Читать интересную книгу Зарубежный экран. Интервью - Черток С. М.

«Благослови зверей и детей»... Это и название фильмд и первые слова песни, которой он начинается и заканчивается и которая несколько раз возникает по ходу действия...

Завтра опять начнутся бессмысленные убийства бизонов, но мальчишки победили, потому что никогда уже не станут такими, какими были прежде, — ни для родителей, ни для себя, ни для друзей.

— Я пытался, — говорит о своем фильме Стэнли Креймер, — изучить характеры шестерых людей, не укладывающихся в стандарты, принятые в обществе, проследить развитие этих характеров. Сделав одно доброе дело, они утвердили себя в собственных глазах, нашли свое место в мире.

...Однажды Спенсер Трэси, снимавшийся во многих картинах Креймера, сказал о нем, что это человек, «который делает больше и проявляет больше упорства, чем кто-либо в американском кино. Он имеет мужество поступать согласно своим убеждениям, тогда как мужество в настоящее время редкое качество, а убеждения — и того реже».

Стэнли Креймер

И действительно, не много можно назвать американских режиссеров, которые постоянно берутся за темы, считающиеся безнадежными с точки зрения коммерсантов от кино и доказывают, что проблемность и идейное содержание фильма могут привлечь в залы кинотеатров миллионы зрителей.

— Смогли бы вы назвать тему, которая объединяет все ваше творчество, все ваши фильмы?

— Утверждение человеческой личности, которая сможет жить в обществе справедливости. В этом и состоит цель кинематографа: помочь человеку стать лучше.

...Впрочем, какую бы конкретную тему ни поднимал в своих картинах Креймер, в каждой из них он остается человеком передовых убеждений, чутким к вопросам справедливости, совести, долга, к проблеме ответственности художника за все, что происходит в мире. В каждой своей работе он обличает разные формы человеческого безумия — войну, расизм, нетерпимость, алчность.

Седой, по-юношески подтянутый и энергичный, он говорит страстно, иногда помогая жестами, отвечает на вопросы так долго, как это необходимо, чтобы собеседник был удовлетворен. В его ответах — мужество, беспокойство, полемическая сила, те качества, которые почувствовал каждый, кто видел фильмы Креймера.

Что касается самой художественной формы, то одни его картины сделаны необычайно артистично, на высоком художественном уровне, в других — встречаются прямолинейные решения, театральные декорации. Чем это объясняется?

— Нельзя отрывать друг от друга важность поставленной проблемы и артистичность ее выражения, и все-таки самое основное в моих фильмах — сюжет и содержание. В конце концов главное в том, чтобы у тебя было что сказать зрителю. Я всегда стремился и стремлюсь поднимать большие социальные проблемы — проблемы расизма, угрозы атомной войны, свободы личности, морального облика нации, ответственности людей за свои действия. При всей важности художественной стороны, артистичности выполнения главное для меня — сюжет, который увлечет зрителей, заставит их сопереживать. Я считаю, что идея, сюжет, тема моих картин должны настолько их захватить, что недостатки художественной стороны могут быть замечены только при очень пристальном рассматривании. Порой я даже боюсь другого — как бы социальный комментарий вообще не заслонил актера. Нужно только учесть, что в любом, самом серьезном произведении обязателен развлекательный элемент. Скуку в искусстве нельзя оправдать ничем, даже экспериментом.

Вы говорите о развлекательных элементах. Не потому ли «Нюрнбергский процесс» сделан на игровой основе, а не на подлинных материалах процесса над немецкими преступниками?

— Только поэтому. Зрители умерли бы со скуки, если бы я делал фильм, о котором вы говорите. А я хотел, чтобы его смотрели миллионы.

...Как и все картины Стэнли Креймера, фильм «Благослови зверей и детей» прост по мысли и ясен по форме. Взрывная сила его произведений в проблемах, которые он ставит и решает, — проблемах, жизненно важных для общества в целом и для каждого человека в отдельности. Стэнли Креймер добивается высокой простоты: чтобы иметь возможность дойти до каждого, он не может позволить себе быть понятным только избранным.

Он говорит:

— Я обхожу все психологические сложности для того, чтобы попытаться выразиться/ как можно яснее и доступнее для всех. Поэтому, хотя я с удовольствием вспоминаю многие свои работы, я все же не удовлетворен тем, что делал до сих пор. Я хочу создавать простые и в то же время проникновенные картины.

Я рассказываю о том, что чувствую и во что верю, и мне хочется, чтобы этот рассказ был интересен людям и нужен им. Иногда это удается. Главное — надо рассказывать свою правду. Я знаю, это моя правда — она единственная правда для меня, другой я не знаю, и я рассказываю это, поскольку верю в нее.

— Но вы сами рассказывали, что социальная острота фильма «Угадай, кто придет к обеду» была сглажена вопреки вашей воле. Значит, фильм не смог полностью выразить вашу правду?

— На эту тему, принимая во внимание события, связанные с расовыми конфликтами, я мог бы создать почти классическую трагедию. Я знаю, что не сказал всей правды и что полуправда бывает равносильна лжи. Но это не моя вина — от меня требовали переделки фильма. И если мне позволят условия, я снова вернусь к этой проблеме и попробую осветить ее совсем по-другому.

— Вы, вероятно, согласитесь с Джузеппе Де Сантисом, который когда-то сказал: «Кино — это зритель»?

— Я с ним согласен. Не думать о публике и ее запросах нельзя. В Америке фильм рассматривается как продукт, который должен найти потребителя. Я не верю, что может быть хорошей картина, которая не доходит до широкого зрителя. Если фильм не преодолел грань между специалистами и публикой, — значит, в его основе или в его форме скрыт какой-то изъян, значит, фильм сделан плохо. Нет правил, которые точно определяют, что принимает и что не принимает публика. Нет таких жизненных проблем, которые не могут стать основой волнующего людей фильма.

— Ваше собственное творчество доказывает справедливость этих слов, поскольку с помощью кино вы ставите важные социальные проблемы.

— В какой-то степени это так. Я хотел отражать не чью-то точку зрения, а свою собственную. Хотел быть рупором своих идей, чтобы навязать их обществу, в котором действовал.

— Как вы стали режиссером?

— Я мечтал быть писателем. В 1932 году, девятнадцати лет, начал писать в студенческой газете. А в следующем году поехал в Голливуд. Работал машинистом, столяром, V электриком, три года был монтажером — это дало бесценный опыт. Потом был ассистентом режиссера на фильме «Луна и грош». Наконец, продюсером. В качестве продюсера я выпустил фильм «Я — негр» режиссера Марка Робсона — первое в Америке кинопроизведение о расовой проблеме.

Я доказал, что эта проблема интересна миллионам зрителей. Дальнейшее стремление к независимости, желание не только контролировать, но и управлять сюжетами фильмов заставило меня стать режиссером.

«Нюрнбергский процесс»

— Как вы находите проблемы и сюжеты будущего фильма?

— Я иду не от проблемы, а от того, насколько она меня волнует. Вот пример. Както из калифорнийской школы, где учился мой девятилетний сын, поступило письмо с вопросом: отправить ли в случае ядерной атаки сына ко мне или оставить в школе. Тогда я поставил фильм «На последнем берегу» — о последних уцелевших после атомной войны людях. Я хотел научную проблему сделать доступной всем. По голливудским понятиям, сюжет такого фильма не подходил для широкого проката. Грегори Пек, Ава Гарднер, Энтони Перкинс, помогли мне опровергнуть это. Такой же предрассудок существовал по поводу сюжета картины «Скованные одной цепью».