— Да там и мои мужики будут, — сообщил Каратыгин. — Антипка да Осип, им Никитка всю экспедицию детально обсказал. Верно, дожидаются уже.
— Я, барин, тута! — отозвался Осип. — При собаках!
— А, верно… и не приметил тебя, черта… Что же, Антипка один пошел?!
— Один, чего ему бояться…
— Вот и хорошо, — сказал Рязанов, несколько разозленный появлением Армалинского. — Если никто более не изъявит желания принять участие в убиении зверя, мы, наверное, можем отправляться.
Кони трусили по малоезженой дороге, заросшей мелкой травой, с лужами, покрытыми ряскою. Каратыгин ехал последним, со своими мужиками и собаками; Армалинский, словно чувствуя вину, держался подле него, а штабс-капитан и Иван Иванович Рязанов оторвались от остальных шагов на полета вперед. Шкирятов добыл откуда-то еще одно яблоко и грыз его, посматривая по сторонам.
— Ружье у Афанасия Адамыча взяли? — спросил он.
Рязанов кивнул.
— Напрасно. У Миклашевского ружья хороши, да хозяин у них ленив. Пауков хоть из стволов выгнали?
— Зачем вы меня дразните, господин штабс-капитан? — улыбнулся Рязанов. — Вычищено ружье, смазано, я еще с вечера Трофимычу сказал.
— Скушный вы, вот что, Иван Иваныч, — сделал мину Шкирятов и выбросил яблоко в заросли орешника. — Тьфу, пропасть, кислятина какая!
— Это вы про меня или про яблоко только что сказали?
— Да и про вас тоже. Что-то случилось? На охоту с таким дурным настроением не ездят.
— Вы это вон господину Каратыгину посоветуйте.
— Что мне Каратыгин… А вы, право слово, скушный. Охота же! Что еще надобно мужчине в расцвете сил?!
— Я бы мог вам очень длинный список надобностей привести, господин Шкирятов, но только насчет охоты спорить не стану. А это еще кто, позвольте спросить?!
Картина в самом деле была презанятная: навстречу охотникам ехал на низенькой мохнатой лошадке рыжеватой масти самый настоящий священнослужитель — такой же пузатый и низенький, как и его лошадь, с причесанной бородою и длинными волосами. Внешности священника никак не подходило охотничье ружье, закинутое за спину.
— Да это же отец Савва! — воскликнул Армалинский. — Здравствуйте, батюшка!
— Не имею чести быть представлен, — шепнул штабс-капитану Иван Иванович.
— Тот подождал, покамест отец Савва подъедет ближе, и проделал все сообразно правилам.
— Наслышан о вашем приезде, — осторожно сказал отец Савва густым красивым голосом.
— Вы, верно, тоже охотник? — спросил Рязанов, злясь на себя самого. Вот ведь незадача, говорил же ему Армалинский «порасспросить попа», а он и забыл! Придется разве что после охоты…
— Имею такой грех. Потому, услыхав о вашей экспедиции, не мог не присоединиться.
— Прямо крестный ход получается, — ворчливо сказал Каратыгин. — Токмо хоругвей не хватает да баб богомольных… Хороша же вышла охота!
— Оставьте, господин Каратыгин, — вступился за попа Шкирятов. — Я наслышан, что отец Савва охотник сведущий и умелый, к тому же помощь господня нам будет совсем не лишней!
Священник закивал и поправил свое ружье, — насколько разумел в них Иван Иванович, далеко не из дешевых. Так и поехали дальше. Лес вокруг был замечательно красив: вице-президент Академии художеств князь Григорий Григорьевич Гагарин, верно, оценил бы подобный пейзаж, напиши его приличный художник. Сквозь кроны деревьев пробивались солнечные лучи, освещая дорожную колею; отовсюду доносились разнообразные лесные звуки, теплые запахи сами лезли в ноздри, и Ивану Ивановичу отчего-то расхотелось искать зловещего медведя, который притом вовсе и не медведь… Не самое ли время остановить авантюру, предложить всем поехать к тому же Миклашевскому да хорошенько покутить?! Нет, поздно… Каратыгин от затеи не откажется, поедет один, да и Шкирятов лицом в грязь не ударит: он ведь как-никак организатор всего. Эх-ма, подумал Иван Иванович, как по-дурацки все оборачивается! А ну как никто с охоты не вернется?…
— …Все под Богом ходим, — звучно сказал отец Савва. — А только я полагаю, что медведь этот — обыкновенный медведь, и ничего более. Мужикам вольно рассказывать разные страсти, у них кругом то ведьмаки, то лешие… А кто хоть раз того лешего видел?
— Я, батюшка, видал, — отозвался поспешавший с собаками дядя Осип.
— Ну и каков он?
— Махонький, батюшка, с полменя примерно будет. А глаза большие, светятся, словно гнилушки, и весь шерстяной. Угукнул и пропал.
— Да то небось филин был! — сказал Каратыгин насмешливо.
— Что же я, барин, филина не видал? — обиделся дядя Осип. — Филин куда как меньше. Да и нету у филина ног-рук, у него лапы да крылья, а у энтого руки-ноги были, словно как у человека, токмо махонького. Леший, стало быть, кому же еще! Не иначе заплутать меня хотел, да нечаянно мне на глаза представился… А вот Кондрат, тот водяного видал: ловил, значить, Кондрат наш раков в заводи, что у переправы; только нырнул, а его за ногу кто-то возьми да и ухвати! И рука нечеловеческая — вся чешуями, ледяная, липкая, навроде лапы у лягухи… Кондрат и сам не помнит, как на берег-то выбрался, ан глянул назад — а там из воды башка торчит, лысая, зеленая, вся в водорослях и глазами эдак — морг! морг! И бурбалки идут.
— А это небось сом был, — заключил Каратыгин. — В позапрошлом году пехтеревские мужики такого сома поймали — на телеге пришлось везти. Утят с гусятами воровал, а раз даже мальчонку сглотнул лет пяти, что в речке купался. К слову, после мальчонки-то сома и словили, а в нутре его потом ребячий остов обнаружился.
Отец Савва размашисто перекрестился и что-то пошептал.
— Может, и сом, — согласился для виду дядя Осип, но видно было, что он остался при своем мнении.
2
Когда прибыли к месту, из травы поднялись двое мужиков. Антипкою оказался давешний бельмастый страшный варнак, коего Иван Иванович видел еще по пути с железнодорожной станции к Миклашевским, — тогда он нес раков на лозе. Второй был совсем молодой парень в несуразном войлочном грешневике[23] набекрень, с редкой бородкой и большим родимым пятном винного цвета во всю щеку. Звали его Сидор, и был он тоже из каратыгинских: пошел с Антипкой за компанию.
— А ты чего приперся?! — рыкнул на него Каратыгин. — Или дел никаких нету?
— Не ругайся, барин, — примирительно прогудел Антипка. — Иван и один в кузнице управится, работы всего-то чуть.
По общению Каратыгина с мужиками Ивану Ивановичу показалось, что «тваренелюбивый» помещик на самом деле человек довольно добрый, что бы о нем ни говорили. К Рязанову Каратыгин тем не менее относился подчеркнуто неприязненно, не заговаривал и не подъезжал близко.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});