– Ты – не люди, ты хуже чворка! Спать не ложишься, лишь бы днем и ночью из окна подглядывать!
Рассерженному густому баритону и слегка дребезжащему, но пронзительному и негодующему женскому голосу вторил собачий лай.
– Ты меня не оскорбляй, зложитель бесстыжий! Я с тобой все равно буду бороться, потому что правда на моей стороне!
– Еще слово скажешь, и я к тебе поднимусь, ведьма старая!
– Иди сюда, плесну на голову!
Хлопнула оконная рама, и в диалог вмешался третий голос:
– Да что же вы, доброжители, ни свет ни заря подняли шум, как последние поедатели шоколада? Спать людям не даете! Если вы не перестанете, я добрую полицию позову!
Это возымело действие: добрая полиция, если ее с утра пораньше выдернуть из теплой караулки, накостыляет и тем, и другим. Перепалка затихла. Зинте все равно пора было вставать, она откинула стеганое одеяло в накрахмаленном пододеяльнике и спустила босые ноги на сурийский ковер с прихотливым хитросплетением вишнево-индигово-желтых узоров.
В спальне было натоплено, на комоде – слишком большом для Зинты, половина ящиков в нем пустовала – мерцал магический светильник в виде длинномордого ящера, державшего в зубах луну. Кто бы ей сказал два года назад, что она будет так жить! Временами ее одолевала ностальгия по скромной квартирке на улице Ранних Луковиц: там было тесно и бедно, зато соседи никогда не закатывали такого тарарама. Ну, и в придачу все остальное… Она теперь кто: доброжительница – или отбившаяся от коллектива зложительница? Наверное, все-таки не зложительница, раз Тавше Милосердная до сих пор от нее не отвернулась, но разве можно назвать ее доброжительницей?
С кухни доносилось звяканье посуды и клокотание кипящей воды, тянуло свежей выпечкой, луком и ароматным ларвезийским мылом.
– Доброе утро, хозяюшка Зинта! – улыбнулась, выглянув в коридор, домработница с круглым, как яблоко, морщинистым лицом.
– Доброе утро, тетушка Ринтобия. А с чем пирожки?
– С мясом, с капустой-луком и с яблоком. Покушайте, перед тем как убегать, вам надо хорошо кушать. Молодой хозяин еще не приходил, да хранят его боги. Наверное, заночевал у девочек.
«Хм, очень надеюсь, что у девочек», – про себя фыркнула Зинта.
После плотного завтрака она повесила на плечо сумку с лекарствами, набросила сверху теплый серо-зеленый плащ, легко сбежала по лестнице с изогнутыми, как лебединые шеи, прутьями перил, отперла дверь и нырнула в утреннюю хмарь. Она прежде всего лекарка под дланью Тавше. Беспутно нажитое богатство – не причина, чтобы забывать о своем предназначении.
Зима была на исходе, осевшие сугробы покрылись хрусткой грязноватой глазурью. Пошла уже вторая восьмица, как Пес Северного Ветра не наведывался в Паяну, зато его братцы резвились вовсю, а дыхание близкого океана окутывало город студеной сырой пеленой. Карнизы обрастали сосульками, напоминавшими мощные и многочисленные корни невидимых растений, которые тянутся в небеса, насквозь пронзая облачное сонмище. От сосулек никак не удавалось избавиться: сегодня горожане, мобилизованные на общественные работы, их сбивали, а назавтра они вновь лепились на тех же местах.
Пройдя через подворотню, Зинта с опаской запрокинула голову. Ледяные наплывы и клыки теснились, вырастали друг из друга, скалились в сумасшедших ухмылках, превращая аккуратные дома паянских доброжителей в декорации к колдовской драме, смысла которой человеку не понять. Уходящая зима уже налакалась крови: Зинте не раз приходилось оказывать помощь людям, раненым увесистыми кусками льда, некстати падавшими сверху.
Над крышами поднимался целый лес извилистых дымков. В серых утренних сумерках желтели окна – судя по яркости освещения, у многих тут были волшебные лампы, считавшиеся предметами роскоши. В этом квартале жил обеспеченный народ, среди солидных строений с дорогими наемными квартирами попадались особняки в два-три этажа. Самый богатый из них, с лепными песьими мордами на фасаде и помпезным крыльцом, принадлежал доброму управителю таможни, старому греховоднику. Также ему принадлежало несколько доходных домов в окрестностях, в том числе тот, где поселились Зинта с Эдмаром. Надо сказать, им это ни гроша не стоило – не потому, что они были зложителями-неплательщиками, а потому, что добрый домовладелец с них денег не брал. Когда Зинта об этом думала, ей хотелось ругаться и плеваться, но она держала свое мнение при себе. Толку-то вслух… Из таких, как Эдмар, дурь надо выбивать еще в детстве, если это вообще возможно сделать, а теперь уже поздно.
Прожив в Паяне без малого два года, Зинта изучила столицу, как свою родную Апну. Могла и дорогу подсказать приезжему человеку, и срезать путь по закоулкам, в которых иной заблудится. К своему району в северной части города, где жили рабочие мануфактур, спившиеся моряки и до дыр проторговавшиеся лавочники, она отправилась напрямик через Паленые Гнезда.
В службе быстрой помощи ей уже предлагали сменить участок на более прибыльный. Зинта отказалась. Во-первых, она догадывалась, откуда у этого предложения ноги растут и кто за нее словечко замолвил, а во-вторых, раз уж сложилось так, что она теперь ни в чем не нуждается, сама Тавше велела ей лечить тех, кому нечем заплатить. Что бы Эдмар об этом ни думал… Она тоже много чего разного думает насчет его делишек!
Палеными Гнездами называли заброшенные старые кварталы за Гусиным мостом. Там обитал волшебный народец, который все равно из города не выведешь, а если развалюхи снести и квартирантов разогнать, те расползутся по всей Паяне, и тогда неприятностей не оберешься. Уж лучше пусть все эти существа, в большинстве довольно опасные, особенно если их разозлить, остаются там, где издавна гнездились. Обычная практика, по принципу меньшего зла. В Апне тоже было такое место – Жабье Подворье.
Люди в Паленые Гнезда не совались, разве что маги, и то не в одиночку, но Зинту, защищенную дланью богини, волшебные твари не смели обидеть.
При входе на неширокий старый мост чугунные гуси на тумбах вытягивали шеи к пасмурному небу, как будто не понимая, что им нипочем не взлететь. На другом берегу громоздились облезлые покосившиеся дома, сплошь обросшие языками наледи и гирляндами толстых сосулек. Вместо окон провалы, на стенах живописные трещины, кое-где стены обвалились, и давным-давно брошенная мебель стоит внутри, словно накрытая белыми чехлами. На липком снегу, покрывавшем дощатый настил моста, не было человеческих следов, кроме тех, что вчера оставила Зинта.
Она старалась не ходить здесь два раза подряд одними и теми же тропками. Ей не станут причинять вред, но швырнуть снежком в лицо, или сбросить на голову дохлую ворону, или устроить на дороге припорошенную сколзанку-западню – на это пакостливые твари вполне способны. Они так шутят. В этот раз Зинта пошла через задворки Песьего Чертога.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});