Пепельная Долина, Калифорния
Ведьма прибыла в этот небольшой городок в Северной Калифорнии как раз к сумеркам. Она специально еще раз уточнила, что опрыскиваний в этот день больше не будет, но тем не менее, когда она шла от фургона к одиночному зданию в парке посреди города, на ней был респиратор и защитные очки. В здании ее ждало это… если «ждать» было тем словом, которое можно здесь использовать. В конце концов, Принц Духов существовал не вполне в смертном временном потоке… Да и как он мог бы существовать в нем? Они не могли полностью войти в наш мир до тех пор, пока работа не закончена. В лучшем случае он мог спроецировать в мир людей свой образ – и, возможно, какую-то часть своей силы.
Она пересекла тротуар, направляясь к прямоугольному бетонному строению с табличкой «ОБЩЕСТВЕННАЯ УБОРНАЯ». Ее туфли-лодочки на высоких каблуках немного скользили на покрывавшей бетон бурой сосновой хвое. В городе было тихо. В парке не было ни души; по крайней мере она никого не видела. Она подумала, что большинство жителей, должно быть, обедают, сидя в своих гостиных и глядя в телевизор, как им и положено.
Высокие старые деревья Поскрипывали от ветра. Прямо перед закрытой металлической дверью лежал мертвый дрозд, кишевший муравьями. Вынимая из сумочки ключ от висячего замка, она обнаружила, что у нее трясутся руки.
«Это от нетерпения, – сказала она себе. – Не от страха». Она не должна их бояться: в конечном счете они ведь были ее слугами.
Этим утром, поднявшись с постели, она обернулась к западу. Солнце светило ей в спину, и она произнесла слова, священные Имена Силы, она произносила их снова и снова, сосредоточив ум и все свое существо на акте магической декламации. И она визуализировала руну в сердце Сатурна и увидела внутренним взором, как она сама растет, становится огромной, как Земля, как Солнце, как Солнечная система, как галактика – ведьма размером с космос. И она всем сердцем уверовала в истинность своего видения.
По каналу ее веры в нее потекла сила. Сейчас, открывая замок, она призывала эту силу из самого центра своего существа.
Когда имеешь дело с астральными мирами, все имеет символическое значение, размышляла ведьма. Даже то, что она покинула свою машину, чтобы войти в здание, имело свое мифологическое соответствие: представьте себе древнюю жрицу, сходящую с колесницы, чтобы войти в пирамиду. Открывание замка было символично всегда. Оно символизировало еще одну веху в достижении ею свободы, символизировало весь риск, связанный с открыванием ящика Пандоры, символизировало размыкание цепей, наложенных на нее тираном, возжелавшим держать человечество в Саду Эдема в качестве ручных животных.
«Когда Истинная Воля привела к схождению вместе двух миров, астрального и материального, – размышляла она, – возникло напряжение, и синхронность была подчинена и поставлена на службу символического».
Она положила ключ обратно в сумочку. Настало время войти внутрь и взглянуть в лицо Принца Духов.
«Не забывай, – говорила она себе, – когда встречаются двое, один из них всегда слуга».
Она обернулась через плечо. Люди в хаки, оставшиеся в фургоне, проследят за тем, чтобы ей не помешали.
Сняв маску и очки, оставив их болтаться на шее, словно гротескное ожерелье, она вступила в сырую, нездоровую атмосферу здания, подумав о том, как отыскала секреты, ведущие к ключам силы, в самых темных, зловонных трясинах своего внутреннего мира, в том месте внутри нее, которое соответствовало этой вонючей коробке.
Она остановилась, переступив через порог.
Прямоугольная, лишенная окон комната с одной стороны утопала в тени, там, где перегорела лампа под потолком, а с другой была резко освещена. Засиженная мухами лампочка была заключена в металлическую клетку. Она не выключалась никогда. Но что, если она тоже перегорит?
«Ты командуешь, – сказала она себе. – Ты выше страха». И она вновь повторила в уме имена.
Стена, отделявшая мужскую уборную от женской, была снесена сообщниками по ее просьбе. Даже это было символично! Мужское и женское объединялись в одно целое! Впрочем, унитазы остались на месте; от них по-прежнему воняло застаревшей мочой и, более слабо, фекалиями.
Писсуары также были на месте, с мужской стороны, и граффити на стенах над писсуарами.
Комната была пуста только с виду. Она знала, что оно здесь.
Она закрыла за собой дверь и прошла к освещенной части комнаты, стук ее каблучков по кафельному полу гулко отдавался от бетонных стен. Она говорила себе, что выбрала эту часть комнаты лишь потому, что здесь будет легче рассмотреть рисунок. Она вытащила пузырек из сумочки, откупорила его, отыскала маленькую кисточку и окунула ее в красную жидкость, которая лишь частично была кровью. Она нарисовала символ на полу вокруг себя, распевая заклинания и ощущая, как эти особые энергии вздымаются внутри нее.
Сомнения затрепетали и угасли.
Она была здесь королевой.
Она вновь произнесла имена.
– Что? Ты вроде бы что-то сказала?
Голос был попеременно то сочным, то гнусавым, передразнивая выговор различных человеческих народностей.
– Ты, как я понял, заявляешь свое превосходство надо мной, так, милая леди?
Оно засмеялось – точнее, издало звук, какой могла бы издать музыкальная пила в руках душевнобольного; она решила, что это должен быть смех.
Голос был более или менее мужским, но казалось, что звучит больше чем один голос, и уж точно больше чем один тембр; и она знала, что принцы, несмотря на то что этот человеческий термин предполагал пол, не были ни мужчинами, ни женщинами. Некоторые из них, появляясь на этом плане, обладали похожими на человеческие гениталиями – но они были лишь притворством, декорацией и иногда оружием.
Оглядевшись, она увидела его голову, торчавшую из стены, словно высовывавшуюся из несуществующего иллюминатора между зеркалом из полированного металла и старой держалкой из нержавеющей стали для бумажных полотенец. Выходя непосредственно из стены, без всякого видимого сочленения, она смотрелась почти как деталь ванного оборудования.
Голова принадлежала одному из существ, которых некоторые люди во время вторжения называли Зубачами.
Голова состояла по большей части из челюстей, с довольно симпатичными голубыми человеческими глазами, посаженными ближе к верхушке плоского черепа – посаженными таким образом, каким человеческие глаза не могли бы быть посажены никогда: словно глаза манты [46]. Изгибчивый, с акульими зубами рот опоясывал голову почти кругом; сама же голова сейчас была несколько откинута назад на змеиной шее, ухмыляясь ей в лицо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});