутся, но он ничего не может произнести, кро­ме нескольких бессмысленных гласных. Дрожи, Декстер. Бойся и дрожи. Ха-ха-ха, Декстер, ты такой забавный.

Я все еще пытался вспомнить хоть какой-нибудь со­гласный звук, но тут заговорила сестра.

—Чего ты гонишь, дубина? — спросила она, и я осо­знал: именно эти слова я искал. Я закрыл рот и кивнул.

Худ поднял брови, но лоб у него оказался таким низ­ким, что они почти слились с волосами.

—Гоню? — с преувеличенным простодушием спросил он. — Я не гоню. Я расследую убийство.

—   С помощью двух дурацких фотографий? — с очаро­вательной насмешкой уточнила Дебора.

Худ подался к ней и переспросил:

—Двух? — Он фыркнул. — Я уже сказал, их сотни. — Детектив снова ткнул в меня гигантским пальцем. — И на всех — этот хохотунчик.

— Ну и что, блин? — уточнила Дебора.

— Фотографии в рамочках висят на стенах, — безжа­лостно продолжал Худ. — Приклеены к холодильнику. Лежат на ночном столике. В коробках, в шкафу. В папке на крышке унитаза, — произнес он с плотоядной ухмыл­кой. — Сотни фоток твоего брата, детка.

Он качнулся вперед на полшага и подмигнул.

— Может быть, меня и не снимут в «Сегодня», чтобы я об этом рассказал, в отличие от некоторых неудачников, которые арестовывают не тех, кого надо, — проговорил Худ, — но теперь именно я занимаюсь расследованием. И я думаю, все эти фотки кое-что значат, и, может быть, го­раздо больше, чем «кое-что». Я думаю, твой братец при­кончил Камиллу, так как она собиралась признаться его очаровательной женушке, ну а он решил ей помешать. Поэтому я спрошу еще раз, вежливо и официально, — произнес он, вновь подавшись ко мне. Вонь его немытых подмышек смешалась с запахом гнилых зубов, и у меня заслезились глаза. — Ты что-нибудь можешь пояснить по поводу этих фотографий, Декстер? А также по поводу тво­их отношений с Камиллой Фигт?

—Про фотографии я понятия не имел, — ответил я. — И никаких отношений с Камиллой не было, не считая того, что мы работали вместе. Я ее почти не знал.

—Да-да, — протянул Худ, продолжая смотреть мне в лицо. — И это все, что ты можешь сказать?

— Еще я могу сказать: «Пойди и почисть зубы».

Несколько долгих секунд он стоял неподвижно, и они

показались мне еще дольше, так как он снова выдохнул. Но наконец Худ кивнул, медленно выпрямился и подыто­жил:

— Будет весело.

Его отвратительная улыбка стала шире.

— С пяти часов сегодняшнего дня ты отстранен от ра­боты вплоть до окончания расследования. Если хочешь обжаловать это решение, свяжись с администратором от­дела кадров. — Он повернулся к Доуксу и дружелюбно кив­нул. Ледяной узел в моем животе стянулся прежде, чем Худ нанес последний удар. — То есть с сержантом Доуксом.

—  Ну разумеется, — отозвался я. Просто идеальная расстановка сил. Оба улыбнулись, глядя на меня с искрен­ней сердечной радостью. Покончив с улыбками и едва не расплавившись в процессе, Худ развернулся и шагнул к двери. На пороге он обернулся, ткнул пальцем в Дебору и щелкнул языком, словно спусковым крючком.

—Увидимся, неудачница, — сказал он и вышел в ко­ридор с таким видом, точно собирался на вечеринку в честь собственного дня рождения.

Сержант Доукс все время не сводил с меня глаз, до самого финала. Он улыбнулся, бесспорно, радостнее, чем когда бы то ни было, а когда я уже подумывал запустить стулом ему в голову, снова издал свой ужасный, булькаю­щий, безъязыкий смех и последовал за Худом.

В кабинете надолго воцарилась тишина. Притом от­нюдь не мирная и созерцательная. Это была тишина, ко­торая наступает после взрыва, когда выжившие смотрят на тела погибших и гадают, не упадет ли следующая бомба. Жуткое молчание прервала Дебора, которая наконец по­качала головой и сказала:

—О Господи...

Несомненно, это подводило итог всему, поэтому я про­молчал.

Дебора повторила то же самое и добавила:

—Декстер, я должна знать.

Я удивленно взглянул на сестру. Она явно не шутила, но я не мог понять, о чем речь.

—Что ты хочешь знать, Деб? — спросил я.

—Ты спал с Камиллой?

И теперь настала моя очередь сказать «О Господи».

Я был в неподдельном шоке.