Быть может, чужеземцу помнится, какой безрассудный поступок совершила эта ничтожная личность какое-то время назад. Она своевольно сочла возможным разместить различные документы инородного ученого Ши Же-Мэна в университетских архивах без разрешения вышестоящих лиц. В тот момент неразумной персоне казалось, что ее поступок служит интересам науки, но теперь она сознает, что действовала вопреки интересам империи, которые ей надлежало блюсти, о чем безутешно скорбит. Впрочем, у нее имеются и иные причины для скорби.
Чужеземный ученый, несомненно, поймет, что пишущая ему жалкая личность идет на разрыв их дружеских отношений не только в связи с нашествием на империю орд Чингисхана, но и в силу обязательств, которые каждый порядочный человек почитает священными в лоне своей семьи. Поставив дружбу с кем-то превыше блага своих сыновей и родичей, эта персона всем бы продемонстрировала, что в своем нравственном падении она погрузилась ниже самой позорной черты. Узы родства — самые сильные узы, и хотя Ши Же-Мэн утверждает, что их признает, он все-таки не является истинным последователем Канга Фу-Цзы, а потому не может представить себе, как далеко в своих заблуждениях зашла адресующаяся к нему персона. Достаточно упомянуть, что эта персона долгое время отвращалась от истинного учения и прислушивалась к наставлениям всеми презираемых таоистов, не отдавая себе отчета, насколько гибельны их постулаты и к какому хаосу они могут вести.
Несомненно, чужеземца интересует, как случилось, что некогда знакомая с ним персона осознала свои ошибки, а потому его вниманию предлагается некое объяснение.
Обнаружение в университетских архивах некоторых неучтенных бумаг вызвало взрыв негодования, давшего пищу необоснованным подозрениям. Пошел слух, что документы помещены на хранение с помощью волшебства, а так как волшебство — преступление, то отсутствующему чужеземцу мог быть вынесен смертный приговор, который остался бы в силе со дня его вынесения и до той поры, когда феникс возродится из пепла. Расстроенная таким оборотом событий некая жалкая личность, чтобы снять подозрения с друга, обратилась в городской магистрат и призналась в своем проступке, за что была подвергнута строгому порицанию со стороны чиновников, вовсе не склонных усматривать в этом деянии нечто полезное для науки.
Некая недостойная личность ради очищения ее имени от клейма позора решилась прервать отношения с чужеземцем, чем в какой-то степени надеется успокоить как своих родичей, так и коллег. И все же интересно было бы знать, помнит ли Ши Же-Мэн о некоторых опытах, проводимых им в год Обезьяны? Исследовавшиеся тогда вещества самораспались, однако их небольшая толика была все-таки сохранена — в особых, специально изготовленных емкостях. Возможно, будет не лишним прибавить, что для этих огромной разрушительной силы веществ теперь нашлось применение и что другим ученым позволено изготавливать их.
Ничтожная персона надеется, что чужеземец не станет слишком сурово осуждать ее за принятое решение, и заверяет, что пресечение их дружеских отношений вызвано необходимостью, а не чем-то иным.
Куан Сан-Же Начертано собственноручно, с приложением личной печати.
ГЛАВА 2
Огромный валун лежал на пути, часть тропы за ним была начисто сметена сошедшей с верховий лавиной.
— Не обойдешь ни сверху, ни снизу, ни справа, ни слева, — мрачно пробормотал Тцоа Лим. — Случилось это недавно, может быть ночью. Мох отрастает быстро, а тут нет и мха. Во всем виноваты дожди, — заключил он с глубокомысленным видом.
Сен-Жермен пристально всматривался в поврежденный участок тропы, словно надеясь восстановить его одной силой взгляда. Они вот уже шесть дней двигались по горам, их измучили холод и бури. Сейчас ветер стих, но к вечеру он усилится, о том говорили копившиеся в вышине облака.
— Ладно. Как нам следует поступить? — Сен-Жермен произнес эти слова без всякого выражения и выжидающе глянул на приземистого проводника, восседающего на не менее приземистом пони. Тцоа Лим тяжко вздохнул.
— Утром мы пересекали тропу, ты помнишь о том?
— Да.
Тцоа Лим издал звук, полный подавленного сожаления.
— Это другой путь. Очень крутой. Там много скал.
— Как и здесь, — терпеливо сказал Сен-Жермен. — Нигде без них не обходится.
— Правда, — кивнул проводник, поворачиваясь в седле, чтобы оглядеть небольшой караван, замыкаемый Руджиеро. От фигуры слуги, завернутой в разорванный меховой плащ, веяло смертельной усталостью.
— Господин, — воззвал Руджиеро, — можно попробовать перебраться по склону! С веревками. Если удастся их закрепить…
— Не думаю, что это возможно. — Сен-Жермен осторожно топнул ногой и содрогнулся от грохота вызванного этим движением камнепада. — Здесь слишком скользко, почва ползет под ногами.
Тцоа Лим мрачно встряхнулся.
— Если мы повернем назад прямо сейчас, то к ночи успеем доехать до нужной развилки. Утром отправимся дальше, уже по короткой тропе. Если, конечно, ты решишься на это.
— А почему бы мне не решиться? — недоуменно спросил Сен-Жермен.
— На то есть причины, — ответствовал проводник, стараясь не глядеть на своего нанимателя.
— Ты сказал, что тот путь очень крут. Это вряд ли меня удержит. — Сен-Жермен не хотел сердиться, но уклончивость Тцоа Лима начинала его раздражать. — Что плохого в другой тропе? Разве на ней встречаются призраки? Или там орудуют разбойничьи шайки? Или за прогулку по ней полагается дополнительная оплата?
— Ладно, — с неохотой сказал Тцоа Лим. — Никаких там призраков нет, и дополнительных денег я тоже не вымогаю. Просто та тропка ведет к старой крепости Чио-Чо, а ее усиленно охраняют. На протяжении многих веков. Сейчас она вверена попечению военачальника Мона Чи-Шинга, последнего из потомков благородных Суи.
— Отчего же эта крепость тебя так пугает? Я слыхивал о разбойных военачальниках, но в россказнях об этих грабителях что-то не было имени Мона Чи-Шинга.
— Дело не в дряхлеющем Моне. — Тцоа Лим сдавленно хохотнул. — Ему уже стукнуло шестьдесят. Нет, дело вовсе не в Моне.
Сен-Жермен глухо выругался, теряя терпение.
— А в чем же тогда?
Последовал неспешный ответ:
— В охраняющем перевал великане. Он людоед, проживает при крепости и не дает никому приблизиться к ней.
— Великан-людоед? — Сен-Жермен потер рукой лоб. — Тцоа Лим, не пытайся меня одурачить. Я никогда не бывал в Тю-Бо-Тье, однако поездил по свету. И многое слышал о великанах, чудовищах и химерах. А также о василисках, фениксах, о грифонах, драконах и прочих таинственных сказочных существах. Я слышал о них, но никогда их не видел. Нет, все-таки видел, — поправился он. — Великанов — в неведомой для тебя Мавритании. Правда, при ближайшем знакомстве они оказались людьми. Очень высокими — в полтора моих роста, очень тощими — словно плети лозы, и очень черными — черней твоих хитрых глазок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});