Лив задумчиво произнесла:
— Одна из служанок утверждает, что видела нечто удивительное в кладовой перед кухней.
— А что именно?
— Нет, не видела, а только почувствовала, что она в помещении не одна. За нею из темных углов внимательно следили глаза.
— Ужасно, — прошептала Габриэлла.
— А не мог ли он вернуться? — произнес шепотом Андреас. — Волшебный корень? Как некая месть?
— По правде говоря, я слышал, что амулет живой и у него есть душа, но никогда не мог поверить в это, — произнес Маттиас. — Зачем ему…
Он внезапно замолчал.
Все услышали одновременно.
Слабый неопределенный звук.
— Крысы? — шепотом спросила Габриэлла.
— В Гростенсхольме крыс нет, — ответила Лив. — Могут быть только мыши.
Ответом ей был глухой удар.
— Большая мышь, — сухо произнес Калеб.
— Поднимемся наверх? — прошептал Андреас.
Мужчины встали. Габриэлла вопросительно посмотрела на бабушку, но Лив продолжала сидеть.
— Габриэлла, пойдешь с нами? — поинтересовался Маттиас.
— Ее сиятельство боится, — пробормотал Калеб.
Это для нее было уже слишком!
— Совсем не боюсь, — тихо сказала она и, не успев даже подумать как следует, оказалась в коридоре, а потом вместе со всеми, крадучись, вошла в другой коридор.
Она очень раскаивалась в этом. Но отступать уже было поздно.
13
Лив лежала в постели и слушала завывание ветра. По окнам била снежная крупа. Она задумалась о том, что пряталось на чердаке. Что нашли Тарье и Колгрим. Лив была не в силах понять.
И все же только она должна была знать об этом. Но, то, что она проделывала двадцать восемь лет назад, она полностью забыла.
Четверо молодых людей тем временем поднимались на чердак по лестнице, которую нельзя было назвать узкой и крутой. Они пытались двигаться по возможности беззвучно, боясь, как бы не скрипнули ступени.
Перед Габриэллой уже была поставлена задача. Ей надлежало стоять наверху лестницы с тем, чтобы воспрепятствовать неизвестному существу проскочить этим путем.
Задача, как ей думалось, была не из приятных.
Еще меньше ей понравилось и то, что ей в руку вложили стальное оружие и что все они вооружились, чтобы наброситься на сброд троллей, если это понадобится.
Итак, все они оказались наверху. Перед ними открылся огромный неизвестный чердак.
Никто не знал помещения, даже Маттиас. И свечу они с собой не захватили. Все должно было произойти в условиях исключительной секретности.
Снежный шквал обрушивался на крышу, сквозь щели и под балками на чердаке с воем прорывался ветер.
Он пел жалобную стонущую скорбную песню, заглушая звуки, которые они должны были услышать. Чердак навевал тоскливые думы. Сюда были заброшены некогда любимые вещи, теперь никому ненужные.
Так думала Габриэлла, душой которой овладела мрачная грусть.
Гораздо хуже было чувство неудовлетворенности, почти страха, охватившее каждого на чердаке. Все, что укрывалось здесь, было неизвестным, полным тайн…
А эта ночь была исключительно неприятной.
Ибо они знали, что кто-то находится в этом огромном помещении, тараща на них глаза.
Габриэлла видела, как мальчики удалялись от нее, исчезая в темноте. В панике она схватила чью-то руку и попыталась удержать хотя бы одного из них.
Он сделал шаг назад и быстро успокаивающе обнял ее одной рукой за плечи. По его росту она поняла, что это Калеб.
Но вот исчез и он.
Удивительно, он впервые отнесся к ней приветливо! Эта чудесная мысль настолько завладела Габриэллой, что она даже забыла о страхе. В ее сердце снова появилась теплота. И новое чувство. Не сомнение в том, будет ли ее любить Симон. Это было нечто новое. Это было чувство взрослой женщины. Сильное и чудесное, возбуждающее.
Калеб был также поражен.
Габриэлла никогда не понимала его холодности. Не сознавала, что причиной агрессивности Калеба была она сама. Ему казалось, что девушка относится к нему снисходительно и с презрением, подчеркивая различие в их происхождении. Все его резкие слова вызывались лишь желанием «принизить ее немного».
И вот она внезапно стала искать его руку.
Его руку!
Он не сознавал, что его рука случайно оказалась рядом. Напротив, все существо его наполнилось огромной нежностью, мгновенно он смог глазами Габриэллы увидеть случившееся с ней несчастье. Он уже не считал ее кислятиной, занятой только собой, «высочеством», а видел испуганное, неуверенное, жаждущее утешения маленькое существо, выброшенное в темную пустоту этим дурно воспитанным аристократом.
Калеб подавил в себе страстное желание вернуться и рассказать все это Габриэлле.
В том, что они не понимали друг друга была виновата в некоторой степени Сесилия. Она смертельно боялась, что дочь может случайно оказаться в таком же положении, в какое попала она в молодости, что горячая кровь Людей Льда заведет ее в такую ситуацию, управлять которой она окажется бессильной. Сесилия уступила мужчине, которого не желала. И произошло это только потому, что она изголодалась по любви и сгорала от страстного чувства к мужчине, которого получить не могла. Подобного не должно случиться с Габриэллой. Поэтому Сесилия, не желая того, воспитала дочь существом, сдержанно и строго относящимся к мужчинам.
Калеб ничего этого не знал. Он чувствовал только жгучую боль в груди от тоски или грусти, сознавая, что она аристократка, а он просто Калеб.
Он на мгновение зажмурил глаза и, чтобы сконцентрировать внимание на чердаке, сделал глубокий вдох.
В темноте невозможно было увидеть даже собственную руку. Поэтому он стоял и слушал.
В завываниях снежной бури он слышал осторожные крадущиеся шаги своих товарищей, продвигавшихся вперед дюйм за дюймом. Иногда ноги цеплялись то об один предмет, то о другой, он слышал приглушенные проклятия. Видимо, их произносил Андреас — Маттиас никогда не ругался.
Внезапно все они услышали из-за угла резкий щелчок. Затем тягучий звук.
Габриэлла, чтобы не закричать, закрыла рот рукой.
«Что Колгрим и Тарье нашли здесь? — подумала она. — Какие тайны прошлого Людей Льда скрывались на чердаке?»
Волшебный корень…
Нет, это было бы слишком страшно, так жутко, что просто стало бы смешно.
Но Габриэлла в этот момент совершенно не испытывала желания смеяться. Абсолютно никакого!
Мужчины быстро и беззвучно шмыгнули в угол, из которого раздался звук. Один из них споткнулся о нечто, зазвеневшее как железный ящик. Калеб беззвучно замер.
Под одной ногой он почувствовал что-то мягкое, из ткани. Он немного подвигал ногой и решил, что это, должно быть, стул, обитый ковром.
Затем на фоне оконного пролета он увидел силуэт Маттиаса. Он был черным, а сзади него виднелось ночное небо, заполненное снегом. А Андреас находился справа от него, это он знал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});