— Спасибо, нужно, а зовут меня Герта, чтобы больше глупых вопросов не возникало.
— Почему же глупых? — возмутился Иосиф.
— Я по дороге объясню, — с тевтонской надменностью, странно сочетавшейся с чёртиками в глазах, церемонно ответила та.
«Правильно, — подумала Кристина. — Главное — тянуть время. А когда наши подъедут, пусть и разбираются».
Во главе стола Ибрагим разговаривал с Хаимом Мотлевичем оживлённо и вполне благодушно. Значит, и здесь пока опасаться нечего.
Она приняла из рук Василия стакан тонкого стекла с соломенно-жёлтым вином, которое тот налил из трёхлитрового графина, подождала, пока нальёт и себе, решительно предложила поменяться. Тот с тонкой усмешкой согласился.
«Знаем мы эти штучки», — подумала Кристина и, встав, потянулась к сидевшему через три человека напротив мужчине средних лет. — Налейте мне вот этого, что вы пьёте.
Тот сильно удивился.
— Аккерманской самогонки желаете?
— Её, её. С детства люблю…
— Ох, ты ж и хитрюга, — уважительно сказал Василий, когда они выпили. Он — стакан вина, она — грамм полтораста зверски крепкого самогона на чабреце и полыни.
— Служба такая. Это вы тут попросту живёте, а мы с хозяином…
Она чуть закатила глаза, что означало крутизну Катранджи и полную опасностей жизнь в его окружении.
Василий сразу поверил и проникся.
— Слушай, Христя, — сказал он минут через пять, когда, по его расчётам, её должно было начать развозить. — Ты мне свой пистолетик не покажешь? Интересно, с чем девочки в нашем Израиле ходят.
И положил под столом горячую ладонь ей на колено. Она не стала протестовать. Во-первых — приятно, чисто физически, во-вторых — работает на схему. Зачем возмущаться, выходя из роли? Сильная ладонь поползла выше, пока не упёрлась в край ствола.
— Ого! Здорово!
Кристина толчком колена отбросила его руку, а через полсекунды чёрное дуло ствола смотрело ему между глаз. Соседей такой пассаж нисколько не заинтересовал. Люди продолжали выпивать и закусывать, будто только для этого и собрались. А может быть, и вправду именно для этого, появление же чужаков оказалось только привычным, никак ничему не мешающим эпизодом.
— Ох, ты! Интересная штучка. Никогда не видел.
И не мог он видеть пистолета совсем из другой реальности. «Глок-18», с магазином на 19 патронов, а весом на двести граммов меньше восьмизарядного «ТТ».
— Дай подержать…
Кристина сдвинула предохранитель, протянула пистолет рукояткой вперёд.
— Имей в виду, второй я достану так же быстро, но уже на взводе. Уловил?
— Чего уж. Нет, ну, красота. И где же такие делают? Продай, а? Двести рублей дам.
Насколько Кристина знала, предложенная цена — запредельная. Вышеупомянутый «ТТ», новый, в фирменном магазине — рублей пятьдесят. Так ведь и оружие разное. Если Василий промышляет в околокриминальных кругах, пусть и говорит, что полиция к нему претензий не имеет, один факт обладания такой пушкой способен сильно поднять его авторитет. Именно — факт. На самом деле модель и свойства огнестрела особого значения не играют, как выражался Валентин Валентинович Лихарев. Кое-кто в отряде «Печенег» с обычным наганом проделывал такое, что двое с «глоками» не сумеют.
— Щедрый ты, — мило улыбнулась Кристина. — И очень симпатичный. Налей мне ещё «аккерманской».
— Да ты шо? Верняком развезёт, ты и не закусываешь даже. Вон, колбаски пожуй — кошерная… — Василий сказал это с долей издёвки, из чего следовало, что сам он к еврейскому племени себя не относит. Да оно и так видно было.
— Наплевать мне и на ваш кашрут, и на всё остальное, — с должным подъёмом заявила она, употребив и вставив одно русское и одно идишское непристойное слово. Именно так, как следовало обычной двадцатилетней девушке, принявшей сгоряча полстакана шестидесятиградусной самогонки. Сначала раздухарилась, потом развезёт. Пока не развезло, самое то — разводку устроить.
Правда, если парень — не совсем шлемазл, должен бы сообразить, что охранницы её класса, при таком хозяине ни напиваться, ни вообще распускаться — не могут. Если не сообразил — грош ему цена. А если да, но делает вид — тем интереснее. Аггрианская школа Дайяны всякого рода логикам учила хорошо.
Она выпила поданный стакан, не глядя зачерпнула ложку синеньких[61] с орехами.
— Продавать мне ни к чему. А подарить — могу, если что…— вытерев губы салфеткой, сказала Кристина. — Долго слишком Герта с твоим дружком не возвращаются…
— Тебе-то что? — широко растянул губы Василий. — Может, быстрее нас договорились…
— Может. Всё может, — она не стала спорить. — Наш дядя никому ничего не запрещает. Вот папа у нас суровый, а дядя — прямо душка. Видишь, как они с вашим дедом сошлись?
Катранджи действительно сбросил с себя все признаки недавнего тяжёлого хмеля, разговаривал с Хаимом легко и раскованно, шутил, по всему видно, и старый еврей часто смеялся, иногда деликатно, в ладошку, иногда — от души.
— Так что насчёт — подарить? — вернулся к теме Василий. — Какой в этом раскладе твой кербеш?[62]
— Как раз на двести рублей. Ты никого не закладываешь, а просто говоришь, кто вы и что на самом деле здесь и сейчас происходит. Как коллега коллеге. Никто ничего не узнает, кроме нас двоих, ручаюсь. «Глок» — твой. Мне его списать — ничего не стоит. Ваших интересов касаться не собираюсь. Мне свои важнее. А ты, кстати, — вдруг отвлеклась она, полезла в сумочку за сигаретой, — сходи, посмотри. Что-то там действительно процедура затягивается. Вдруг Герта твоему Иосифу невзначай шею сломала? Если б руку — крик бы стоял, — философически завершила Кристина, прикуривая.
— Тьфу на тебя. Выдумаешь тоже, — небрежно отмахнулся Василий. — Не из тех он, чтобы по-глупому с девушкой. Болтают, наверное, как мы сейчас с тобой…
Он вертел пистолет в руках, ласкал его пальцами, будто настоящий гипноглиф1 не в силах оторваться. На что и был расчёт.
— Хорошо, слушай, — осторожно покосился он на соседей по столу. — Или давай перейдём на лавочку, вон там, под сиренью…
Примерно о том же шёл разговор у Ибрагима со старым Хаимом. В чём смысл случившегося, и какой у кого интерес. Катранджи сейчас чувствовал себя в своей тарелке, или, по-научному выражаясь, среде. Бандит среднего пошиба, держащий некоторую часть города и её (части) криминальную составляющую, неглупый и успешный, раз дожил до своих семидесяти лет в добром здравии и таком же положении импонировал ему.
На огромной планете Земля, и даже на той её половине, что не принадлежала к «цивилизованному миру», людей, подобных Хаиму, он знал многие сотни. Одни с ним сотрудничали, другие пытались проявлять самостоятельность. Если их интересы не пересекались, Ибрагим– бей не препятствовал любому жить, как умеет.
В Одессе субклиенты Катранджи проворачивали какие-то торгово-закупочные операции, но не того масштаба, чтобы попадать в сферу его внимания. Может, по этой причине он и выбрал город у моря как место конфиденциальной встречи с генералом, который вскоре обещал стать главной фигурой на доске или джокером в колоде. Далеко, никому не интересно, а значит, и безопасно. Вышло несколько по-другому. Спасибо тому же генералу и его девицам, иначе мог бы всемогущий паша кормить рыб на морском дне или пребывать в неизвестно чьём узилище.
— Так на чём мы сходимся, уважаемый Ибрагим Рифатович? — говорил Хаим Мотлевич, невзирая на возраст, наливающий себе и гостю уже четвёртую рюмку сладкой еврейской водки. — Что лично я на старости лет мог бы сделать для вас, и что с того заработать, само собой? Я убедился, что кое-кого из тех людей, что якобы знаете вы, знаю и я. Вы говорите, что самые почитаемые люди старой Одесы не более чем слуги ваших слуг — готов и с этим согласиться. Не понимаю одного — почему мы сейчас, рядышком, сидим на ограде Второго еврейского кладбища, как будто у нас на носу очки, а в душе — осень?
— Оставьте, Хаим. Эту книгу я тоже читал[63]. Человек, жаждущий ответа, должен запастись терпением? Человеку, обладающему знанием, приличествует важность? Всё это вздор. Вы знаете, что случилось сегодня у «Потёмкина»?
— Знаю. Поэтому вы здесь и мы с вами разговариваем. Поэтому мои мальчики не пустили вас туда, куда вы так стремились, — он указал рукой в сторону недалёкого дома с явочной квартирой. — Там вас наверняка бы повязали. В том доме есть только одна квартира, на которую вы могли надеяться, так она давно числится за жандармским управлением…
— Неужели? — вполне натурально удивился Ибрагим.
— Можете мне поверить.
— И для чего я, по-вашему, нужен жандармскому управлению? Наши пути никогда не пересекались, и этот адрес мне дали очень надёжные люди. Я скорее готов поверить, что ошибаетесь вы. Если не хуже… Не странно ли, что ваша… хаза, хавира, не помню, как правильнее — окно в окно с жандармской?