Это уже четвертое таинственное исчезновение людей в данном районе. Тела пропавших ранее до сих пор не найдены. Об их судьбе ничего не известно».
Это известие не удивило Женьку, но теперь ей не давали покоя три настойчивые мысли. Первая: как, ну как она смогла увидеть смерть художницы? Вторая: значит ли все это, что она, Женька Рыжова, – избранная? И третья: если художница пропала, у кого они теперь смогут узнать о том, что происходит на комбинате? Больше ни о чем думать не хотелось. Особенно о местоимениях, которые, как уверяла русичка, «таким образом, сами по себе, в скобках, вне контекста, имеют только указательное значение». Женька посмотрела на часы на телефоне и подумала: «Эх, скорее бы четвертая перемена!..»
Четвертая перемена была длинной: старшеклассники обедали, а все прочие, если позволяла погода, дружной толпой высыпали на школьный двор подвигаться, во что-нибудь поиграть. Женька решительно выловила Сашку и, цепко схватив его за руку, утащила в укромное местечко – за гаражи за школой, – где можно было свободно и обстоятельно обо всем поговорить. Но Сашка первый накинулся на нее с вопросом:
– Рыжова, я тут понял: ты же вчера самого главного не сказала! Как они выглядели?
– Да фиг знает, – пожала плечами Женька. – У меня как-то не было времени толком их разглядеть. Но они неприятные. Вроде люди, а вроде и нет. Какие-то лохматые… И двигались странно. А вообще, знаешь, на что это все было похоже? На ритуал. Типа, как наши сатанистки Ивашова с Дунаевич рассказывали, как они на кладбище ходили. Или как в телике показывают каких-нибудь сектантов. Они, похоже, облюбовали себе наше заброшенное предприятие для своих жертвоприношений.
– А как их ритуал выглядел?
– Ну… они печь топили, то ли пели, то ли проговаривали что-то, кланялись. И говорили не по-русски. О! – осенило Женьку. – Может быть, это латынь – древний мертвый язык? В каком-то фильме я видела что-то подобное. Это были какие-то жрецы, сохранившие мертвый язык как живой. Точно! Это были жрецы. Надо еще раз рассмотреть хорошенько, чем они занимаются, а потом рассказать родителям и позвонить в полицию. Чтобы их выгнали с комбината навсегда, – решила Женька и тут же вспомнила о том, что их видит только она. – Черт! А вы их, правда, не видели?
– Не видели. Жрецы, говоришь… – задумался Сашка; глаза его тут же стали большими и бессмысленными.
Женька улыбнулась: в такие моменты Карпов напоминал ей старенький бабушкин компьютер, в который сначала надо было долго вводить данные, а потом долго ждать результата.
– Пошли, потом подумаешь, это ведь у тебя надолго. – Она дернула его за руку.
– Знаешь… – Сашка вышел из ступора. – Можно я все-таки спрошу у тебя. Только обещай сразу меня не убивать.
– Хорошо, не убью. Что ты хотел спросить?
– Да все то же. Про твой страх огня. Про твои сны. Что с тобой случилось, Женька? Почему ты так боишься огня? Ты ведь так и не ответила тогда, в кафе…
Женька насупилась: Сашка пытался залезть в ее страхи!
– Женька, ну пожалуйста, скажи мне. У меня ведь от тебя нет секретов.
Женька помедлила немного и… решилась.
– Все просто, Сашка. Когда я была маленькая, мы жили у каких-то родительских друзей на даче. Взрослые ночью ушли купаться. А дом загорелся. Я была слишком маленькая, чтобы убежать… – Она помолчала. – Это было так страшно! И так больно… И… Мне до сих пор снится огонь и как я в нем сгораю. Помнишь, в прошлые выходные у тебя мне приснился кошмар? Это тоже был сон про пожар. Я ужасно боюсь огня, ты прав.
– А, понятно.
Женька рассказала о своем страхе и теперь пыталась понять, стало ей легче или нет. Ведь раньше она никогда никому об этом не говорила! Вроде как стало легче. А потом мысли снова вернулись к более актуальным вещам.
– Сашка… Я тут подумала… – начала она.
– Что?
– Ведь получается, если я их вижу, я – избранная? А еще я вчера… – но договорить она не успела.
– Ой, Рыжова… И Карпов! Ой, мы не хотели. Простите, – за гаражи неожиданно заглянули Никитина с Пожинской и тут же, хихикая, рванули прочь.
Прозвенел звонок.
На следующей перемене подружки загнали ее в угол:
– Колись, Рыжова, вы там что с Карповым, целовались?
– Ни с кем я не целовалась! – почему-то покраснела Женька. – Ну девчонки, ну правда. Карпов мне такой же друг, как Руденко или Мишин. Просто так. Просто парой слов перекинулись. Не понимаю, чего вы ко мне пристали. Ага! Поняла! – Она вспомнила, что лучшая защита – нападение: – Ты, Ленка, на Руденко поглядываешь, да? Вот тебе и кажется, что все кругом целуются! А ты, Рис, заодно. Влюбились! Вы влюбились! И вам теперь кажется, что все кругом влюбляются! Ага!
И теперь уже пришлось оправдываться Никитиной с Пожинской.
А вечером, когда Женька пришла из музыкальной школы и села писать заданное на дом сочинение, ее изводил Лешка:
– Че, записки сумасшедшего пишешь? Пиши-пиши! Только вы с Сашкой реально психи! Мелкая, ты сама-то веришь в свои россказни или шуткануть решила? Или сама себе напридумывала, а потом сама поверила? Не, а че? Зачет. Сама рассказываешь, сама веришь – и жизнь удалась.
– Да ты же сам читал дневник художницы, – напомнила Женька.
– Я листки какие-то читал. А где вы их взяли – знать не знаю. Тупо не видел. А Санек что, реально тебе поверил? Повелся на всех этих их? Как ты говоришь, жрецов?
– А по-моему, ты мне просто завидуешь. Ведь после того что произошло летом в Рускеала, глупо не верить в сверхъестественное. Летом были Сашкины приключения, сейчас мои, а ты в пролете. Вот и завидуешь. Ты сам хочешь быть героем. Избранным. Сам хочешь видеть их. Вот и не веришь мне. Нам. Завидуй молча!
– Че там творится-то? Ничего там не творится! Либо я это увижу сам, либо вы психи!
– Все, с меня хватит! Я больше не буду с тобой разговаривать! – вышла из себя Женька. – Не хочешь – не верь. Мне все равно! Только не мешай мне делать уроки!
– Не, а вы с Сашкой…
– Ма-ма! А мне Лешка уроки делать мешает!
– Ябеда, – обиделся Лешка и замолчал.
В середине ночи Женька проснулась от запаха гари.
Покрутила головой спросонья, принюхалась. А потом прислушалась. Их комната была разделена на две: один угол у Женьки, второй – у брата. Обычно Лешка во сне громко сопел (самодельная перегородка не спасала), но сейчас никаких звуков с его половины слышно не было. Женька встала и на цыпочках прокралась к нему: Лешкина кровать была пуста.
В комнате и во всей квартире было тихо. Женька вышла в коридор, заглянула на кухню, в туалет… Брата нигде не было. «Странно, – подумала она, – куда он мог деться среди ночи? Наверное, надо сказать родителям…» Она сначала поскреблась, а потом толкнула дверь в их спальню… Родителей не было. Женька зачем-то встряхнула одеяла, заглянула в шкаф. Их не было! Ни родителей, ни Лешки. Куда, куда они все могли подеваться среди ночи?!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});