Читать интересную книгу Чужие пространства - Евгений Гуляковский

Совсем еще недавно, несколько дней назад, он мог, случайно встретив ее в толпе, запросто подойти к ней, заговорить… Тогда он еще считал себя обыкновенным парнем и имел на это право. Сейчас даже эта нечаянная ласка — его рука, лежащая у нее на плече, — не что иное, как обман…

«Биоробот — это конструкция из плазмы, синтетических мышц и управляющего механизма с разветвленными электрическими цепями, заменяющими нервную систему».

Так, кажется? В свое время он был неплохим учеником… Конечно, он не биоробот, что-то гораздо более сложное. В своем теле он не ощущал ничего синтетического, и даже этот шар в мозгу мог быть всего лишь результатом внушения. Они могли проделать операцию с его волей и психикой, не прибегая к грубому хирургическому вмешательству. Где же в таком случае проходит граница между человеком и роботом?

И кого именно следует считать человеком? По какому признаку? Человек обладает собственной волей, ему нельзя навязать команды извне… Вот тебе и принцип.

Что именно они сделали с ним, он не знал. Он чувствовал себя нормально, ему было всего двадцать восемь лет, на коленях у него лежала девушка, к которой он не имел права прикасаться, потому что не считал себя больше человеком…

Ее лицо, отрешенное от всего, казалось ему совершенным. Уста сомкнуты, глаза прикрыты… Пройдут минуты, и очарование исчезнет, она испугается, начнет говорить ненужные пустые слова, и человеческая жизнь, причастность к которой он перестал сейчас ощущать, властно ворвется под эти замкнутые, отрезанные от остального мира своды, а совершенство уходящих мгновений будет полностью уничтожено. Никогда больше он не ощутит такого полного единения с другим существом… Он не знал даже, принадлежат ли ему эти мысли, или они являются частью инородного объекта, притаившегося внутри его мозга… Он думал об этом теперь постоянно, даже сейчас, когда смотрел на тело девушки. На эту прекрасную, словно отлитую из эбонита статую. Костюм из тонкого пористого пластика лишь подчеркивал совершенные формы ее тела, не скрывая даже деталей… Не в силах сдержаться, он нагнулся и поцеловал ее в бледные губы, словно хотел вознаградить себя этой последней, украденной лаской за предстоящее отчуждение… И именно в этот момент она открыла глаза. Ни испуга, ни отвращения, ни даже протеста не увидел он в ее бездонном синем взгляде, словно заглянул на дно глубокого колодца. Озноб пробежал по всему телу Романа от ее взгляда, в котором читались бесконечное изумление и извечный вопрос. Она приподнялась, осторожно освободилась от его руки.

— Кто ты?

Роман пожал плечами, не зная, что отвечать на этот простой вопрос.

— Ты не из россов, я не знаю тебя… — Постепенно в ее глазах появлялся не страх, нет, скорее, какое-то отчаяние. — Кто бы ты ни был, ты не слуга деймов. Ты ждал здесь наших? Почему ты молчишь?

— Я никого не ждал. Я бежал, спасая свою жизнь, попал в этот грот и вот увидел тебя. Остальное не так уж важно… Ты-то откуда здесь взялась?

— Нас выследили, взорвали лодку, все наши погибли, одна я уцелела. — В ее глазах блеснули слезы, но она тут же взяла себя в руки. — Здесь нельзя оставаться. Я думаю, теперь они знают об этом тайном пути. Скоро здесь будут слуги деймов. Придется уходить вместе, если ты не из них. — Она все еще сомневалась.

Роман не знал, что собой представляет тайный путь, о котором она говорила. Скорее всего, она приняла его за кого-то другого. Это не имело сейчас никакого значения. Ему было все равно куда идти.

— Из этого грота без дыхательного аппарата не выбраться. Озеро слишком глубоко, и подводный проход, по которому я приплыл, не пройти второй раз, не хватит воздуха в легких. Придется тебе плыть одной.

— Моим дыхательным аппаратом можно пользоваться по очереди. Понадобится всего несколько вдохов. Я хорошо знаю этот путь.

Он удивился, что ему самому в голову не пришла такая простая мысль.

— Может быть, ты хоть скажешь, как тебя зовут? — Девушка усмехнулась.

— Надо было спрашивать раньше, прежде чем… — Она замолчала, глянула выжидающе ему в лицо. Потом все же ответила: — Меня зовут Элия.

Какое-то время Элия уверенно выбирала путь среди бесчисленных пересечений подземных штреков. В своих одиноких странствиях по руднику Роман никогда не забирался так далеко, и эта часть подземного лабиринта была ему совершенно незнакома. Судя по компасу, они находились в западной части острова и приближались к берегу. Штреки опускались все глубже, и Роман понял, что над их головами уже плещутся ядовитые волны океана. Странно, что за все эти годы вода не смогла пробиться в заброшенные штольни и не затопила их.

Они шли сосредоточенно, целеустремленно, почти не разговаривая. Все самое главное было сказано еще у озера, и сейчас, когда конкретное действие, необходимость найти выход из подземного лабиринта, подавило на время его мучительные раздумья, он не хотел снова к ним возвращаться и был благодарен девушке за то, что она отложила все свои многочисленные и вполне естественные вопросы.

По подсчетам Романа, они прошли уже не менее пяти километров. Неужели здесь есть подземный проход к архипелагу? До него не менее ста километров. Им никогда не одолеть пешком по подземным выработкам такое расстояние… О какой двери, в таком случае, все время говорит Элия? Пора разобраться в этом подробней.

Он нагнал девушку и только теперь заметил, что она держалась из последних сил.

— Нужно сделать привал.

— Нет. Мы не можем терять времени. Стражи никогда не ждут дольше положенного.

— Мы должны остановиться, передохнуть хотя бы несколько минут. Иначе ты вообще не сможешь идти. Ну пожалуйста, Элия… — Он осторожно, но настойчиво взял ее за локоть, и девушка подчинилась.

Пока она раскладывала прямо на крышке его рюкзака нехитрую снедь из универсальных консервированных завтраков, он решил осмотреть штрек. После встречи с существом, похожим на огненную летучую мышь, он больше не доверял этим подземельям. В нескольких местах он прикладывал ухо к полу и стенам подземных пещер, надеясь уловить едва заметное содрогание почвы или хоть какие-нибудь звуки, но все было тихо.

Когда он вернулся, Элия уже закончила приготовления к завтраку или, может быть, к обеду? Под землей время идет иначе, и даже часы не могут убедить в том, что утро давно наступило.

Девушка в его куртке, майке и импровизированной юбке, наспех сделанной из остатков водолазного костюма, выглядела вполне по-домашнему.

Если бы он мог сделать так, чтобы их совместный поход никогда не кончался… Он готов был сейчас отдать все что угодно, даже свет солнца и запах лугов родной планеты, за иллюзию равенства, за некоторую зависимость этой девушки от него, за то, что здесь он может считать себя ничем не отличным от нее. Хотя знал, химеры, запрятанные в глубинах нашего существа, рано или поздно вырвутся на волю, на какие бы крепкие замки ни старалась запереть их наша воля. Невольный жест, поступок, может быть, интонация голоса, и она догадается, что он не такой, как все, что его психика слеплена из другого, нечеловеческого теста, что к ней добавлена чужая воля, — тогда вместо доверия возникнет испуг, а потом ужас и отвращение…

Именно этого он со страхом ждал каждую минуту в неестественном напряжении и оттого представлялся девушке отчужденным, суровым и замкнутым человеком.

Элия ела мало, лишь подчиняясь необходимости. Если бы этот человек, выбравший ее в спутницы жизни, не казался ей таким далеким, она бы, возможно, легче перенесла совершившийся вопреки всем законам приличия полный поворот в ее жизни.

Если бы он хоть немного облегчил ее положение!

Ей даже в голову не приходило, что чужеземец попросту не знает важнейшие законы ее общины. Губы мужчины, при любых обстоятельствах коснувшиеся губ свободной женщины, могут означать лишь одно: отныне она становится его избранницей.

Он не захотел подождать, как полагалось по древнему обычаю, пока она первая сделает шаг навстречу, а вместо этого воспользовался ее беспомощным состоянием.

Это глубоко задело и оскорбило ее. А сейчас вместо того, чтобы попытаться исправить положение, объяснить свое поведение, оправдаться, объяснить, наконец, почему он так поступил, — вместо всего этого он жует свои бутерброды так, словно важней у него ничего нет в жизни! Мать была права: она всегда говорила ей, что пища имеет необъяснимую власть над мыслями и чувствами мужчин. Не успев дожевать бутерброд, он наконец заговорил с ней, но совсем не о том, чего она ждала.

— Эти стражи… — Он по-прежнему не смотрел в ее сторону, словно разговаривал с куском скалы, валявшимся в проходе. — Что они собой представляют?

— Это искусственные люди, созданные деймами. Если бы его лицо не было повернуто в сторону от фонаря, она увидела бы, как смертельно побледнел Роман.