Читать интересную книгу Молчание золотых песков - Джон Макдональд

Выпив бульона, я попытался встать, и у меня это неплохо получилось. Они оставили нас в покое, меня и Мейера. Радушие их не тяготило. Мы могли не обращать ни на кого внимания и просто слушать красивое пение, есть бульон и воздавать хвалу Всевышнему.

Я нашел пахнущую уксусом девушку и с благодарностью возвратил ей чашку. Мейер и я отошли от костра и от света.

— Я запаниковал, — сказал Мейер. — Освободился от остатка проволоки, взвалил тебя на ту проклятую тележку и помчался как сумасшедший.

— Где эта тележка?

— Там, на склоне. Она застряла, и им пришлось вытаскивать ее с помощью пляжной повозки.

— А что с тем лимузином?

— Хороший вопрос. Джошуа и я вернулись туда на его мотоцикле. Ключи от машины были на столе в офисе. Мы положили мотоцикл в багажник лимузина. Я все запер, и мы уехали оттуда еще до половины восьмого, отогнали лимузин как можно дальше, в аэропорт Вест-Палм, ключи оставили в пепельнице. Можешь назвать это решением в духе Диссо. Между прочим, я сделал пожертвование в пользу этих миссионеров — от своего и твоего имени.

— Это хорошо.

— Я передал им одну из запакованных пачек сотенных бумажек прямо из банка «Сазерн нэшнл». Завизированных. Нетронутых. Там было четыре такие пачки, в коричневом конверте, который лежал на столе в хранилище.

— Что сказал Джошуа?

— Спасибо.

— Он не задавал никаких вопросов о характере помощи, которую ты у него просил?

— Только один. Перед тем как он взял себе имя Джошуа, у него была привычка бить машины. Он сказал, что единственное, что хотел бы знать, — почему, если мы совершили грех, мы раскаялись в нем. Я ответил, что, хотя не считаю содеянное грехом, готов молиться о прощении. Тут он кивнул и бросил деньги в суму на своем мотоцикле. Я вышел с автостоянки аэропорта, а он выехал на мотоцикле и подобрал меня на дороге. Сюда был тоже долгий путь. Я даже подумал, что ты не выживешь, пока мы доедем.

— Мейер?

— Да?

— Отвези меня домой. Отвези назад, на «Флеш», пожалуйста.

— Давай пожелаем спокойной ночи всему клану.

Я много спал. Мне это прекрасно удавалось. Я мог встать в полдень, принять душ, плотно позавтракать, а к трем часам дня снова был готов вздремнуть. Пелена отступила в отдаленные уголки мозга. Все оставили меня в покое. Об этом позаботился Мейер, наговорив обо мне всяких небылиц.

Мейер заходил обычно в то время суток, когда меня можно было застать на ногах.

Мы отправлялись плавать. Потом возвращались и играли в шахматы. Мне не хотелось быть среди людей. Пока еще. Поэтому еду готовил либо он, либо я. Иногда он уходил и что-то приносил.

Чем дольше мы откладывали решение, тем легче было его принять. Случайности выстраивались в схему, которую не было смысла опровергать. Гарри Бролл схватил свои триста тысяч ссуды наличными и сбежал с Лайзой, подругой, которую он собирался бросить. Кроме некоторых раздраженных кредиторов никто особенно не искал его. Жена Гарри была объявлена пропавшей на Уинуордских островах, где, вероятно, утонула, когда плавала в одиночестве. Пол Диссо тоже, возможно, утонул, но в его положении это, скорее всего, было самоубийством, вызванным глубокой депрессией и страхом перед тяжелым заболеванием крови. Он и должен был плохо кончить.

Джиллиан была поразительно мила, готова помочь и сдерживала обещание не задавать никаких вопросов. Она прилетела на Гренаду и задержалась на несколько дней. С помощью друга-адвоката ей удалось получить мой пакет из сейфа отеля и личные вещи из камеры хранения.

Джилл трогательно принесла свои извинения и сожаления. Когда она и ее новый друг возвратились с Гренады, она пришла ко мне вместе с ним, чтобы отдать вещи. Они выпили с нами и не стали задерживаться. Мейер пришел до их ухода.

— Все время забываю, как его зовут, — сказал он потом.

— Фостер Крэмонд. Он до сих пор остается близким другом обеих своих бывших жен.

— Богатых бывших жен.

— Разумеется.

— Приятный. Хорошие манеры. Не причиняет никакого беспокойства. Хорошо играет. Во что? В теннис, поло. Плавает под парусом. Отличные рефлексы. Ты обратил внимание на то, как быстро он поднес свою солидную золотую зажигалку? В долю секунды. Любопытный феномен происходит, когда они смотрят друг на друга.

— Ты имеешь в виду, что у нее идет пар из ушей? И что у него раздувается шея, становясь на два размера больше? Да. Я заметил.

— Тревис, как ты отреагировал, когда увидел ее нового друга?

— Испытал облегчение оттого, что мне не надо слишком беспокоиться из-за нарушенного обещания приехать к ней на неделю. И… некоторое возмущение, наверное. Если быть честным, то некоторое возмущение.

— Ты хотел бы снова изменить свое мнение?

Я долго не отвечал. Целых три хода, один из которых потребовал от меня усиления защиты против его королевского слона. Я придумал отличный ход. Пока он изучал позицию, я откинулся на спинку стула.

— Это ты насчет того, что я изменил тогда свое мнение. Нет. Инстинкт не подвел меня, когда Гарри пришел сюда. Он не собирался стрелять в меня. Предположим, что я отстал на полшага или на шаг. Возможно, я достаточно стар или мудр, чтобы перейти в положение, когда уже не нужна скорость. Единственное, что я знаю, — мне нечего ждать везения в будущем, потому что его не было и в прошлом. А раз нет везения, придется самому делать себя счастливым. Я знаю, что главное — это чувство, которое я испытаю, когда начну строить собственное счастье… И Джиллиан тут ни при чем. Я мог бы расслабиться, найти себе богатую даму и успокоиться. Но это была бы неполноценная жизнь. У меня есть неистребимые привычки. Не могу отделаться от запаха, вкуса и ощущения смерти и стараюсь не допустить того, чтобы она слишком приблизилась. Если бы я знал, что смогу не допустить этого, то не чувствовал бы ничего подобного.

Мейер долго думал над этими словами, потом долго думал над своей позицией и наконец сказал:

— Если сомневаешься, сделай рокировку. — Он передвинул короля в угол, под охрану ладьи, и добавил: — Тревис, я очень рад, что ты принес нам чуть-чуть удачи. Я рад, что нахожусь здесь. Но…

— Но?

— Но с тобой что-то не так.

— Я вижу во сне всякие гадости. Моя память похоже пришла в порядок. Она почти все расставила по местам. Но у меня действительно отвратительные сны. Прошлой ночью я покупал рубашку. Продавщица предупредила, что ее шили на островах, а там они не точно проставляют размеры, поэтому я должен ее примерить. Когда я надел на себя рубашку и вышел, то увидел, что это точно такая же рубашка в африканском стиле, какая была на Лайзе в вечер нашего знакомства. Когда я попытался объяснить девушке, что мне нужна другая, она быстро подошла ко мне, протянула руку и с щелканьем пристегнула что-то спереди. Это был большой круглый белый предмет, слишком тяжелый для переда рубашки. Я поднял его и понял, что щелкала нижняя челюсть черепа, которая, захлопнувшись, прикусила зубами ткань. Это был очень белый, отполированный, изящный череп, и сначала мне показалось, что это череп какого-то хищника. Потом вдруг я понял, что это череп Лайзы. Я хотел заставить девушку снять его, но она сказала, что он продается вместе с рубашкой. Ни с какой другой, а именно с этой. И я проснулся.

— Господи Боже, — тихо прошептал Мейер.

— Но обычно я вообще не вижу снов.

— Скажи спасибо, Тревис. Что-то еще не так?

— Да.

— Не можешь пока объяснить этого словами?

— Мне кажется, что скоро смогу. Когда этот момент наступит, я тебе все объясню…

— Пытаешься угрожать конем? Давай. Посмотрим, что у тебя получится.

В следующее воскресенье, а было это в конце мая, мы с Мейером отправились на пляж. Ветер стих, на солнце стало очень жарко, и мы переместились в тень, на скамейку. Я наблюдал за двумя симпатичными дамами, прогуливавшимися по пляжу. Они шли, старательно распрямив плечи и втянув животы, смеялись и болтали. Элегантные дамочки. Совершенно незнакомые. Они лишь коснулись моей жизни и уже уходили из нее, и я никогда не узнаю их и не прикоснусь к ним, так же как к двум миллионам или к десяти миллионам их грациозных сестер.

— Кажется, сейчас я смогу выразить одну проблему двумя словами. Но это только попытка. У тебя хватит терпения?

— Ты что, часто видел меня нетерпеливым?

— Начну со слов, сказанных Рупом Дарби на Гренаде. Это фраза, не слово. Она определяет состояние. Без женщин. Физически, он имел в виду. Полнейшее сексуальное опустошение, когда кажется, что никогда больше не захочешь видеть ни одной женщины. Но у меня это в другом смысле. Вся моя любовная жизнь проходила до Гренады целую вечность назад.

— Так. Значит, без женщин, но не в физическом смысле.

— Господи, нет. Эти две, что только что прошли мимо, вызвали предполагаемую реакцию. И я прекрасно помню прикосновение гладкого и теплого бедра той маленькой христовой певчей на своем затылке. Физическая способность — это прекрасно. Нет, Мейер. Я чувствую себя опустошенным и сломленным в другом смысле. Я противен самому себе, не могу представить себя в действии.