порыве и Северный Ветер несся над бескрайними просторами океана. И все вокруг стало ветром. Грозным и разъяренным. Перед которым не устояли бы ни крепостные стены, ни даже горы. И все вокруг стало мечом. Быстрым и не знавшим промаха, разящим без устали тех, кто встал на пути.
И одним единственным ударом Синего Клинка Хаджар расколол ложную аномалию, заставив исчезнуть и небо, и землю, и океан. Теперь, вместе с Пеплом и остальными Бессмертными они стояли посреди все того же поля, на котором лежало бездыханное тело голема, поставленного охранять проход.
— Ты выполнил свое обещание, — произнес Тэлис.
Хаджар, вокруг которого ревела буря, а на небе широкие молнии простирали крылья в силуэтах птицы Кецаль, посмотрел на мечника позади которого стояло несколько десятков других, кто, однажды, начал безумную борьбу, зная, что будет обречен на поражение.
— А ты свое.
Тэлис кивнул ему и, вместе с другими Хищными Клинками и членами дома Золотого Неба, они исчезли и их битва закипела посреди гремящего неба.
— Что же, — произнес Пепел и ударил посохом о землю, в то же мгновение все вокруг, чего только касался взгляд, обуяло пламенем столь жарким и ярким, что оно затмевало солнце. — Да будет так.
Когда началась судьбоносная встреча Хаджара и Пепла, стало ясно, что это будет битва, воплощенная в мифах и песнях. Казалось, сам воздух дрожал от предвкушения, заряженный энергией, предвещающей о столкновении легендарных сил. Хаджар, воплощавший в себе сущность воина, закаленного в бесчисленных сражениях, сделал шаг вперед. Его силуэт, выкованный в бесчисленных битвах, дрожал о той силы, что он нес штандартом. Но не только его сила внушала трепет в сердце раскинувшегося поля, а то, что сияло в его взгляде — так и не сломленная, за все эти века, воля.
В результате эффектного слияния ветра и боевого искусства плащ Хаджара, равнодушно развевавшийся на легком ветерке грота, преобразился. Теперь это была не просто ткань и нитки, а крылья бури, олицетворение неистового урагана. Но то была не обычная буря: в ее глубинах сотни мечей пели хор надвигающейся сечи. Каждый клинок, пусть бесплотный и мерцающий, звенел с яростью десятка живых и настоящих. Словно безжалостные удары неумолимых воинов, они обрушивались на волшебника с кипучей яростью.
Пепел же, окутанный аурой загадочной силы, стоял наготове. Когда на него обрушился шквал штормовых мечей, он ударом посоха о землю призвал щит пламени. И то оказался не просто барьер из огня, а живая сущность, пульсирующая волшебной силой, которой так мастерски владел Пепел.
Мечи, многочисленные и неумолимые, встретились с этой стеной пламени и, грозными солдатами, погрузились в схватку со стихией. О, что за зрелище это было. Воздух вокруг них потрескивал и шипел от борьбы ветра и огня. Пламя и сталь кружились в вихре гремящей битвы.
Это столкновение было больше, чем просто обмен ударами, это была поэзия, сложенная из криков агонии и гнева стихий.
Буря, которую Хаджар призвал крыльями своего плаща, стала едва ли не физическим проявлением его воинского сердца, а каждый меч — держателем его невысказанных клятв и не исполненных обещаний. Они обрушились на противника с отвагой человека, прошедшего через тысячи битв и вышедшего из них израненным, но не сломленным. Их звон о щит пламени стал подобен колокольному звону, возвещающему о битве столь же древней, как и сам мир.
Но не взирая на силу, от которой даже сражавшимся в вышине Бессмертным стало плохо, пламенный щит Эша стоял непоколебимо, давая ясно понять, что все истории и слухи о могуществе Короля Бессмертных не являлись ни преувеличение, ни лестью.
Пламя, пляшущее и извивающееся под натиском штормовых клинков, пылало со свирепостью, не уступающей ярости бури. В них можно было увидеть всю глубину владения Красным генералом волшебным таинством. Эпохами тот оттачивал свое искусство до такой степени, что он простым усилием воли смог создать столь грозную защиту. Мечи бури, каждый из которых был являлся смертоносным клинком ветра и ярости, равным по силе лучшим из Бессмертных, погибали в объятиях этого пламени, превращаясь в пушинки ветра, пожираемые огнем.
Земля дрожала под тяжестью силы сражавшихся, а в воздухе вихрились остатки их магии и мечей.
И когда шквал мечей рассеялся, разбившись о неподатливую стену огненного щита Пепла, в воздухе все еще висели остатки их столкновения. И волшебник, взмахом ладони, поймал их в кулак и что-то прошептал над ним.
Хаджар, чья фигура на мгновение обернулась размытым силуэтом на фоне угасающих остатков бури, приготовился к следующей фазе боя. Пепел же стоял, окутанный огненной аурой.
Мгновенье затишья в битве окаазлось не более, чем обманом. Пепел разжал кулак и подул на ладонь. И из раскаленных останков вихрей пламени стали появляться фигуры, каждая из которых, будто глина на гончарном круге, волей мага принимала все более четкие формы.
Воины, сотворенные из огня, выходили вперед, их тела мерцали и колебались, как то самое пламя, что давало им жизнь. И, одновременно вместе с ними в бой вступили огненные существа из легенд, сказочные чудовища, сотворенные Пеплом из глубин раздутого им на ладони инферно. Каждая из этих тварей, являясь порождением магического искусства, обладала, при этом, собственными способностями.
Это Хаджар понял, когда, окутанный штормом, врубился в их ряды.
Некоторые из огненных существ при ударе распадались на множество уменьшенных копий, продолжая при этом атаковать с прежним рвением и ничуть не меньшей силой. Другие же создавали иллюзии, миражи, искажающие реальность, заманивая Хаджара в лабиринт обмана. Были среди созданий Пепла и те, кто владел собственными заклинаниями, метая огненные шары или создавая барьеры огня, испепелявшие воздух.
Это было все равно, что сражаться против целой армии колдунов, превосходящих по силе Бессмертных.
Короля Бессмертных…
Пепел не был Королем.
Он был монстром. Чудовищем, заключенным в теле человека. Вот только бился он против другого, такого же чудовища…
Хаджар среди этого ада из призванных огненных зверей и воинов двигался легко и быстро. Опыт отточил его инстинкты, позволяя реагировать на любой пробел в защите, на любую заминку в атаке, на все, что могло дать ему преимущество. Он понимал, что каждое существо, каким бы грозным оно ни являлось, оставалось лишь продолжением воли Пепла. Так что раз за разом, удар за ударом, когда он обрывал их мимолетное существование, волшебник чуть слабел и бледнел.
Но битва продолжалась, и звон меча о пламя эхом разносился по поляне. Удары Хаджара были сильны и точны. И каждый взмах порождал все новый отзвук в реве гремящей бури, заключенной в его мече. Но на месте каждого поверженного им существа, казалось, появлялось еще два, а Пепел, пусть постепенно слабел, явно находился настолько далеко от границы бессилия, насколько это только было возможно.
По мере того, как продолжалось сражение, а Хаджар отражал неустанные атаки огненных приспешников Пепла, поле постепенно преображалось. Воздух наполнился звуками лязгающих мечей и ревущего пламени.
Земля под ногами, выжженная и потрескавшаяся, иссекалась шрамами битвы, а воздух мерцал от жара призванных Пеплом воинов и существ. Хаджар, понимая, что так долго продолжатсья не может и ему не пробиться к волшебнику сквозь призванную армию, не обращая внимания на бушующий вокруг него ад, приготовился призвать собственные силы.
Он твердо встал на выжженную землю, черпая силы в той буре, что ревела над их головами. Подняв меч к небу, он широко раскрыл глаза и выдохнул облако ледяного пара, словно призывая тем самым на службу тех, кто всегда был ему верен. И рев его словно ожившего меча, грубый и мощный, эхом разнесся по полю.
И стоило реву дотянутся до неба, как то ответило на призыв. Темные тучи, мрачные и зловещие, начали сгущаться, закручиваясь в вихре надвигающегося гнева. Через несколько мгновений атмосфера резко изменилась: воздух потяжелел от пропитавшего его электричества, извечного предвестника молний.
И те не заставили себя ждать.
С неожиданной взрывной силой из клубящихся туч посыпались белоснежные потоки — ливень искрящихся стрел, которые, словно небесные мечи, обрушились на поле. Каждая молния представляла собой полосу чистой, обжигающей энергии, а ее силуэт напоминал гигантский клинок, рассекающий воздух с той же точностью, с которой сам Хаджар бился в сече.
Каждая молния, ударившая в землю, проносилась по полю, испепеляя все на своем пути и оставляя за собой паутину выжженных