Теперь у нее были собственные апартаменты, которые, как и предсказывал Тремейн, были значительно элегантнее, чем жалкая комната, которую она занимала прежде. Спальня была оформлена мебелью розового дерева, а шторы и покрывало сделаны из светло-зеленого шелка. Комната была великолепна, но Корри чувствовала себя здесь захватчицей, потому что раньше эта спальня, должно быть, принадлежала покойной жене графа.
Поскольку Эллисон больше не играла роль ее служанки, Грей обещал прислать ей для этих целей одну из горничных, но девушка еще не пришла, и Корри нервничала, ожидая ее. В камине горел огонь, в комнате было тепло, но ее знобило.
Скоро придет Грей.
Она не знала, чего он от нее хочет, но понимала, что заниматься с ней любовью он будет не так, как прежде. Не будет ни доброты, ни нежности, ни заботы о том, чтобы как-нибудь не задеть ее чувства.
От этой мысли стало тяжело на душе.
Она боялась предстоящей ночи и хотела, чтобы поскорее пришла служанка, но вместо этого распахнулась дверь и, не постучавшись, вошел Грей. Он окинул взглядом комнату и нахмурился, будто только что понял, где находится.
— Ты не можешь здесь оставаться, пока комнату не переделают. Спальня принадлежала Джиллиан, а у тебя нет с ней ничего общего.
Он сказал это так, будто умышленно нанес сильное оскорбление. Сердце у Корри заныло еще сильнее, но подбородок вздернулся вверх.
— Меня привела сюда экономка. Но она не виновата, — торопливо объяснила она. — Она хотела угодить вам.
Он удивленно приподнял бровь:
— Уж не думаешь ли ты, что я ее побью за такую ошибку? Значит, вот ты какого обо мне мнения?
Корри нервно глотнула воздух.
— Раньше ты был другим. А теперь я не знаю, какой ты на самом деле.
— Но я тоже не знаю женщину, на которой женился. Но сегодня, возможно, мы сумеем отчасти изменить ситуацию. — Он бросил взгляд на дверь, ведущую в его спальню. — Можешь переделывать эту комнату по своему усмотрению. А пока останешься в моей комнате.
— Мне… нужна возможность уединиться и служанка, которую ты обещал. Надеюсь, я не требую слишком многого?
Его губы тронула суровая улыбка.
— Сегодня я сам помогу тебе вместо горничной. А потом найду какую-нибудь служанку. — Он протянул руку. — Иди сюда. Пора ложиться в постель.
Она не могла двинуться с места. Ее ноги словно приросли к полу. Она смотрела на него, пытаясь сдержать дрожь. Но врать она больше не хотела, поэтому сказала чистую правду:
— Я боюсь, Грей. Раньше я доверяла тебе, но теперь… — Она посмотрела в сторону, стараясь не заплакать. Она никогда не была трусихой, но сейчас совсем утратила присутствие духа.
— Пропади все пропадом, — произнес он и, шагнув к ней, подхватил ее на руки. Перенеся ее через порог в свою комнату, Грей поставил ее перед туалетным столиком и принялся вынимать из ее волос шпильки.
Не проронив ни слова, он расстегнул пуговицы на спине ее платья и помог ей снять юбки. Она осталась в корсете, панталонах и чулках, а Грей был все еще в черных брюках и белой сорочке, которые были на нем надеты во время церемонии. Фрак и жилет он уже снял, его черные волосы были слегка взлохмачены ветром, и она подумала, что он похож на разбойника, укравшего ее сердце.
Он наклонился и поцеловал ее в шею. И Корри начала дрожать. Это было какое-то безумие. Ведь она уже не была девицей. Грей сказал, что не причинит ей боли, однако…
Она любила негодяя, который лишил ее девственности в ту ночь, когда была гроза. А сейчас с ней был другой человек. Она закрыла глаза, и по ее щекам потекли слезы. Заметив это, Грей поднял голову.
— В чем дело, Корали? Ты больше не девственница, и тебе не будет больно.
Собравшись с духом, она сказала:
— Дело в том, что ты не тот. Ты хотел Летти. А я хочу того мужчину, каким ты был раньше. — Она хохотнула каким-то истерическим смехом.
Его черные глаза пристально взглянули на нее. Он пробормотал какое-то ругательство, которого она не расслышала, и отошел к сервировочному столику, стоявшему возле стены. Несколько мгновений спустя он вернулся с маленьким стаканом вина.
— Выпей это. В Индии это называют «божественным эликсиром». Это смесь сухих трав, которую добавляют в вино, чтобы помочь человеку расслабиться.
Она взглянула на него снизу вверх, и он взял в ладони ее лицо. Это был первый ласковый жест по отношению к ней с того утра, когда он узнал, кто она такая на самом деле.
— Тебе от этого не будет вреда. Даю слово.
Она с подозрением взглянула на него:
— Слово солдата или джентльмена?
Его губы дрогнули, будто в броне, которой он отгородился от внешнего мира, появилась пробоина.
— Слово солдата, — сказал он, и она выпила до дна слегка горьковатую жидкость.
Бог свидетель, он имел искреннее намерение наказать ее за ложь и те неприятности, которые она ему причинила. Но когда она смотрела на него своими прелестными зелеными глазами, полными слез, а нежные губы дрожали, он мог думать лишь о том, как безумно хочет ее.
Он этого не понимал. Она не была той милой деревенской женщиной, невинной страсти которой он домогался. Нет, она была злобным, расчетливым созданием. Она обманным путем заставила его себя полюбить.
Он взглянул на прелестные черты ее лица, на нежные изгибы тела, на шелковистые волосы, напоминающие цвет пламени. Она обладала красотой богини, чувственной притягательной силой сирены. Она была Майей, индийской богиней несбыточных желаний. Она была совсем не такой, как он думал, но его влекло к ней, как никогда не влекло ни к одной женщине.
Однако Майя была также и демоном. Если бы он, желая ее наказать, причинил ей боль, то в результате больнее было бы не ей, а ему.
Она вернула ему пустой стакан, и он заметил, что руки у нее больше не дрожат, а значит, афродизиак уже начал действовать.
В ее глазах больше не было страха, взгляд стал томным, нежным, манящим. Ее тело уже не было напряженным, и, когда он поставил стакан на туалетный столик, она качнулась к нему, не отводя взгляда от его губ. Когда она облизнула розовым язычком свои губы, его сердце замерло, а мужское естество запульсировало от нетерпения.
Зелье сделало свое дело. Теперь она принадлежала ему и была готова делать все, что он пожелает. Развернув ее лицом к зеркалу, он стал, наблюдая за ней, снимать оставшиеся предметы одежды. Он поставил одну ее ногу на банкетку, потом, опустившись на колени, снял один за другим чулки, поцеловав невероятно привлекательный подъем маленькой ножки, и услышал, как она застонала.
На ней остались только корсет и панталоны. Вспомнив о своих фантазиях в тот день, когда она растянула лодыжку, он провел ладонью вверх по изящной ножке и, дойдя до отверстия в панталончиках, запустил руку внутрь и принялся осторожно поглаживать, убеждаясь, что там уже влажно, как он ожидал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});