умею плавать.
– Умеешь, – отрезал Морган, – почему-то я уверен, что ты умеешь, – он почувствовал мысленный зуд. Что-то мешало ему понять: почему ему кажется, что они давным-давно знакомы?
– Я не смогу…
– Представь, что идёшь по земле. Нужно всего лишь добраться до центра и взглянуть в своё отражение.
– Слишком просто, – Вайя закусила губу, – ты не понимаешь… увидеть себя настоящего – тяжелое испытание.
– Пойдем, – Морган взял Вайю за руку, – закрой глаза.
Каждый шаг отдавался почти физической болью. Вайе казалось, что она сейчас врежется в стену. Толща воды восстанет, столкнется с ней лоб в лоб и проглотит. Будет медленно и старательно жевать, а потом выплюнет на радость хищным рыбам.
– Морган?
Вайя открыла глаза. Почти не ощутила разницы. Моргана нигде не было. Она оказалась совершенно одна. Посреди абсолютной тьмы. Осторожно опустилась на колени. Невозможно что-либо разглядеть. Как посмотреть в глаза озеру Танатос, если глазницы пусты? Легла животом на лед. Поздно отступать. Она не пойдет обратно. Сама не пойдет. Может быть, удастся заснуть? С острова все равно никуда не денешься. Завтра она и не вспомнит. Что это? Как только Вайя прикоснулась губами к поверхности озера, как только её ресницы затрепетали, а щеки закололо от холода, она смогла разглядеть ещё один слой темноты. Вайя приподнялась немного, зажмурилась, открыла глаза и снова попробовала увидеть своё отражение.
– Не… невозможно, – прошептала она, – у меня нет лица. Морган! – закричала. – Где ты?
Померещилось? Вайя собралась с силами и взглянула снова. Вот она, на шее – окарина, темное платье, коралловые сережки, длинные волосы, заплетенные в рыбацкую косу, а вместо лица – пустота. Кто-то пролил черную краску на её портрет. Странное чувство. Смотришь в окно, а за окном – стена. Вайя судорожно ощупала лицо ладонями. На месте? Что происходит? Ещё раз взглянула. Ни глаз. Ни носа. Ни рта. Но откуда тогда раздается крик? Это она кричит?
– Морган!
Неужели это её настоящее лицо? Неужели ей нужен другой человек, чтоб темнота отступила и она смогла увидеть саму себя?
Нет. Нет.
Что за странный шум? Вайя почувствовала влагу на своих ладонях.
Лед тронулся.
Треснул циферблат на башенных часах.
Вайя не успела даже вскрикнуть…
Глава 13 от лица Моргана
Не помешало бы выбрить виски. Но только не сегодня.
На полочке в ванной лежал кожаный чехол, в котором я хранил цирюльные принадлежности. Опасная бритва, камень для заточки, ремешок с абразивной пастой. На лезвии было выгравировано: «Amantes amentes»[52].
Превратить обычное утреннее умывание в русскую рулетку. Это в духе Адониса.
Я вспомнил день, когда получил подарок.
Открыв холодильник и убедившись, что из съестного остался лишь одиноко лежащий на столе пакетик зеленого чая, я помечтал о добротном куске мяса, вздохнул и пошел ставить чайник.
– Ах! – раздался из спальни женский голос с придыханием.
Пришло новое сообщение. От Адониса.
Подавил в себе искушение сразу же броситься к телефону.
– Ах! – снова раздался возглас.
«Выйди из квартиры» требовали черные буквы.
Уже бегу. Я никому не позволяю собой манипулировать. Единственный способ выиграть в игре, где не ты придумал правила, – не играть в неё. Так что не дождетесь.
Но любопытство оказалось сильней.
Я отворил дверь, вышел на лестничную клетку как был, в помятой рубашке и спортивных штанах, с всклокоченными волосами, и внимательно осмотрелся по сторонам – ничего. Это становилось даже увлекательным.
– Ах!
«Зайди в лифт» – заявило новое сообщение.
Нажал на кнопку. Меня не покидало ощущение, что за мной наблюдают. Было некомфортно. В лифте обнаружил небольшой картонный пакет с надписью «Тебе» посередине.
Так опасная бритва оказалась на моей полке. Так я впервые выбрил виски… Хватит! Это мазохизм чистой воды. Зачем жевать эту ментальную жвачку? Мы перестали общаться. Точка. Но почему я чувствую, что должен вспомнить всё в мельчайших подробностях? Прокрутить через мясорубку своей памяти, превратить в фарш. Прожевать, пережить и идти дальше. Мне нужно осознать важность этой потери, а потом вычеркнуть Адониса навсегда.
У меня была своя «тетрадь смерти». Никто не умирал оттого, что попадал туда, но если я вписывал чье-то имя, человек исчезал из моей жизни. Обратной дороги не было. Нечего давать людям второй шанс. Только при знакомстве, действует в первые сорок восемь часов. Сезонную распродажу своего времени не устраиваю. Что мертво – то мертво. На дохлой лошади далеко не уедешь, даже если кажется, что она полна сил. Бежать прочь и не оглядываться. Не проверять пульс, не перевязывать ей раны. Не думать, что она поправится. Ни в коем случае не ехать верхом! Смрад разлагающегося крупа никогда не достигнет ноздрей, если скакать во всю прыть. А скакать все равно недолго, трупный яд рано или поздно расползется в воздухе и отравит.
…Я разделся и подошел к зеркалу. Зашторил окна, включил лампу.
Марта и Сережка пошли гулять.
«Восхитительное субботнее утро».
Вот что они сказали. Налили кофе в термос и ушли. Иногда я думаю, что кто-то ненавидит меня настолько сильно, что приплачивает им за счастливый вид. Не важно, что они делают – готовят оладьи, режут кинзу, красят балкон, – они получают удовольствие от процесса. От общения друг с другом. От них исходит какое-то свечение. Они смотрят друг на друга и видят. Часто люди смотрят мимо, проверяют, как на них реагирует собеседник, моргают невпопад или втыкают в стену. Но Сережка и Марта смотрят друг на друга цепко. На меня так Марта никогда не смотрела. Она казалась мне склизкой, вечно влажной, как жаба. Я часто наблюдал за тем, как они целуются во время обеда. Она никогда не вытирала губы после еды. Переодевалась в гостиной, прямо напротив окна, светила своими большими сиськами и бедрами в плену кружевного белья. Меня это бесит. Меня бесит это пышущее эстрогенами существо! Меня бесит, что её гендер определяет её бытие. Она в первую очередь женщина, а потом человек. Летом она ходит в коротких ситцевых платьицах. Платьицах не по возрасту. Красит губы в цвет «спелой вишни». Так она говорит. А в сезон вишни жадно набрасывается на ягодки, обгладывает, обхватывает их губами… Как голодный стервятник – падаль. Зимой надевает халатики с глубоким вырезом. По ночам она бешено стонет, как будто подражает дешевым порноактрисам. Я всё слышу, я даже купил беруши, но я все равно всё слышу.
Как-то раз я не мог заснуть из-за их любовных утех. Это была ночь перед экзаменом по акушерству. Удалось поспать несколько часов на рассвете. Мне снилась всякая муть. Я был собой, но в