Читать интересную книгу Русский Медведь -2 - Михаил Ланцов

Командующий маньчжурской армии не знал покоя ни днем ни ночью, обдумывая сложившуюся обстановку. А командир корпуса, разбитый на границе раз за разом рассказывал ему все, что только удалось узнать о действиях русских войск, силе их оружия и тактике. Он и так, и этак прикидывал сценарий сражения, но Евдокимов не спешил выступать, начав неспешную осаду Цицикара. Конечно, он не полностью отрезал город от обеспечения, но наличие столь значительной армии в его пределах делало реку архиважной транспортной магистралью, без которой сто двадцать тысяч не прокормить. Командующий маньчжуров не знал, что в качестве походных запасов продовольствия русские используют сублимированные и консервированные продукты, а также шоколад и сухофрукты. В сущности — эту деталь вообще никто не знал из соседних держав, так как настоящий поход стал первым с новым 'стандартом питания'. Однако догадывался, что здесь дело не чисто. Ведь в противном случае не мог же генерал Евдокимов занять столь невыгодную в плане своего снабжения позицию. А значит тут что‑то не то. Да и обустраивались русские основательно.

И вот, двадцать первого мая, получив очередное письмо от Императора с требованием не затягивать, командующий не выдержал….

Маньчжуры атаковали сразу с нескольких сторон, дабы русские не смогли концентрировать огонь по какой‑либо из групп. Даже по реке плоты пустили с пехотой. Благо, что столь чудовищное численное превосходство позволяло такие маневры.

Евдокимов как увидел разом полезших со всех сторон противников, так и обомлел, потеряв дар речи. Слишком все произошло буднично. А особенности местности мешали оценить действительное число наступающих. Казалось, что они везде. То тут лезет группа, то там.

— Полковник, — зычно гаркнул Меньшиков, обращаясь к начальнику штаба. — Огонь по готовности.

— Есть, — козырнул тот, лишь искоса взглянув на генерала, все еще озиравшегося с выпученными глазами.

— Не дури, — зло бросил Евдокимову граф Александр Данилыч, прописав увесистую оплеуху.

Афанасий Петрович от неожиданности вспыхнул, едва не накатив в ответ, но спохватился и сразу же включился в работу. Не до сантиментов.

Минометы, картечницы, карабины, револьверы — все пошло в дело. Даже местами штыками и шашками отмахивались, ибо не получалось фокусировать огонь, и кое‑кто из противников прорывался к редутам. Однако такое обстоятельство сыграло злую шутку больше с самими маньчжурами. Если бы всей толпой ломанулись с одного направления, то получив свою порцию 'маминых люлей и отцовских лещей', развернулись бы и отступили. А тут — разрозненные группы не были так подвластны эффекту толпы и мало понимали, что происходит на некотором удалении. Дым взрывов, неровности местности, высокая трава и прочее очень способствовали своеобразной изоляции групп. Что приводило к более напористому наступлению, ибо, осознавая колоссальное численное превосходство, каждый командир отдельного отряда считал, что если не тут, то вон там или там его соратники уже ворвались. И нужно лишь поднапрячься, чтобы эта ужасная бойня прекратилась. Возможно командующий Цин на это и рассчитывал, сделав вывод из чудовищного разгрома на границе. И, вероятно, все у него бы получилось… если б хватило войск. Слишком уж губителен оказался минометный и стрелковый огонь по открыто расположенной живой силе. Особенно на дистанциях до трехсот — четырехсот метров, да еще и в плотных построениях.

Волна за волной, группами от роты до батальона с разных направлений маньчжуры стремились приблизиться к редутам. А метров с пятидесяти еще и открывая ответный огонь — где стрелами из луков, где редкими залпами аркебузиров, которые таки у них все же были. Пусть и немногочисленные. Артиллерийские корректировщики и штаб дивизии буквально падал с ног от напряженной работы, управляя минометными батареями, дабы оперативно подавлять то тут, то там замеченные отряды. Батареи картечниц же напротив, стреляли самостоятельно, контролируя заранее нарезанные и распределенные сектора.

Весь день продолжали атаки, совершенно измотавшие бойцов. Полчаса — час — это максимальный перерыв, который маньчжуры давали русским. А потом снова. Причем разом со всех сторон. И лишь когда солнечный диск коснулся земли на западе наступила тишина. Ну… как тишина. Просто прекратили стрелять, что после постоянных выстрелов и взрывов в течение дня казалось чем‑то невероятным. Почти божественным. Невероятным.

— Как думаешь, — обратился к Меньшикову Евдокимов, — завтра продолжат?

— А черт их знает? — Ответил тот, баюкая руку, в которую угодила шальная стрела, выпущенная, видимо, наугад. — Они весь день рвались сюда….

— Думаешь, отступят из‑за больших потерь?

— На начальной стадии битвы под Брестом войска Лещинского тоже весь день атаковали. Но там у нас было поплоше оружие. Да и у них артиллерия имелась…. А тут…. Нет, не знаю. Не понятно, сколько мы положили. Иногда мне казалось, что уже несколько сот тысяч….

— Ваша милость, — козырнул жутко уставший начальник штаба дивизии, — подсчитали боеприпасы.

— Ну наконец‑то. Сколько осталось?

— К 'Ели' и 'Кедру' часа на три боя мин осталось. К 'Пихте' часов на шесть.

— А патроны?

— Еще хуже. Порядка пятидесяти на 'ствол'. Это без учета расхода картечниц, которые жрут их словно безумные. Как вы понимаете…

— Приплыли… — тихо выдохнул, сев на раскладной походный граф. — С такими запасами минут через десять пехота останется только с холодным оружием.

— А что с людьми?

— Тысяча двести пять ранено, из них триста восемь серьезно. Четыреста двенадцать — убито. Но из тяжелораненых многие до утра не доживут. Сильные кровотечения. Да еще и грязи много в ранах. Дивизионный медик говорит о том, что, если полсотни встретит рассвет — уже хорошо. На ноги вообще никого из них не обещает поставить в этих условиях.

— Хреново, — хмыкнул граф. — Получается у нас без малого тысячу безвозвратно выбили.

— Получается так, — согласился полковник. — Плюс еще кто‑то из средних и легких умрет от заражения крови. Слишком много грязи в ранах.

— А сколько мы выбили у маньчжуров оценить можете? — Поинтересовался Евдокимов.

— Никак нет. Даже порядки. Полагаю, что слово 'много' вас не устроит.

— Верно полагаешь, — усмехнулся Меньшиков. — Так и мы считать горазды.

— Кроме того, нужно утра дождаться. Слышите — все поле стонет. Это раненые, что не смогли на своих двоих уйти с поля боя. Сколько их доживет до утра я не знаю. Но им, в отличие от наших раненых, никто медицинской помощи не оказывает. А грязь там не хуже. Да и кровотечения.

— А к нам не полезут?

— Я усилил посты. Приказал добивать.

— Хорошо. Не до них сейчас…. Ступай. Хотя бы часик вздремни. Досталось тебе. — По — отечески мягко произнес Евдокимов.

— Но дела не требуют отлагательств.

— Если завтра будет новый бой, то ты будешь нужен со свежей головой и на ногах много больше меня. Я так, — махнул Евдокимов рукой, — знамя. Ступай. Поспи. Это приказ. И ты Александр Данилыч отправляйся в палатку. Царапина оно царапина. Но все одно крови много потерял. А тут уж я посижу….

Утро было, на удивление солнечным, а чистое голубое небо казалось каким‑то совершенно неестественным. Меньшиков даже поежился.

— Что, Александр Данилыч, не по себе? — Поинтересовался с усмешкой генерал.

— Есть немного.

— Мне тоже показалось, что утро слишком доброе… после вчерашней драки. Однако… — Евдокимов замолчал, хитро улыбнувшись.

— Что?

— Оно оказалось действительно добрым. Конные егеря, что я отправил в ближнюю разведку, донесли — маньчжуры отступают на Гирин. Их заметили, но лишь выставили небольшой заслон в пару сотен. В бой вступать не решились, опасаясь спровоцировать нас на удар. Видимо. Хотя, кто их знает?

— А языки что говорят?

— Ничего. Нет пока ни одного. Я приказал нашим не геройствовать. На новую бойню у нас нет боеприпасов.

— Да уж… — покачал головой Меньшиков. — Получается, что мы их таки сломили?

— Кто их знает… — пожал плечами генерал. — На первый взгляд так. Но может и военная хитрость какая. Впрочем, нам их маневр на руку. Я уже выслал курьерскую группу в Нерчинск за боеприпасами. Там уже должны были подготовить обоз с охранением. А мы пока здесь, в городе посидим. Осмотримся.

— И сколько ждать? Не упустим ли инициативу?

— А вы хотите наступать без патронов? — Удивленно повел бровью Афанасий Петрович.

— А они знают, что у нас их нет?

— Если мы выдвинемся, то они, безусловно, продолжать беспокоить наш походный ордер набегами. Сколько мы сможем отстреливаться? День? Два? Три? А потом нас раздавят. К тому же, у нас есть замечательный повод — нужно похоронить павших. А их тут должно на поле остаться несколько десятков тысяч. При меньших потерях они бы не отступили.