Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А змея ли это?» — подумал он. Но пища была очень вкусной.
— Нам приносят еду шпионы, вот что я думаю, — взмахнул мизинцем Исла. — Они хотят посмотреть, сколько нас и какое у нас оружие. Они желают понять, на что способны лошади и сколько к нам присоединилось семпоальских воинов. Вы что, не видите, как они оглядываются по сторонам, когда заходят в лагерь? Несомненно, они подсчитывают количество солдат, пытаются определить нашу огневую мощь, проверяют наше состояние, а потом планируют атаку.
— Не знаю, что бы я без тебя делал, Исла.
— Не хочу даже думать об этом, команданте.
Следующим вечером Кортес принял подарки от тласкальцев, а затем натравил на носильщиков своих солдат. Поймав двадцать пять индейцев, он позволил Исла и двум солдатам сделать все необходимое, а затем отослал в корзинах двадцать пар отрезанных рук, отдав их пяти оставшимся в живых слугам.
Франсиско упал в обморок, и его пришлось приводить в чувство, дав понюхать перец. Ботелло принял семена ипомеи. Альварадо спрятал лицо в гриве своего коня. Отец Ольмедо помолился, отпуская испанцам грехи, но и ему пришлось отвернуться, чтобы не смотреть на настоящую кровавую бойню. Солдатам выдали двойную порцию вина. Семпоальцы и ксокотланцы, сопровождавшие войско Кортеса, позволили себе выпить пульке. Нуньес и Кай, как обычно, рано ушли в свою палатку. Агильяр курил табак. Кортес той ночью хотел остаться с доньей Мариной, и только с доньей Мариной. У него было хорошее настроение. В отличие от нее. Она принимала его ласки с отвращением. После того как он кончил, она отвернулась к парусиновой стенке палатки. Ей приснился сон о том, как руки вылезают из корзин и, словно крабы, ползут к ее шатру, забираются на ее тело, копошатся на животе, будто крысы на трупе. Руки хватали ее за глаза, рот, ноздри, сиуаайотль, трогали все влажные части тела.
— Ну что ж, — сказал Лапа Ягуара, увидев Малинцин утром, — твой Таракан отрубил руки тласкальцам. — Он сидел на земле, куря маленькую глиняную трубку с травой, успокаивающей нервы.
— Он не «мой Таракан».
— Твой скорпион с клешнями?
— Оставь меня в покое, Лапа Ягуара. Они же убили наших лошадей. — Она не собиралась говорить этого.
— Они убили наших лошадей? Наших лошадей? Ты что, владеешь одним из монстров подземного мира? — Лапа Ягуара рассматривал свои руки, по-прежнему соединенные с телом.
— Я не имела этого в виду.
Малинцин была готова расплакаться, но не хотела проливать слезы в присутствии Лапы Ягуара. Франсиско велел ей быть доброй с Лапой Ягуара, поскольку тот не умел приспосабливаться к изменчивым временам. Тогда она спросила у Франсиско, нужно ли всегда приспосабливаться к новым хозяевам и новым местам, хотя и знала, что рабу всегда приходится приспосабливаться. А что, если Лапа Ягуара был прав и следует хранить верность своему народу, своему городу, своей семье? Малинцин думала о том, насколько смог приспособиться к окружающей жизни Франсиско.
На следующее утро, когда лагерь только просыпался, а Кортесу еще предстояло собрать в своем шатре офицеров для того, чтобы разработать стратегию дальнейших действий, часовой забил тревогу.
Кортес, мочившийся за большим валуном, оглянулся. Он знал, что атака неизбежна, и сам спровоцировал ее, но Агильяр сказал ему, что до вступления в битву племя или город-государство, в соответствии с ритуалом, дарило своим врагам оружие и официально объявляло войну. Ацтеки и майя всегда воевали в назначенное время, все приготовления к войне были традиционными, и в них не допускалось никакой спонтанности. Более того, ацтеки и майя не сражались для того, чтобы убивать врагов. Наоборот, они старались захватить как можно больше пленников, чтобы те живыми поднялись по ступеням пирамиды и их принесли в жертву. Ботелло, заваривавший чай, посмотрел вдаль. Альварадо, чистивший своего любимого коня и нашептывавший Алонцо на ухо нежности, увидел столп пыли. Исла, всегда остававшийся настороже, сморщил нос, словно обеспокоенный грызун: он унюхал приближение врага. К лагерю на полной скорости неслась толпа тласкальцев, вооруженных копьями и луками. Подобравшись к лагерю поближе, двести индейцев издали боевой клич, от которого кровь стыла в жилах.
— К лошадям! — скомандовал Кортес.
— К лошадям!
— Установить аркебузы! Приготовить пушки! Арбалетчикам держаться сзади, я веду наступление. Солдатам выстроиться в форме клина: два, три, четыре и так далее. Uno, dos, tres, cuatro, cinco.
— Uno, dos, tres, cuatro, cinco, y ací sucesivamente[53].
Кортес и его солдаты вскоре оседлали лошадей и, воспользовавшись преимуществом в скорости и росте, бросились на воинов Тласкалы, но те исчезли так же быстро, как и появились. Испанцы устремились в погоню, но не смогли обнаружить врага. Индейцы скрылись за валунами.
— Больше этого не повторится, — заявил Кортес, вернувшись в лагерь. — Я гарантирую это. Держите при себе оружие! Агильяр, как обычно, ты был не прав. Сегодня я ждал объявления войны, а вместо этого на нас напали. Безобразие!
Весь день испанцы смазывали мушкеты и спусковые механизмы арбалетов. Солдаты чистили мечи и дрессировали лошадей, а офицеры собрались в палатке Кортеса, склонившись над картой, поспешно нарисованной Нуньесом со слов одного из семпоальцев. Этот семпоалец, как перевела Малинцин, бывал в столице и путешествовал по землям тласкальцев. Нуньес, используя в качестве указки перо и делая пометки угольком на туго натянутом холсте, объяснил Кортесу стратегию боя, указав, где должен находиться каждый из офицеров, несущий ответственность за своих солдат. В первую очередь войскам не следует выстраиваться в линию, как то принято в Испании, скорее следует применить более распространенный европейский стиль, описанный в военных пособиях. Мальчишки любили воспроизводить этот стиль боя, играя в солдатики, — отряды из сорока человек строились в квадраты и шли на врага. Нуньес изучал этот военный прием и считал его крайне эффективным.
Хотя Нуньес и не обучался военному делу в учебных учреждениях, он был знаком с трудами Макиавелли, а когда-то ему даже представилась возможность взглянуть на копию записей самого Леонардо. Тогда Нуньес работал в доме богатого и образованного человека. Ремеслу плотника он научился у своего отца, а знания в области навигации получил на торговых кораблях, плававших в Средиземном море. Он выглядел намного моложе своих сорока пяти лет, и все его познания не были для него тяжкой ношей. Сейчас он думал лишь о том, как защитить Кай от смерти, да и самому ему не хотелось умирать. Он оказался на стороне испанцев лишь волею случая, но теперь будет делать все для того, чтобы выжить. А кто бы не делал?
— Встретившись с врагом, — продолжил Нуньес, — квадрат должен расформироваться и выстроиться в широкую линию, приспосабливаясь к особенностям местности. Мечники с короткими мечами и щитами пусть идут в атаку первыми, за ними двинутся солдаты с алебардами и копьями. Мушкетеры прикроют наступление, а за их спинами установят пушки. Все начнут действовать по сигналу. Стрелять из орудий следовало не одновременно, однако синхронно, так чтобы продвижение вперед было непрерывным и его невозможно было остановить.
Так как Нуньес разрабатывал план битвы, ему разрешили взять в бой меч, к тому же очень хороший, хотя он был евреем. Альварадо сказал, что это немецкая сталь, которая, по его словам, лучше толедской. На следующий день, приготовившись к битве еще до зари, испанцы атаковали тласкальцев, однако вновь в самый разгар сражения тласкальцы бросились врассыпную и спрятались в небольшом каньоне.
— Черт, черт, черт побери! Не могу понять их стиль боя! Нападают и прячутся. Как комары какие-то. Трусы. Это так раздражает.
Впрочем, испанцы, как и ранее, не понесли потерь, и той ночью, раздраженные и разочарованные, Кортес и его офицеры, дождавшись темноты, напали на ближайший город и сожгли его, убив всех, кто сопротивлялся. Они вернулись с женщинами и детьми, которым суждено было стать рабами. Кортес объявил, что этот город под названием Цомпанцинко замирен и освобожден. Каждого сдавшегося пленника клеймили в лоб и объявляли рабом на всю оставшуюся жизнь.
На следующий день все испанское войско подошло к окраине города Тласкала, не встретив и тени сопротивления. Воспользовавшись своим умением появляться из ниоткуда, на горной тропе, ведущей в город, возникла делегация из девяти тласкальцев, передавших Кортесу послание от касика Тласкалы. С помощью Малинцин они объявили, что Тласкала готова сдаться. Касик якобы хотел мира, а чужаков ждали в его городе. Касик также заявлял, что сражение было ошибкой, и просил прощения.
— Пора прекратить это недоразумение, — согласился Кортес, думая о том, не пришлют ли им еще наложниц.
В этот момент Аду, подняв голову, увидел, как из-за скалы выглянул какой-то тласкалец. Разведчик? Рядом с ним появился еще один человек. Индейцы постепенно занимали позиции.