в дверь постучали. – Здесь я распоряжаюсь! Заруби это на носу.
– Вижу, – совсем грустно сказал Матвей. – По принципу: я начальник – ты дурак. Все меняется: политика, экономика, времена, нравы, одно только на Руси не меняется – принцип властвования.
Он встал, и глаза его так похолодели, что председатель осекся на полуслове.
– Я предупредил, Антон Сергеевич, завтра проверю. Не хотелось бы недоразумений. Сорри.
Матвей открыл дверь и прошел мимо двух молодых парней, явно не принадлежащих к рабочему классу, с удивлением глянувших на неизвестного им посетителя. Охрана, догадался Матвей. Как и всякий уважающий себя чиновник, использующий приемы государственного рэкета, обходящий или попирающий закон, будучи даже аграрием, председатель колхоза имел охрану, а это означало, что в системе беспредела, господствующей в стране, Дурбань занимал четко отведенное ему место. И ничем не отличался от вожаков бандитских структур, которые действовали в городах, опасаясь конкурентов, органов правопорядка и просто честных людей.
Лида освободилась в этот день пораньше, и они наконец поговорили, сидя в саду под тенистой березой, которую Лида не стала трогать при строительстве дома. Оранжевые лучи низкого солнца изливались густым потоком параллельно земле и казались ощутимо плотными, на солнце можно было смотреть не отрываясь; волны запахов плыли по саду, вызывая эйфорическое состояние легкости и покачивания; где-то пела свирель – пастух скликал разгулявшееся стадо; смеялись дети, кто-то отбивал косу, и звонкие хрупкие удары плыли над лугом, как воздушные шарики. И Матвей впервые за последние несколько лет почувствовал себя ребенком. Защемило сердце: захотелось вернуться в детство, окунуться в океан добрых детских забав, помечтать о несбывшемся. Душа не желала принимать мир таким, каким он стал: жестоким, злым, беспощадным, больным и страдающим. Однако и изменить она ничего не могла. Матвей уловил тревожные изменения в идиллической картине покоя и заставил себя вернуться на землю.
– …мечтает стать изобретателем, – засмеялась Лида, не замечая состояния брата; она говорила о сыне. – Ну а ты что молчишь? Рассказал бы, как живешь, как работаешь. Не женился еще?
– Не успел, – сказал Матвей, глядя, как во двор входят пять человек: Шавло Константин Кириллович собственной персоной, в форме сержанта милиции, и четверо крепких молодых ребят, похожих друг на друга, как огурцы с одной грядки.
– Константин Кириллыч? – удивленно округлила глаза Лидия. – Что привело вас к нам?
– Это ко мне. – Матвей встал, мягко подтолкнул сестру к дому: – Иди, мне надо с ними погутарить. Успокойся, все будет хорошо.
Лидия ушла, оглядываясь с сомнением в глазах. Было слышно, как она зовет мужа, но Матвей не сомневался, что Леонид не выйдет ему на помощь, хотя помощи, в принципе, и не требовалось.
– Вот спасибо, что зашли, – приветливо сказал Матвей. – Что-то прояснилось?
– Прояснилось, – буркнул участковый, вытирая пот со лба. – Собирайся, пойдем с нами.
– А-а… – Матвей подумал и сел на скамейку. – Что-то нет у меня желания идти с вами, пан инспектор. Или у вас припасен ордер на арест?
– Пойдешь и без ордера. – Сержант кивнул одному из парней, длинноволосому, коренастому.
– Вставай, чмо, – сказал тот, одетый в тренировочный костюм из парашютного шелка, несмотря на жару. – Не борзей, а то это плохо кончится.
– Во-первых, хамов не терплю, – качнул головой Матвей. – Во-вторых, вы вторглись на частную территорию, и я просил бы вас покинуть ее с предельной скоростью. А в-третьих, фраер, засохни и хиляй отсюда первым, пока цел. Откроешь еще раз хавало, всю жизнь будешь ходить фиксатым. Усек?
– Во дает! – выдохнул кто-то из стоявших кучкой парней.
– Иди, иди, – мирно добавил Матвей. – Сержант, забери своих сявок, я ведь и осерчать могу. Завтра поговорим.
– Я тебе покажу «завтра», – захрипел участковый, наливаясь темной кровью. – Волоките его на улицу, ребята.
Длинноволосый подошел ближе, остальные начали заходить с боков; удобней расстановки для сувари-вадза[25], если пользоваться термином кэмпо, или «сидяка» – по терминологии русбоя, не было, но Матвей вынужден был ждать того момента, когда ребята начнут первыми. И едва не поплатился за это: его криком отвлекла Лидия, видимо, она наблюдала за ними из окна. Матвей оглянулся, и в тот же момент длинноволосый вполне профессионально врезал ему кулаком по затылку. Удар назывался сэйкэн[26] и входил в арсенал каратеков. Если бы не инстинкт, заставивший Матвея наклонить голову и тем самым ослабить удар, он, скорее всего, потерял бы сознание. Но и без того в голове зазвенело, боль пронзила кости черепа и вспышкой вышла через глаза. И Матвей озверел.
В обычной обстановке, то есть в полностью контролируемом спарринге, Матвей был абсолютно сдержан и расчетливо-хладнокровен, что давало ему дополнительные преимущества. К тому же, владея синглом, то есть аппаратом инстинктов и рефлекторных реакций, и арсеналами боевых искусств Востока и Запада, которые впитал в себя русский стиль, он никогда не применял эффективных приемов, предпочитая незаметные, но максимально эффективные. В данный же момент он решил показать этим сельским «суперам» приемы, действующие на психику.
Парни дружно насели на него, хватая за руки и ноги, но быстро поняли, что их захваты не достигают цели: жертва ускользала, как угорь. Затем Матвей показал туйфа – технику ног, отбросив всех четверых за доли секунды. Коренастый сразу же вскочил и согнулся в тансине[27], видимо, он имел какой-то дан, скорее всего третий – сандан, однако в награду за это Матвей показал ему дальний тэнти-нагэ[28], или, говоря по-русски, «бросок за тридевять земель», в результате которого парень улетел метров на шесть и застрял в желобе для подачи воды.
Все это время участковый простоял столбом, выпучив глаза и не веря им, потом цапнул с пояса штатный «макаров». И Матвей влепил ему полновесный еко-гэри, не оставляющий на теле следов, но запоминающийся надолго. Подобрал выпавший пистолет, вынул оттуда обойму и вернул оружие инспектору, сидящему на земле с разинутым ртом. Сказал участливо:
– Водички дать, Константин Кириллович?
Участковый с шумом выдохнул, хотел что-то ответить, но лишь хрипло выматерился.
Выбежавшая спасать брата Лидия с изумлением глядела на компанию ковылявших со двора гостей. Подозрительно посмотрела на Матвея:
– Ты что