Читать интересную книгу Смерть как искусство. Том 1. Маски - Александра Маринина

Настя изобразила полнейшую безмятежность и даже радость от неожиданной встречи.

– Это не коллега, это мой муж, знакомьтесь.

Она очень старалась не расхохотаться при виде обескураженного лица Лесогорова. Ну, еще бы, он, видно, никак не ожидал, что у нее может быть муж, да еще такой! Мужчины пожали друг другу руки, и Настя пригласила Артема присесть за их столик.

– Я только кофе себе возьму, – пробормотал Артем и отошел к стойке.

– Что я тебе говорила? – прошептала Настя, когда Лесогоров удалился на безопасное расстояние.

– Согласен, – кивнул Алексей. – Парнишка явно растерялся. Думаешь, не зря мы с тобой полночи в Интернете сидели? А то спать очень хочется, жаль будет, если жертва окажется напрасной.

– Надеюсь, что не зря.

Лесогоров вернулся с чашкой кофе и двумя бутербродами. Беседа завязалась вполне непринужденная, Настя начала выспрашивать у Артема подробности вчерашнего спектакля «Наполеон», который поставил в «Новой Москве» знаменитый Риминас.

– А что ж вы сами не посмотрели? – удивился Антон. – Вы же вчера были в театре.

– Муж был занят, – пояснила Настя, пряча улыбку. – В нашей семье не принято ходить в театр поодиночке, поэтому мы ходим только тогда, когда оба свободны.

– Ну да, – пробормотал Антон, – конечно, я понимаю.

Он принялся описывать режиссерскую концепцию «Наполеона» и даже пытался анализировать актерские работы, но делал это не очень уверенно и совсем неумело. Однако Настя и Алексей внимательно слушали его, задавали вопросы, что-то уточняли и то и дело вспоминали разные спектакли в других театрах. Постепенно Артем увлекся, речь стала более гладкой и спокойной.

– И вот в этом месте зал замирает, даже шороха не слышно, – увлеченно говорил он. – За то время, что я нахожусь в театре, я два раза смотрел «Наполеона», но так и не понял, в чем тут фишка и почему зал в это время замирает. Вроде ничего особенного не происходит – а страшно, просто до спазма.

– Ну да, – кивнула Настя, – это и есть режиссерское мастерство. Казалось бы, все смотрят на лиловые подвязки и называют их на полном серьезе желтыми. Глупость глупостью – а хохот стоит гомерический. Тоже ведь необъяснимо.

Она перехватила быстрый взгляд Чистякова и поднесла к губам чашку, искоса посматривая на Артема, у которого ни один мускул на лице не дрогнул. Значит, снаряд пролетел мимо. «Один – ноль в мою пользу», – мысленно отметила Настя.

Лесогоров продолжал рассказывать о «Наполеоне».

– Тут Риминас, конечно, сильно рисковал, все-таки тема гомосексуализма достаточно если не спорная, то скользкая, во всяком случае, для российской публики. Но он рискнул и, как мне кажется, не прогадал, потому что на поклонах артист, играющий роль виконта, неизменно срывает оглушительные аплодисменты. А я, честно говоря, всегда был уверен, что для нашего менталитета гомосексуалист не может быть положительным героем.

– Ну, Риминас не первый, кто пробует ступить на эту почву, – заметил Чистяков. – Достаточно вспомнить, что роль Себастьяна играет актриса, а роль его сестры – актер. И, по-моему, получилось очень неплохо, с одной стороны – веселая путаница, а с другой – совершенно четко заявлена мысль о том, что душевная привязанность не различает половых признаков.

И снова удар не достиг цели. «Два – ноль, – подумала Настя. – Осталось забить в ворота противника третий гол, и можно с уверенностью делать выводы. Два промаха могут оказаться простым совпадением, но три – это уже система».

В пьесе «Наполеон» роль матери императора играла Евгения Федоровна Арбенина, и Настя все ждала, когда же Артем начнет расписывать великолепную игру своей любимой актрисы. Но Лесогоров что-то не торопился с этим, и пришлось его слегка подтолкнуть. Разумеется, тут же посыпались дифирамбы в адрес народной артистки, и разговор естественным образом ушел от спектакля и переключился на Арбенину.

– Да, мастерство не пропьешь, – с восхищением заметила Настя. – Даже в такой маленькой роли, как мать императора. Сколько времени она находится на сцене? Минут десять?

– Десять, от силы – пятнадцать. Но за эти пятнадцать минут она успевает рассказать нам всю свою жизнь. Даже если бы в «Наполеоне» больше не было ни одного достоинства, его имело бы смысл смотреть только ради Евгении Федоровны, – убежденно проговорил Артем.

– А что уж говорить о больших ролях! – тут же подхватила Настя. – Это же просто праздник актерского мастерства. В «Восхождении к вершине» на ней вообще весь фильм держится.

Артем молча откусил очередной бутерброд.

– А как ее гениально состарили, – вступил Чистяков. – В начале фильма она совсем молоденькая, а к концу уже и седина, и морщины, и здесь не только грим сыграл свою роль, но и Арбенина как будто старела с каждым кадром, плечи опускались, походка тяжелела, улыбка гасла. И при этом она оставалась красавицей на протяжении всего фильма.

Лесогоров продолжал жевать, лицо его ничего не выражало. Хотя нет, поправила себя Настя, это неверно. Лицо журналиста выражало все, что угодно, только не готовность обсудить фильм, который он, по его собственному признанию, очень любил и смотрел пять или даже шесть раз. Почему же это? Потому что ему в данный момент гораздо интереснее поговорить совсем о других вещах? Например, о ходе расследования. Или потому, что Настя оказалась права в своих подозрениях?

Мимо их столика энергичной походкой промчался Александр Олегович Федотов и, увидев Настю, притормозил.

– А это ваш муж, да? – громко спросил он.

За соседними столиками кое-кто начал оборачиваться и открыто рассматривать Чистякова. Настю в театре уже, пожалуй, видел каждый, и интересно было посмотреть, какие мужья бывают у женщин-сыщиц среднего возраста.

– Значит, не передумали спектакль смотреть? – продолжал Федотов. – Так я вас жду к началу. Сами дорогу найдете?

– Найдем, – засмеялась Настя. – Теперь я уже не потеряюсь, все закоулки изучила.

Федотов умчался.

– А вы что, хотите сегодня спектакль из кулис смотреть? – удивленно поинтересовался Лесогоров.

– Да, – кивнул Чистяков, – мне всегда интересно было узнать, как работает помощник режиссера. Вот и случай представился.

– А вы? – Лесогоров перевел настороженный взгляд на Настю. – Вы же с Федотовым целыми днями общаетесь, вы, наверное, и без того хорошо представляете себе его работу. Вам-то зачем рядом с ним стоять? Попросите Бережного, он вас в ложу дирекции посадит, на хорошие места.

– Нет, я тоже рядом постою.

– Вам для работы нужно? – предположил Артем. – А что вы хотите узнать, наблюдая за помрежем? Думаете, это прольет свет на покушение на Богомолова? Вы кого-то конкретного подозреваете, да? Кого-то из актеров, занятых в сегодняшнем спектакле? Ну скажите! Что вам, жалко?

Настя изобразила на лице строгий упрек.

– Артем, мы с вами не в детском садике, чтобы оперировать понятиями «жалко – не жалко». Вы же не мячик у меня просите поиграть. Я на работе, и эта работа не подразумевает болтливости и разглашения информации. Уж кто, как не вы, должны меня понять. Вы же тоже за информацию когтями и зубами держитесь, чтобы она никому, кроме вас, не досталась, разве нет?

Лесогоров медленно заливался краской, которая, как у большинства блондинов, особенно бросалась в глаза по контрасту со светлыми волосами и бровями.

– Извините, – он начал неловко выбираться из-за стола, – я, кажется, переборщил со своим любопытством. Но и вы меня поймите, Анастасия Павловна, мне ведь интересно, как идет расследование.

– Я понимаю, – примирительно кивнула Настя. – Будем считать, что мы расстались взаимно удовлетворенными.

Лесогоров ушел, прихватив с собой пустую посуду, которую составил на специальную тележку, стоящую возле стойки. В этом буфете принято было убирать за собой. Настя дождалась, пока Артем выйдет в коридор, и с облегчением схватилась за сигарету.

– Ну, как тебе этот фрукт? – спросила она мужа.

– Кажется, наши с тобой ночные бдения принесли результат, – констатировал Алексей. – Он прокололся все три раза.

– Это точно. Он ни «Двенадцатую ночь» не смотрел, ни «Восхождение к вершине». А мы с тобой молодцы, времени не пожалели.

Они действительно провели полночи за компьютером, выискивая в Интернете фильм «Восхождение к вершине» и запись поставленного Богомоловым спектакля «Двенадцатая ночь». Вместе посмотрели и то, и другое, искренне хохотали над лило-выми подвязками Мальволио, которые по тексту именовались желтыми, долго удивлялись тому, что режиссер роль Виолы поручил актеру, а роль ее брата Себастьяна – актрисе, и решили именно на этом построить парочку незамысловатых ловушек. В самом деле, человек, видевший спектакль, ни за что не забудет такое. Только ловушки должны быть хоть и простенькими, но незаметными. Например, говоря о подвязках, надо было не упомянуть имя Мальволио, потому что имя-то на слуху, и по нему легко опознать саму пьесу. А вот если имя не упоминать, то человек, не видевший спектакль, ни за что не сообразит, о каких таких лиловых подвязках идет речь. То же самое касалось и ролей Виолы и ее брата Себастьяна. Виола – главная героиня, и даже если ты именно этот спектакль не видел, но видел какой-то другой или просто читал пьесу, то сообразишь, что речь идет о «Двенадцатой ночи» Шекспира, а вот имя Себастьяна, который появляется на сцене совсем ненадолго, мало кто помнит. Поэтому решено было упомянуть не Виолу и ее брата, а Себастьяна и его сестру. И снова ловушка сработала. А уж что касается роли Арбениной в любимом фильме Лесогорова, то там у актрисы вообще всего один эпизод. Да, яркий, да, большой, минуты на три, с крупными планами, с выразительным текстом, но все равно это всего лишь эпизод, и никак нельзя сказать, что на Арбениной держится весь фильм. А уж то, как она старела на всем протяжении картины, вообще было плодом импровизации Чистякова. В этой картине вообще никто не старел, в ней все действие происходило на протяжении одного месяца. И теперь совершенно очевидно, что ни «Двенадцатую ночь», ни «Восхождение к вершине» Артем Лесогоров не смотрел никогда.