— Взяв кредит? — безэмоционально уточнил он.
— Даже если и так – это не твоё дело. Мне не нужны твои деньги. Я ничего у тебя не просила! — зло отчеканила я. — Ты не имел права…
— Я просто помог, Алин, — с нотками усталости произнёс он. — Твоей маме нужна была помощь. Что плохого в том, что я ускорил процесс? Пока ты искала деньги, могло случиться… непоправимое. Не делай из меня козла хотя бы в этом.
Умом я понимала, что в чём-то Андрей прав.
И что, скорее всего, если бы я получила в банке отказ по кредиту, то наступила бы себе на горло и обратилась бы к нему за помощью…
Вот только сейчас мной руководили эмоции. И гордость. Последняя чувствовала себя истоптанной.
— Я не хочу быть тебе должна, — отчеканила я, сжав в руке телефон до боли в пальцах. — Я верну тебе всю сумму…
— Не стоит…
— Это был не вопрос! — не дала я ему договорить, сбросив вызов и выключая телефон.
Дойду до банка и верну ему всё сегодня же!
А если откажут – отдам пока всё, что есть, а на остальную сумму напишу расписку!
Только нужно успокоиться. Взять себя в руки.
В душе царил настоящий хаос.
Меня физически душил факт того, что я обязана Андрею.
Я не хотела быть ему должна.
Просто не хотела.
И пусть какая-то часть меня понимала, что он помог. Что поступил правильно. Что в ситуации с мамой даже день промедления мог сыграть злую шутку…
Я всё это понимала.
Но не могла… просто не могла…
В таком состоянии меня и застала Катя.
Сидящей в прихожей, в одном кроссовке и с телефоном в руке.
— Ты уходишь или только пришла? — безразлично уточнила она, проходя мимо. — Надеюсь, что уходишь.
— Андрей оплатил маме операцию, — начала я рассказывать, проигнорировав выпад в мою сторону. — Только что звонила врач. Сказала заехать сегодня...
— Отлично, — Катя остановилась, окидывая меня взглядом. — Можешь возвращаться в нору, из которой сюда выползла. И спасибо за Андрея. Хоть на что-то ты сгодилась…
— Хватит! — вскочила я на ноги и рявкнула на Катю с такой силой, что она буквально отпрыгнула от меня на несколько шагов. — Сколько можно? Тебе самой не надоел собственный юношеский максимализм? Ладно раньше – что взять с ребёнка! Но сейчас то ты должна хоть что-то анализировать из увиденного! Или ты только при Андрее умеешь держать рот закрытым?
— Раньше? — Катя гадко рассмеялась. — Что раньше, что сейчас – ты какая была, такая и осталась! И от Андрея тебе нужно только одно – его деньги. И мне искренне жаль его. Как собачонка прибежал к тебе и достал кошелек, как только ты попросила. Хотя, может ты и не просила. Может отработала. Или отработаешь…
— Заткнись, — рыкнула я, с трудом сдерживания желание влепить ей хорошую оплеуху. — Иначе я забуду, что ты моя сестра и…
— Сестра? — зло выкрикнула Катя. — Ты мне никто! Ты должна спасибо сказать маме, что она тебя не выкинула, а продолжала воспитывать, когда папа умер!
— Что ты несёшь! — воскликнула я, пытаясь уловить хоть каплю смысла в потоке этого бреда.
— Правду! — кричала Катя. — Когда папа с мамой познакомились, ты уже была у него! Сиротка! Дочь его первой жены, нагулянная непонятно от кого! Ты никто нам! Ник-то! — по слогам повторила Катя. — И навсегда останешься никем.
52
Андрей Лазарев
***
Поняв, что Алина бросила трубку, решив оставить последнее слово за собой, я отложил телефон на стол.
Перезванивать сейчас – плохая идея. Нужно дать ей время немного остыть. Ну и проанализировать всё.
И это касалось не только моей оплаты операции её матери.
Я же видел, как она ко мне тянется. Чувствовал, как Алина сдерживает себя.
Зря.
Для себя я уже всё окончательно решил.
Осталось дождаться, когда и сама Лина поймёт, что только зря себя мучает попытками держаться от меня подальше.
Пять лет ничего не изменили. Неужели она думает, что что-то забудется теперь? Нет. Некоторые вещи, как оказалось, не подвластны ни годам. Ни здравому смыслу. Ничему.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я привык учиться на собственных ошибках. Терять ещё несколько лет в мои планы не входило. Наоборот. Мысленно я уже планировал, как буду навёрстывать упущенное…
— Ты так плотоядно улыбаешься, аж жуть берёт, — на кухню вошёл Паша, потягиваясь и маршируя в сторону кофемашины.
— И тебе доброе утро, — поприветствовал я брата, не став комментировать его сравнение.
— А доброе ли, — буркнул он, поморщившись от звука загудевшей кофемолки. — Как Лина? Сегодня снова к ней поедешь?
— И почему мне слышится в твоём тоне неодобрение? — усмехнулся я, смотря на хмурого Павлика. — Разве не для этого ты привёз её сюда?
— Просто, — брат поморщился, едва заметно покачав головой. — Я не оценил масштабы. Та Лина, которую видишь ты, разительно отличается от той, в которую она превращается, стоит тебе скрыться из вида. Я… она дорога мне, Андрюх. И каждый раз, видя, как она делает вид, что у неё всё в порядке – я чувствую себя виноватым. Потому что до того, как я привёз её сюда, у неё действительно было всё в порядке.
— Я люблю её, — слова удивительно легко слетели с языка. — Как и она меня. Я сумею всё исправить.
— Страсти то какие, — на кухню вошёл отец, услышав обрывок нашего разговора. — В такие минуты я жалею, что мой возраст не взял своё в плане слуха. Доброе утро, дети.
— Доброе, папа, — рассмеялся на его реплику Паша. — Да я тоже чуть не оглох. Андрей сказал слово на букву «Л». Как бы лягушки с неба не посыпались.
— Не кривляйся, — покачал головой отец, присаживаясь рядом со мной. — Лучше кофе сделай, будь добр.
— Кухонный раб Павел к вашим услугам, — театрально поклонившись, брат взял кружку и подставил её под кофемашину.
— Мне нравится твоя Алина, — как бы между делом произнёс папа, смотря на манипуляции Паши. — Хваткая. Она и тогда, когда ты приводил её к нам, была такой. Только слишком сильно пыталась нам с матерью понравиться. Боялась, что мы сочтём её жадной до денег пустышкой.
— На счёт денег можешь не переживать, — протянул я. — Ей они как были не нужны, так и… скоро, чую, расписку мне писать будет. Упрямая.
— Расписку? — зацепился за реплику Паша.
— Я оплатил операцию её матери, — признался я, вызывая у Паши шумный и наигранный вздох. — Что?
— И снова разругался с Линой на этот счёт? — брат протянул отцу приготовленный экспрессо. — Не верю, что она согласилась просто принять от тебя…
— Она узнала об этом по факту. И не от меня.
— Дурак.
— Да, — неожиданно согласился с ним отец. — Даже я понимаю, что девочка сейчас в лепёшку разобьётся, нежели будет должна тебе хоть рубль.
— Разберусь, — отозвался я.
Алине нужно просто немного времени. Я его дам. До вечера.
А там она выдохнет. И мы спокойно поговорим.
— Матери, — едва слышно усмехнулся папа. — Что хоть за операция?
Пока я обрисовывал суть, папа лишь неодобрительно качал головой.
— Бедная девочка, — выдохнул он, делая большой глоток кофе.
— Она не девочка, — отшутился Паша. — Сколько у нас годиков Линкиной матушке?
— Да не мать же она ей, — не дал мне отец ответить, поясняя: — Дурень этот, — он мотнул головой в сторону Паши, — когда привёл сюда Алину, я сделал запрос на всю её подноготную. Думал, если сама не уйдёт или… не важно. Не мать ей эта женщина. Я, ради интереса, копнул чуть глубже. Печальная судьба, на самом деле. Даже удивительно, что жизнь её не сломала, а закалила.
— Поясни, — попросил я, тут же добавляя: — А подноготную тебе дали в письменном виде? Тогда лучше…
— Я думал, ты знаешь, — задумчиво протянул отец. — А сама Лина тоже не в курсе? Интересно.
— Бумаги дашь? — повторил я свой вопрос, а когда отец поднялся на ноги, предупредил Пашу: — Алине ни слова. И флористке своей не вздумай…
— Я совсем дурак по-твоему мнению? — оскорбился Паша. — И у флористки есть имя. Юлия. И она не флористка, — впрочем, он сам понял, как абсурдно звучат его слова. — Да не буду я ничего говорить. Ни к чему это.