С точки зрения Атрана, это подтверждает могущество таксономии как логического механизма, который человек интуитивно использует для производства интуитивных предположений о живых существах. С помощью особой системы интуитивного биологического знания человек достраивает предоставленную ему информацию. Если ему говорят: «У этой коровы случился выкидыш, когда ее стали кормить капустой», – он заключает, что то же самое может произойти и с другими коровами, но не с лошадьми или, скажем, мышами. Узнав, что у такого-то грызуна имеется селезенка, он предполагает ее наличие и у других млекопитающих, но не у червей или птиц. (Биологические умозаключения не обязательно соответствуют действительности, главное для нас – как они производятся.) Это называется расширением интуитивного принципа. Такая форма усвоения – заполнение пробелов в шаблоне, предоставленном интуитивным принципом – очень распространена. Она применяется не только к биологическим знаниям, но и к теориям личности, местным кодексам вежливости, критериям элегантности и т. д.[73]
Как же сознание «понимает», какую информацию каким системам логического вывода отправлять? В случае с коровой и капустой найдется немало данных (например, что корова была краденая, что выкидыш случился во вторник, что капуста зеленая), которые таксономической системе логического вывода просто не передаются. Пока информация о корове циркулирует по разным системам логического вывода, одни выдают некие умозаключения, поскольку поступающие данные отвечают их критериям вводной информации, а другие нет. Информация рассматривается в зависимости от того, найдется ли способная что-то извлечь из нее система логического вывода.
Можно пойти еще дальше и сказать, что информация, существующая вокруг, воспринимается с точки зрения умозаключений, которые способны произвести на ее основе разные системы логического вывода. Общее свойство систем логического вывода, особенно самых абстрактных, которые и обслуживают религиозные представления, – то, что они обусловлены релевантностью. Первыми эту идею сформулировали Дэн Спербер и Дейрдре Уилсон, исследовавшие устное общение, однако и для понимания, как происходит усвоение культурной информации, она оказалась очень полезна.
Антропологический инструментарий 4: релевантность и передача культурной информации
Устное общение между людьми – это не расшифровка кодов. Любое высказывание может быть истолковано множеством разных способов, и задача слушающего (точнее, мозга слушающего) – вычислить оптимальное толкование, представив себе, что говорящий намеревался донести. В целом это возможно, если выбранное толкование порождает больше умозаключений, чем другие, либо требует меньше логических шагов или и то и другое. Если еще более обобщенно, оптимальное толкование – то, у которого коэффициент «умозаключения / логические шаги» выше, чем у других возможных толкований.
Технические аспекты теории релевантности нам сейчас не важны. Главное, что принцип релевантности достаточно наглядно демонстрирует, как та или иная информация культурного характера оказывается более успешной при отборе. Некоторые типы культурных данных усваиваются легко, поскольку соответствуют интуитивным ожиданиям. В этом случае усилия по производству умозаключений, требующиеся для усвоения данного материала, минимальны. Если вам скажут, что пудель – это порода собаки, вам не составит труда «обработать» данный факт, поскольку у вас уже имеется и работает описанная Атраном система «объединение живых существ в классы».
В области сверхъестественных представлений это тоже проявляется довольно четко. Как я уже упоминал во второй главе, набор шаблонов не так уж велик. Воображение отдельного человека вполне может выходить за пределы этого набора, но идеи, не соответствующие ни одному из шаблонов, как правило, встречаются лишь в периферийных верованиях, а не в основной доктрине, а также в малоизвестных богословских учениях, а не в общепринятых. Идеи, сконструированные по шаблонам, формируются системами логического вывода, управляемыми релевантностью. Вам сообщают, что в лесу незримо присутствуют усопшие, и ваша система интуитивной психологии производит всевозможные умозаключения относительно того, что им известно и чего они хотят, подразумевая сходство их сознания с вашим. Вам сообщают, что эта статуя вас слушает, и вы тут же делаете умозаключения, которые система интуитивной психологии допускает. Поэтому нет ничего удивительного в том, что идеология сверхъестественного строится на образах невидимых божеств с обычным сознанием, а не невидимых божеств с дискретным способом существования.
Нам хочется думать, что мы придерживаемся определенных идей или верований, потому что это в наших интересах, потому что это рационально, потому что они дают адекватное объяснение происходящему вокруг, потому что формируют целостное мировоззрение и т. д. Однако ни одна из этих трактовок не объясняет того, что мы в действительности наблюдаем в человеческой культуре. Предположение, что передача культурных ценностей управляется релевантностью, выглядит куда более вероятным. То есть идеи, «возбуждающие» больше систем логического вывода, больше соответствующие ожиданиям и дающие более обильный урожай умозаключений (или все это одновременно) имеют и больше шансов быть усвоенными и переданными, чем материал, в меньшей степени соответствующий шаблонам ожиданий или не порождающий умозаключений. Определенные культурные представления имеются у нас не потому, что они логичны или полезны, а потому, что наш мозг в силу специфики своего устройства не может не порождать их.
Релевантность существ, имеющих полный доступ
Присутствие в большинстве представлений о богах и духах идеи неограниченного доступа к информации – продукт культурного отбора. За тысячи – многие, многие тысячи – лет во множестве разных социальных групп в человеческом сознании перебывало огромное количество индивидуальных представлений о богах и духах. Они наверняка различались – и сейчас различаются – по многим параметрам. Какое отношение это имеет к тому, как люди вырабатывают представления на основании сведений, получаемых от других? Наличие систем логического вывода имеет простое следствие: люди формируют идеи, которые сильнее всего активируют эти системы и порождают самые обильные умозаключения с наименьшими когнитивными усилиями. Сравните три гипотетические разновидности сверхъестественных сущностей:
• Божества-невежды. Ничего не знают о происходящем, но могут наслать болезнь, обрушить крышу или ни с того ни с сего сделать вас богачом.
• Всеведущие. В их сознании отражены все до единого сведения о мире.
• Имеющие полный доступ к стратегической информации. Владеют любой информацией, которая оказывается стратегической для ваших систем логического вывода.
Первые две разновидности – по очевидным причинам – распространены слабо. Про невежд все понятно, однако их образ никаких умозаключений не порождает. На выбор между двумя возможными вариантами действия присутствие такого невежды не повлияет никак. Так называемые всеведущие повлиять могут, но вычислять, что им известно, было бы слишком трудоемко. Придется просчитывать тончайшие нюансы каждой ситуации, прогнозируя, как ее представляет всеведущий, какие выводы из нее делает и т. д. Причем очень немногие из этих прогнозов будут иметь хоть какое-то значение. (Положим, бог знает, что в моей зубной пасте содержится перекись водорода. И что?) Именно поэтому даже там, где официальная теология постулирует всеведение божества, человеческая интуиция, как показали эксперименты Барретта и Кила, идет куда менее сложным путем. Я не утверждаю, что у человека в принципе не может возникнуть идея божественного невежды или всеведущего. Я хочу сказать, что в ходе многократных циклов усвоения и передачи культурного материала (рассказов, курьезных случаев, объяснения событий, отзывов о случившемся и т. п.) концепции сверхъестественных сущностей, имеющих полный доступ к стратегической информации, получают при прочих равных определенное преимущество, и оно вполне объясняет, почему они встречаются чаще других. Так в чем же это преимущество заключается?
Во-первых, релевантность этих концепций в том, что они требуют – в свете того, как работают наши когнитивные механизмы, – меньших усилий для представления, чем возможные альтернативы. Не забывайте: мы всегда исходим из того, что другие люди не имеют полного доступа к стратегической информации, и делаем скидку на это, когда постоянно прикидываем, что им известно, как они об этом узнали, какие выводы делают. Вчера я разговаривал с таким-то, но ты, наверное, не в курсе, потому что не видел тех, кто видел нас вместе, или общался с теми, кто тебе не скажет, и т. п. Осмысление того, что известно обладателям полного доступа к информации, означает те же самые прикидки только за вычетом препятствий, то есть из «я встречался с таким-то» сразу следует «предки знают, что я встречался с таким-то».