людей жалко. Разгул ведь преступности, правду ты говоришь… – Он тяжело вздохнул. – Может, еще пригожусь – после меня вряд ли лучше придут.
Так разговаривали они, бодро шагая в сторону Блоньи. А там, при входе в садик, простились: их путь лежал по разным аллейкам.
Дома Углов не стал извлекать папку с подписью Котова из портфеля. Он устроил портфель в своем кабинете на шкафу, прислонив к небольшому бюстику черного африканца – этот африканец был подарен ему еще в подростковые годы и всегда стоял на шкафу возле самой стенки – подальше от неловких рук, да и от глаз тоже.
Спал полковник неспокойно.
Но главное началось утром. Явившись на работу, в свой кабинет, полковник отмахнулся от предложения секретаря приготовить кофе и, надев тонкие резиновые перчатки, достал из портфеля пластмассовую папку.
Вызвав Демина, полковник отдал ему папку, поручив передать ее специалистам для снятия отпечатков пальцев – как с самой папки, так и с документа внутри. Их следовало сопоставить с отпечатками, взятыми в комнате убитой Соловьевой.
«Это срочно», – пояснил начальник убойного отдела.
Весь день Углов занимался другими делами, но про папку с отпечатками помнил.
Результаты пришли незадолго до конца рабочего дня.
Да, отпечатки совпадали! Такие же «пальчики», как на папке, имелись на дверных ручках и мебели убитой две недели назад в своей комнате Светланы Соловьевой.
Как ни странно, даже в выгороженном туалете, на трубах…
Дело становилось ясным почти как дважды два.
Котов, отправившийся в двадцать один час домой в сопровождении Пашутиной, домой не пошел. Он подождал, пока Пашутина уйдет достаточно далеко, и двинулся в ту же сторону.
В двадцать один сорок уже вновь входил в арку дома на Ленина. Его видели в это время студент Крутиков непосредственно входящим в арку и механик Гаврилов – проходящим через двор к первому подъезду.
Он прошел в первый подъезд, проник в квартиру Соловьевой. Женщина сама ему открыла – скорее всего, он сказал, что пришел осмотреть водопроводные трубы на предмет их замены после ее заявления. Затем он совершил убийство путем удушения.
В общем, доказательства имелись, вместе с отпечатками пальцев их было вполне достаточно.
С мотивом было хуже. По-видимому, слова Соловьевой на собрании – что, мол, рылся на помойке уже взрослым юношей, – задели Котова, так как отсылали к убийству Стеллы.
Оно произошло именно в юношеские годы Котова. Будучи ребенком, Соловьева видела в окно, как он искал на помойке ту самую статуэтку, о которой упоминал Воробьев.
Маленькая Света видела и то, что в ночь убийства Котов прошел в квартиру Стеллы с улицы.
Здесь есть свидетели: сестры Лопуховы, Надежда и Вера. И все же насчет убийства Стеллы доказательства сомнительны, насчет поисков артефакта – тем более. Сорок прошедших лет со счетов не сбросишь.
Для обычного дела имеющихся доказательств вполне хватило бы. Но с Котовым… С Котовым неизвестно, как обернется…
Но он-то, полковник Владимир Углов, разумеется, и в этом вопиющем по наглости преступника случае поступит именно так, как должно.
За час до конца рабочего дня он передал папку с «Делом об убийстве гражданки С. А. Соловьевой» генералу.
Все – теперь или грудь в крестах, или голова в кустах.
Домой ушел минут на пятнадцать раньше.
На этот раз возле клумбы возилась Пашутина из пятого подъезда: выдергивала почти невидимые сорняки, рыхлила землю маленькой тяпкой. К полковнику едва подняла голову, равнодушно кивнула: «Здравствуй, Володя!», почти не разгибаясь. Ее мощный зад, обтянутый синими тренировочными штанами, возвышался над анютиными глазками, незабудками и маргаритками. Цветы на этом фоне казались особенно беззащитными.
Глава 32
Следствие закончено – забудьте!
Генерал Радлов, начальник смоленской милиции, вызвал Углова на следующий день, часа через два после начала рабочего дня.
Работали вместе они уже много лет, уважали друг друга. В общем, отношения сложились хорошие, и, как правило, реакция начальника полковнику была известна заранее.
Однако сейчас Углов шел к Радлову, не зная, что его ожидает.
Войдя в кабинет, он остановился возле двери: хозяин кабинета был мрачнее тучи.
– Проходи. – Генерал старался быть сдержанным, но это давалось ему с трудом: очень был сердит, даже взбешен. – Садись!
И Радлов кивнул на один из стульев возле стола для заседаний.
Оба молчали, выжидая.
– Владимир Сергеевич, – начал наконец генерал. И тон его был необычен, никогда раньше он так с Угловым не разговаривал. – Много лет мы с вами работали дружно, но вынужден вам признаться, что в последнее время мне ваше отношение к делу не нравится. Вы распустили отдел, занимаетесь какими-то мелкими делами в ущерб общему направлению. В городе разгул преступности! У нас заказные убийства! Где их раскрытие?! Месяц назад расстреляли бизнесмена на Колхозной площади! Сожжен киоск на Киселевке! Оба дела не раскрыты. Подорван автомобиль крупного чиновника – где раскрытие дела? Я уж не говорю о рядовых преступлениях – их масса… Осенью в город приедет Ельцин – что мы ему доложим?! – Он помолчал, устало прикрыв глаза. Потом поднял их на Углова. – Вместо того чтобы работать на благо нашего города, вы сосредотачиваетесь на мелких делах – и, как мне доложили, руководствуясь, видимо, преимущественно своей личной заинтересованностью в том или ином деле. Вот, например, «Дело Соловьевой», якобы раскрытое, которое вы мне передали вчера. Ну, о доказательности мы поговорим после. Почему вы так зациклились на этом мелком, в сущности, убийстве, каких, увы, много у нас в городе? Потому что убитая ваша соседка? Сыграло роль личное знакомство? Но вопрос не только в удивительном внимании к мелкому, в сущности, делу… Что за доказательства, взятые с потолка! Зачем вы приклеили сюда же еще одно, сорокалетней давности, убийство! Какие там могут быть свидетели через столько лет! Никто уже ничего не помнит! Срок давности истек! Зачем вы пытаетесь запятнать известного в городе и уважаемого человека? Одного из лучших и честнейших наших руководителей, которого любит народ?! У вас к нему личная неприязнь? Станислав Николаевич – один из самых близких к народу, один из самых любимых населением нашего города чиновников! У него очень высокий рейтинг! Вы представляете, какие разговоры начнутся в городе, если его обвинят в убийстве?! Какие будут волнения? До центра дойдет! И кому поверит народ – ему или вам? Невзирая на предшествующие заслуги, я начинаю подумывать о вашей отставке. Во всяком случае, «Дело Соловьевой» нужно немедленно закрыть – в этом деле вы зашли в тупик. Займитесь другими делами! Вы забросили наиважнейшие для города события, сосредоточившись на одном, малоинтересном. Стыдно в вашем