Утром я специально потратила время, в которое собиралась повторить гисту, на макияж. А вот и мое любимое красное платье-футляр из мягкого трикотажа. На парах старалась сидеть спокойно, ловила взгляды Красавкиной и ее свиты. Во вторник будет колок по анате на препаратах, а сегодня пишем теорию. Судя по взгляду, завистливому и обиженному, она уже придумала, как я буду сдавать коллоквиум. Твои бы мысли, да дяде Мише в голову…
Он пришел на пару со стопочкой билетов, которые тасовал на манеру игральной колоды карт.
— Сдвиньте! — Он протянул мне колоду. Я сдвинула. Еще немного помешав билеты, он сделал веер и предложил мне выбрать себе билет.
Я так и сделала. Мне достались несложные вопросы, только про седалищно-прямокишечную ямку я ничего не читала. С вопросом «что за фигня?» просто пролистнула. Вот и расплата. Хотя работа пошла, писалось легко, еще и Миша сидел рядом. Поднимая взгляд, я ловила его на себе, он чуть улыбался, немного меня смущая. Я не списываю!
— Михал Иваныч, что писать в строение наружного носа?
— Все, что знаете. Можете формы носа описать. — Предложил Золотко, я улыбнулась.
После колка измотанные студенты разбежались со стонами облегчения. Мы с Фимой остались с нашей порезанной головой. Мы уже успели расчистить мимические мышцы, случайно отрезать веточку лицевого нерва и обнаружить комплект сосудов и нервов под грудино-ключично-сосцевидной мышцей. Вскоре вернулся Золотко, присел рядом со мной на стульчик и стал осторожно тыкать скальпелем и пинцетом в препарат. Я поражаюсь его знаниям! Два раза тыкнул, начал резать — нашел артерию и вену! Я их видеть начала с третьего занятия. Он внимательно смотрел на инструменты. Моя нога касалась его, бедром к бедру, чтобы видеть надрезы, я почти сложила голову ему на плечо. Вот бы сейчас Фима вышел, а дядя Миша бросил скальпель и принялся изучать меня. Я почувствовала ногой пульс, ускоренный и мощный, признаться, я даже не знаю, кто из нас заволновался.
Получив задание, мы поиграли в хирургов и стали собираться.
— Я побегу, у меня отработка по БХ.
— Конечно. — Легко согласилась я.
— Ты только не до смерти нашего Золотого…
— Фима! — С улыбкой одернула его я.
Он обнял меня на прощание, попытавшись пересчитать ребра, и побежал на бэху. А я вышла в коридор. Дверь у Миши была открыта, но его самого в кабинете не было. Я вышла с кафедры и поднялась в холл перед лекционкой. Просторный, с голубыми стенами и большими окнами, он насквозь освещался первым весенним солнцем. Я чувствовала себя так свободно в этом пространстве…
— Вы закончили?
Я повернулась, Миша был уже без халата в моей любимой черной рубашке. В руках он держал плакаты со строением нервной системы. Разбирался в пособиях. Я кивнула в ответ. На меня дохнуло влажным воздухом из открытых окон. Следом полилась модная песня весьма условного содержания. Хотя мелодия мне нравилась, я, даже не заметив, задвигала бедрами. Меня тянуло в пляс. Миша усмехнулся моему настроению и поморщился песне.
— Ни смысла, ни музыки.
— В клубе норм. — Пожала плечами я.
Было жарко, и расстегнула халат и сбросила его на подоконник. Миша с интересом и легким беспокойством наблюдал мой мини-стриптиз. Мне показалось, его взгляд задержался на моих формах. Давно пора!
— Вы танцуете?
— Ваши современные судороги нет.
— Это тик-тоник.
— Это нервный тик. — Ответил Миша, укладывая плакаты на подоконник и подходя ко мне. Без шапки он казался ниже, да еще и я надела осенние сапоги на высоких каблуках. — В мое время танцевали вальс. Знаете, что это такое?
— Я не совсем деградантка. — Я достала телефон и стала рыться в плей листе.
— Как у вас там говорят? В Гугле вбей!
Я даже отвлеклась от поиска песни. Ничего себе, дядя Миша!
— Кто тебе сказал про Гугл?
— У стом фака слышал. — Отмахнулся Миша. Глаза его блестели моим любимым образом, озорно и влекуще.
Я как раз нашла песню и нажала на «плей». Звуки фортепиано отразились от стен, запела девушка, грустно и красиво. Золотко без слов протянул мне руку, я взялась за нее, он нежно притянул меня к себе и обнял за талию. Я взяла его за плечо. Шаг за шагом я вспоминала, как это кружиться в вальсе, что шаги могут переходить один в другой, круговой сменяется балянсе, руки должны быть нежными, а взгляд проходить по уху партнера. Но я не могла оторваться от его глаз. Он ведь как герой песни не дает увидеть себя настоящим, вечно прячется от меня за Цветом ночи. А я стараюсь раскрыть его, снять с апельсина толстую кожуру, но он даже в танце словно убегал от меня, как песок через пальцы. Я не ожидала и пискнула, когда его руки внезапно окрепли и приподняли меня наверх. Я выгнулась в спине, круг на высоте, он опустил меня на пол. Я чувствовала, как мои мысли путаются в кругах нашего замечательного вальса. В глазах появлялись слезы. Я моргала, выгоняя их. В горле встал ком, не сглотнуть, не выдохнуть. Я чуть отвернулась.
— Ты отлично танцуешь! Сколько еще секретов в юной девушке? — Его рука скользнула по моей щеке. Я почувствовала, как катится слеза, он смахнул ее, поднял мою голову и улыбнулся, заглядывая в глаза.
— Только один. — Выдохнула я. — Я люблю тебя.
Прекрасно понимая, что от этого станет лишь больнее, я взяла его лицо в свои руки и в очередной раз поцеловала. Его кисти сжались на моих запястьях. Я думала, что меня сейчас оторвут, но он лишь чуть сжал губы, а потом на удивление мне ответил, сдержанно, нежно и кратко. Миг восторга прервался им же самим.
— Мне за шестьдесят, а тебе нет и двадцати. Я женат, а у тебя вся жизнь впереди. Зачем тебе нужен престарелый стоматолог?
— Я уже сказала зачем. Ты ответил… — констатировала я, прикасаясь пальцами к избалованными секундной лаской губам.
— Я надеялся, что ты поймешь, испытаешь омерзение, как это и должно быть!
— Сумасшедший! Я хочу тебя! — Он сделал пару шагов назад и покачал головой. Я поняла, что он сейчас пустится в философские рассуждения, почему мне нельзя получить желаемое. Я сгорала изнутри. Дабы не дать Мише начать воспитательные работы, я выпустила свой огонь. — Я скоро на первого встречного кинусь!
— Ты умная, красивая девушка, разве у тебя нет поклонников?
— Завались! Только я тебя хочу! Я из-за тебя с другими мужиками спать не могу! — Слезы брызнули из глаз, они текли крупными каплями и скрывались в волосах и в декольте платья. — Меня тормозит при первом взгляде, никто из них до тебя не дотягивает!
Он уселся на подоконник, хотя сидеть нам там не разрешалось, и запустил руки в волосы.
— Все сложнее, чем кажется. Будь обстоятельства другими, — он покачал головой. — Это аморально. Но отпустить тебя я уже права не имею. Ты с ума сойдешь от любви.