Я поначалу уже думал, что план пошел окончательно прахом, и придется нам устраивать урукский бунт, бессмысленный и беспощадный, в неподходящее время и в неподходящем месте, но…
Но, как выяснилось из обрывков разговоров, которые смогли услышать наши доморощенные знатоки турецкого языка, между одабаши и их ортами тоже существовала конкуренция, такое себе турецкое соцсоревнование. Галочно-палочная система функционировала не только в богохранимом отечестве, тут очередную лычку на погоны… Гриву на бунчук? Рукав на шапку? Я в виду не имею, какие знаки различия в ходу у турок, кроме величины головных уборов! В общем, тут за качество и количество руды шла нешуточная борьба, разные одабаши практиковали разные методы работы. Наш предыдущий, почивший в Бозе… В Алласе? Хотя тут турки вроде тоже христианами были, только с каким-то жутким прибабахом, я в это не вникал. В общем, бывший одабаши мог считаться явным либералом, давал послабления и рабам и стражникам. Нынешний — этот, который Эргенч или Урбенч, чтоб его, он был дотошным канцеляристом, въедливым сукиным сыном, у которого все было под счет и под список, и под роспись. Можно сказать, мне повезло попасть именно на это месторождение…
Потому что у соседей, похоже, дела обстояли иначе. В гораздо более худшую сторону иначе. Янычары между собой глумливо и злорадно обсуждали порки, пытки, избиения и изнасилования, которые практиковали некоторые из одабаши, и в которых они — османы — были бы не против поучаствовать. Однако признавали: показатели там так себе. Слишком строптивый народ — уруки, слишком силен в них дух противоречия, слишком много ярости в их сердцах… С этим даже ментальные артефакты не всегда справляются: всего не предусмотришь, все запреты не озвучишь, все приказы не отдашь!
Из-за этой конкуренции наш халяльный Халит Урбечевич Эргенч и не располагал точными картами штреков и пещер соседних месторождений Крупянского рудника. А поскольку благодаря такому нашему трудовому энтузиазму на-гора выдавались новые и новые тонны руды — одабаши был только доволен. Он думал, что мы стараемся за просроченные пайки. Нет, пайки тоже были кстати, тем паче, кобольдов попадалось все меньше, а жрать хотелось очень сильно… Но уруки с кайлами в руках рубили породу и матерились, и пели про свой «аш-назг-гимбатул» со страшной силой и всё возрастающим напором, потому что все громче слышали удары и шум с той стороны!
Мужчины и женщины урук-хая по другую сторону горы слышали наш рев на черном наречии и пробивались к нам, и заглушали шум от наших стараний своей работой! Это, определенно, создавало в эфире огромное напряжение — направленные друг к другу потоки веры и надежды.
И, конечно, Хтонь не могла этого пропустить! Я работал вместе со всеми, носился с тачкой, как угорелый, и подпевал урукам, и делал в пересменках татау. И всей кожей, рожей, жопой и сракой чувствовал: скоро жахнет Инцидент! Чего ждать от Крупаньской Хтони — это была большая загадка. Но что-то подсказывало мне, что одними кобольдами тут не обойдется. Балканская земля полнится страшными сказками, мифами и легендами, и какую из них выверты эфира, Хтони и коллективного бессознательного поместили в эти конкретные подземелья — даже подумать стремно!
Тем более, пока еще никто не видал местного Хозяина — и это напрягало меня больше всего!
* * *
Глава 15
Осмысленный и беспощадный
Как гласит народная орочья мудрость, в жизни всегда — то до дофига, то нифига. Вот и тут всё случилось одновременно. Первым в череде происшествий стал визит в Крупань какого-то всратого носфератого… Всрата носферата? Всрату носферату? Короче, что так, что эдак — хреново получается. Прибыла важная шишка, упырь из Румелии, Кантакузен его фамилия, но на Канта он похож не был и кузеном ему не являлся…
За каким-то бесом этому Кантакузену понадобились уруки. Вряд ли он мечтал завести себе орка-дворецкого, скорее всего — хотел забрать парочку клыкастых в поликлинику для опытов. И янычары носились по всему руднику, как наскипидаренные, пытались нас выколупать из штреков и выстроить вдоль стеночки лесенкой дурачков — по росту.
Отдавать кого-то из наших в лапы высших вампиров нам категорически не хотелось, поэтому уруки включили режим тупняка и сопротивлялись как могли: едва передвигали ноги, роняли все, что можно ронять, устроили массовую драку друг с другом, кто-то даже выбил одну из подпорок, спровоцировав мини-обвал… Как раз в том самом забое, где трудились «стахановцы» во главе с Квадратным, пробиваясь навстречу к сородичам. Оставалось-то там всего ничего!
Это как раз было то, что случилось во-вторых. Встреча на Эльбе! Две части урук-хая воссоединились с диким ревом и радостным ржачем! И наши малость потеряли контроль над собой: после дружеских тумаков и похлопываний по спине, которыми можно было бы ломать дубовые доски, воины Квадратного посрывали к едреням ошейники с себя и с сородичей… Чем вызвали полное охреневание и недоумение среди тамошней — можно сказать, потусторонней -охраны! Они-то за своими невольниками следили гораздо жестче, чем янычары Эргенча!
Обстановка в забое тут же накалилась, и не миновать было крови, но тут жахнуло третье обстоятельство.
Конечно, начался сраный Инцидент! Аж горы содрогнулись!
* * *
Дракониды нам раньше не попадались, только кобольды. А теперь — целые пласты камня откалывались, лопались — и являли изумленным янычарам и довольным урукам новых чудищ. Такие приятные ящеры размером с лошадку, похожие на динозавров из детской энциклопедии: зубастые, явно — плотоядные, уродливые, с гребнями на спинах, с когтями на лапах! Одинаково успешно они передвигались на двух или четырех конечностях, по полу, стенам и потолку, и… И были довольно упитанными.
— Как много МЯСА! — радостно заорала Райла. — Держи его, Кагринак, держи!!! Шницель убегает!
— Лангет! — вторили ей уруки, перевозбудившись до самой крайней степени