– Тебе виднее! – сказала валькирия-одиночка, захлопывая от подзеркаливания мысли и стараясь придать лицу скучающее выражение. Ей было известно, что суккубы, если потребуется, считывают потаенные мысли с необычайной легкостью. По глазам, морщинкам на лбу, неуловимому жесту, даже просто по дрожанию губ.
– Я, конечно, дух мелкий, мне мало кто отчитывается, да только слухи у наших быстро разносятся. Когда Лигулу донесение прислали, что свет там регулярно топчется, тот поначалу Арею отписал, чтобы он осторожненько понюхал, чего да как. Да только наш Арей больше ценит, что в его собственную голову втемяшится. Мечом кого-нибудь рассечь – это он с радостью, а вот «осторожненько понюхать»… В общем, завяло дело. Тогда Лигул от себя послал двух комиссионеров. Ни один не вернулся. Послал еще четверых – из этих уже один вернулся и сообщил, что они напоролись на валькирию с золотым копьем.
– Ага! Фулона! Так вот почему она… – не сдержавшись, воскликнула Ирка, но тотчас, спохватившись, что суккуб насторожил ушки, умолкла.
– Тогда Лигул перестал посылать комиссионеров и отправил троих стражей посообразительнее… – разочарованно продолжал Хнык. – Они встретили там одного ошивающегося парнишку, скрутили его (щенок оказался неожиданно шустрым и подранил одного из наших!), но сами напоролись на златокрылых и отчалили ни с чем… Что, уже интересно?
– Не особенно. Я пока не понимаю, при чем тут двоюродный брат, – нетерпеливо сказала Ирка, одновременно опуская в копилку своих внутренних суждений о Багрове меткое определение «ошивающийся парнишка».
– Очень даже при том! – горячо зашептал Хнык. – Лигул не собирается спускать светлым! Конечно, стражи мрака могут и сами сунуться на площадку, но нашим интереснее, чтобы свет получил моральный пинок от людей. Так свету больнее будет!.. Вы им носы вытираете, а они об вас ноги!
– Давай без рассуждений!
– Пожалуйста! Через четверть часа туда подвалят две довольно большие толпы, чтобы выяснить отношения. То ли машину у кого-то свистнули и разобрали, то ли девушку угнали. Я особо не вдавался. Проектированием разборок и провоцированием ссор у нас особый отдел занимается – я не влезаю. Мне достаточно, что двоюродный братец, о котором я говорил, будет в одной из толп.
– И что? Начнется драка и в драке разнесут детскую горку? – попыталась понять Ирка.
Хнык хихикнул.
– Ну драка не драка, а кусок трубы мой подопечный с собой прихватил. На случай внезапного ремонта водопровода, хю-хю. Ну что? Отпускаете меня?
– Проваливай! – брезгливо сказала Ирка.
Хнык не заставил себе долго уговаривать и шмыгнул через проспект. Антигон проводил его взглядом бойцового пса, которому не позволили сожрать гавкучую шавку.
– Я одного не понимаю! Чего там крушить? Детскую горку, турники и песочек? Лестницу, если верить Эссиорху, они все равно не увидят! – спросила Ирка озадаченно.
Антигон запустил пальцы в заросли бакенбард и принялся ожесточенно скрести. Как всякая нежить, он страдал от мелких паразитов.
– Не в том дело, хозяйка! Мрак гонит их туда как баранов, чтобы было как можно больше бестолковой суеты. У кочевников так бывало. Погонят на пехоту противника быков. Кричат, бичами щелкают, факелами их пугают, а сами за бычьими спинами от стрел прячутся. А как быки передние ряды копейщиков сметут, тут между ними и кочевники врываются. Да это все и не важно. Плевка одного и то хватило бы, если в нем яда и гнева много. Не пощечина убивает, а обида. Не слюна смердит, а злоба.
Ирка задумалась. Да, Антигон прав. Осквернение – дело тонкое. Польют в драке землю кровью, засеют выбитыми зубами, мозги кому-нибудь вышибут, трехэтажным матом ненависть свою в асфальт и песок вварят – и не сможет в оскверненном месте ничего появляться в предрассветный час. Исчезнет лестница. Перестанет быть видимой. И доступной, и что тогда? Возникнет где-то в другом месте? А если нет?
– Может, Лигул и все просчитал, но кое-чего не учел, – сказала Ирка.
– И чего не учел? – усомнился Антигон.
– Фэ-Тэ-Тэ.
– Что за Фэ-Тэ-Тэ?
– Фактор тети Таамаг.
* * *
Дафна подняла с пола меч, которым Арей последние полтора часа, по его собственным словам, выколачивал из Мефа лишнюю дурь. Ради эксперимента Дафна взмахнула мечом пару раз, пытаясь повторить движения барона мрака, но у нее внезапно заболела голова. Дафна торопливо отбросила меч и принялась тереть костяшками пальцев виски.
Меч хранил дух Арея – беспощадный к себе и другим, мертвенный и ироничный. Даже странно было, что дерево сумело пропитаться им и удержать в себе. Но смогло и удержало.
Думая об Арее, Дафна представляла себе огромного викинга, в спине у которого торчит нож. Рукой до ножа не дотянешься – вытащить его нельзя. И вот викинг поворачивается, даже рычит, но только и может, что скрести себе пальцами плечо – нож все равно торчит где-то сзади.
Мефодий лежал на матах, отвернувшись к стене, и тяжело дышал. На нем была серая тонкая майка с двумя ясно проступавшими подтеками пота на спине. Меф потел полосками, как тигр.
Арей только что ушел, отшвырнув меч и напоследок обозвав Мефа «террористом-смертником» и «куском бездарной протоплазмы». Дверь, которую он открыл ногой, все никак не могла успокоиться и дрожала от обиды.
Дафне хотелось ободрить Мефа, как-то показать ему, что она с ним и он не одинок. При этом она прекрасно понимала, что рассуждения в стиле: «Ты хорошо сражался! Один раз ты его почти достал! А что перед этим сорок четыре раза тобой вытерли пол – это все мелочи! С кем не бывает!» – успеха иметь не будут.
Зная это, Дафна решила о схватке вообще не говорить, а подобно степному певцу акыну выдавать сплошной поток сознания в надежде, что отвлечет Мефа от унылых мыслей.
– Смотри, что я недавно заметила. Есть, допустим, узкая дорога. По ней навстречу друг другу идут два незнакомых молодых человека. Когда расстояние будет метров в пять, оба непременно плюнут в сторону. Причем первым почему-то плюнет тот, кто слабее. Сильный может этого и не сделать. Но если силы примерно равны или неопределимы, тогда плюнут оба, – сказала Дафна.
Меф не отозвался. Он продолжал лежать, отвернувшись к стене, и Дафна видела только его собранные в хвост светлые волосы.
– Я вот шла и думала, что означают эти плевки? Вызов? Независимость? Демонстрацию презрения? Может, это кипение мужества, вызывающее непонятное пока науке выделение слюны? Ты как думаешь? – продолжала она.
Мефодий никак не думал. Во всяком случае, вслух.
«И что я о такой чуши заговорила? Ну да все равно! Я от тебя не отстану!» – решила Дафна.
– Я понимаю, что тема тупая, странноватая, но все же любопытно. Или вот еще есть какие глубокомысленные личности. Эти плюют, сидя перед домом на лавочке, или просто когда ждут кого-то, или от скуки. Свесят голову вниз, локтями на колени обопрутся и трудятся. Мелкие, полусухие плевки-крапины. Их обычно бывает безумное количество. Две-три сотни рядом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});