Единственное, что я смогла понять из опыта общения с властными людьми, так это то, что ты им интересен ровно настолько, насколько полезен. Если ты не представляешь никакой выгодны, они будут делать вид, что тебя вовсе не существует.
Никому из вышестоящих нельзя доверять информацию, которой ты владеешь, поскольку они могут утаить от тебя свои кусочки паззла или использовать против тебя же твои же козыри.
В своей прощальной записке Кэтрин ясно дала понять, что не доверяет ни Александре, ни Когнитиону и будет всячески стараться изменить устоявшийся в верхушках порядок. Они привыкли добиваться всего за счет манипуляции, и зачастую это выходит боком пешкам в их играх — то есть нам.
— Конечно, ты права. Пока мы не разберемся во всем, ни к чему привлекать внимание остальных. В данной ситуации могу доверять только брату, но не буду его просить помогать мне, чтобы он не ворошил свои старые раны.
— В любом случае, если он предложит какую-то помощь, не отказывай ему, он полностью ушел в работу и почти не вылезает с постоянных заданий, так немудрено и с ума сойти. Как я со своими книжками, — пошутила, скорчив безумную рожицу, и он рассмеялся.
— Не думаю, что ты сошла с ума, но мы не можем предоставлять информацию, основываясь лишь на догадках, поэтому нужно копнуть глубже. Да и вообще от нас намеренно утаивают что-то. Взять хотя бы ту полукровку, которую мы нашли. Доступ к ее делу полностью засекречен, а вопросы о ней караются отлучением от рун. Значит, им есть что скрывать. Мне бы хотелось полностью владеть информацией, чтобы знать какому врагу мы противостоим.
— Что мы и сделаем. Это будет наше маленькое расследование, мистер Ватсон, — потрепала его по щеке, а затем задумалась с чего начать первым.
Глава 19
Почему-то казалось, что возвращение в школу для меня не будет чем-то странным. Я сидел в коридоре, ожидая друга, который как всегда задерживался. Раньше не задумывался о том, что запах школы — это запах бумаги, мела, пыли и лжи…
В каждом из кабинетов в течении урока врет как минимум один ученик. И эта ложь почти осязаема, как густой туман, давящий на легкие. Бесспорно, наша жизнь переполнена враньем. Но детская ложь самая коварная и темная, именно с нее начинается хулиганство, именно ей руководствуются «сильнейшие» в борьбе за выживание. Эта ложь ранит и губит еще не сформировавшегося человека. Мы не перестаем врать, а также не задумываемся о последствиях сказанного слова.
Но не только вранье меня беспокоило. Мысль о нежелании возврата в школу состояла еще в том, что в ней в каком бы то ни было веке присутствовало деление, которое как естественный отбор распределяет детей на две категории — «сильных» и «слабых». Это напоминает законы животного мира: не съел ты — съедят тебя.
Меня поражает мысль о том, какими жестокими могут быть дети, в особенности подростки, в погоне за приличным местом в обществе. В каждой школе есть это деление. Вся основная масса школьников дробится на «элиту», то есть верхушку школьного общества, и «отбросы». Причем последних отсеивают лучшие из первых — верхушка элиты. Им не важно насколько ты умен и хорош, и как ты себя можешь показать. Ты — никто, если у тебя нет последней модели айфона, а твои родители как минимум не заместители директоров состоятельного предприятия.
Это то, что больше всего вызывало во мне массу плохих эмоций и бурю негодования. В младшей школе я сам записал себя в лузеры, и не потому, что не было чем похвастать (а мне было чем), а потому, что не хотел деградировать и переставать быть человеком. Быть собой.
Прозвенел звонок, отвлекший меня от старых воспоминаний о младших классах, в которых обучался еще до того, как попал в школу боевых искусств. Из кабинетов стали выходить ученики, и коридор живо наполнился гулом множества голосов.
Мимо меня прошла компания высоких широкоплечих парней, нетрудно догадаться — баскетболистов. В этот момент тощий паренек лет пятнадцати, копающийся в своем шкафчике, попался на глаза главаря банды.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вычислить предводителя аборигенов проще простого — он выше и шире, а также у него на одну извилину больше, чем у остальных. Надо же как-то вести за собой этих накачанных тупиц.
Незаметное движение — и паренек, не успев сделать и двух шагов, повалился на землю, распластавшись на холодном полу. Громилы загоготали, а бедолага, глядя под ноги поднялся на свои две и отряхнул одежду с абсолютно безразличным выражением лица.
Вот же упыри, руки так и чешутся всем им начистить физиономии, чтобы поумерили свой пыл. Но не стоит привлекать к себе лишнего внимания, тем более они меня не трогали, чтобы вступать в конфронтацию. Я протянул пареньку прямо в руки его рюкзак, который отлетел при падении к моим ногам.
— О-о… смотрите-ка, пришла мамочка сменить малышу Барри подгузнички, — начал язвить главарь, на что его друзья глупо заржали. Я сжал руки в кулаки. Теперь уже был не в силах совладать с переполняющей меня ненавистью на подобную несправедливость.
Мне жутко не хотелось этого делать, но грусть, отразившаяся на лице паренька, вывела меня на нет. Настала моя очередь делать незаметные выпады. Что я и умел делать быстро и качественно — так это вспарывать демонам глотки, здесь же можно было обойтись меньшей кровью.
Достаточно было немного пристыдить этого грудничка-переростка. И я придумал как сделать это максимально незаметно. О, это будет забавное зрелище, особенно если кто-нибудь из учителей заметит.
Одно резкое движение клинка, и он снова на месте. Словно его и не доставал. Дело сделано.
— Ты бы лучше за своими штанами следил, — произнес как ни в чем не бывало.
— Что? Ты кто такой вообще? — Гаркнул он, сделав шаг в мою сторону. Это было грубейшей ошибкой с его стороны. Миг, и джинсы упали до колен, выставляя на всеобщее обозрение трусы главаря шайки. Да-аа… такого эффекта даже я не ожидал.
— Миленькое бельишко, — хитро подмигнул, глядя на его боксеры со Спанч Бобом. Теперь смеялись не только его дружки, а все зеваки, образовавшие вокруг нас кольцо. Бугай смутился, быстро напяливая штаны. — Какое-то жалкое зрелище, — махнул я рукой в сторону пристыженного баскетболиста, — в следующий раз, ставя подножки, вспоминай какие на тебе трусы. — Обернувшись зашагал в сторону кабинета директора, где Калеб слишком долго подавал свои документы на зачисление.
— Это было классно, — нагнал меня пострадавший от подножки паренек.
— Ты это о чем? — Беззаботно спросил, не глядя на него.
— Ну, фокус с ремнем. Что это было? Проволока, нож? Я не успел разглядеть. — Оживленно поинтересовался, перечисляя возможные варианты.
— У тебя достаточно хорошо развита внимательность, — сделал вывод, из его вопросов, при этом увиливая от ответа, — но подножку не заметил.
— Ничего особенного для зубрилы. По поводу подножки… мне бы другую выходку придумали, поэтому приходится как-то выбирать между пакостями. Кстати, я Барри.
— Эндрю, — коротко бросил в ответ.
— Новенький?
— Нет. Мой друг подает документы, я его жду.
— Аа-аа… я подумал, что ты новенький. У нас в школе уже все знают, что с Эриком шутки плохи.
— Типичный качок. — Непроизвольно закатил глаза, на что тот усмехнулся. — Гора мышц и никакой логики.
— В этом ты прав. — Прозвенел звонок, и Барри приуныл. — Ладно, у меня физика. Был рад знакомству. — Я молча посмотрел на удаляющуюся фигуру.
Бедный парень со смирением терпит все выходки со стороны других одноклассников и знает, что каждый день ему придумывают новую пакость, но он все также исправно продолжает ходить на занятия, зная, что новый день уготовил для него очередную оплеуху.
Постепенно коридоры вновь опустели, а Калеб все еще не выходил из приемной. Уперся в стену у двери и снова пустился в раздумья. Стойкость характера, сдержанность, развитая внимательность — из него бы вышел хороший охотник…
Учись я в этой школе, не стал бы таким как Эрик. Унижать слабых — удел идиотов. Барри зачислили в лузеров лишь потому, что он не мог или не хотел дать отпор громиле в свое время. Тут из кабинета вышел Калеб, лучезарно улыбаясь мне.