счастья, видя своего сурового деда в столь радужном расположении духа. Наконец, маркиз повернулся к Марку, видимо решив, что он получил уже достаточно времени на то, чтоб освоится с новыми реалиями.
— Что ты думаешь об этом вине, Марк? — спросил он, подняв свой хрустальный кубок, оправленный в изящную сетку из серебряного плетения.
— Оно превосходно, как всё в этом замке, — дипломатично улыбнулся тот.
— Да, это поистине благословенный край, — согласился старик. — Но молодёжь всё время стремится в Сен-Марко. Их манит суета и роскошь королевского двора. Говорят, что двор Жоана постепенно возвращается к тем традициям, которые были при короле Армане и его отце.
— Это действительно так. Молодой король был воспитан Арманом и хочет возродить те традиции, что заложил его венценосный кузен. Но, как мне кажется, его амбиции простираются дальше, и он всерьёз собирается затмить величие луара Синего Грифона.
— Вот как? — де Лианкур на минуту задумался. — Значит, он искренне желает установить прочный мир с алкорцами? Это не уловка для восстановления военной мощи и выбора удачного момента для нападения?
— Именно так, он желает процветания своего королевства и намерен направить те средства, что раньше шли на войну, на улучшение жизни своих подданных.
— Этим меня и удивлял Арман, — признался старик. — Я считал его мечтателем, но он уверенно воплощал свои планы в жизнь, и достиг бы успеха, если б не ранняя смерть. Знаешь, в своё время я был оскорблён подписанным им перемирием, потому что всю жизнь воевал с алкорцами и не мыслил существования Сен-Марко иначе как в постоянном противоборстве с нашим извечным противником. Но отойдя от дел, я вынужден был снять латы и заняться хозяйственными делами, чтоб окончательно не зачахнуть в полном бездействии. И очень скоро я начал понимать, какой огромный потенциал скрывается в обычной мирной жизни. Оказалось, что спокойным трудом на мирных нивах мои крестьяне и рудокопы в шахтах, могут создать куда большее богатство, чем могли бы награбить у противника, если б я напялил на них кирасы и отправил на войну. Ты ведь тоже много воевал, даже, как я слышал, попал в плен в конце последней кампании Ричарда. Ты не скучаешь по доброй сече?
— Нет, — покачал головой Марк. — В той кампании я потерял нескольких близких друзей, в том числе Тристана де Морена, лишь чудо и крепкие руки друзей спасли от верной смерти Айолина Делвин-Элидира, я сам слишком часто был на волоске от гибели, и на своё несчастье начал задумываться о том, зачем нам всё это? Мне сложно было ответить на этот вопрос. Я всегда соглашался с моим королём в вопросах мира и войны, и потому устремления Жоана мне близки и понятны. Я хочу просто спокойно жить со своей семьёй.
— А как же рыцарская доблесть? — воскликнул Теодор.
Марк усмехнулся.
— Я полагал, что вы уже заметили, что в моей жизни более чем достаточно возможностей для её проявления.
— Не буду спорить! — рассмеялся Теодор.
— Вы сказали о своей семье, — подала голос Орианна. — Я слышала, что вы женились совсем недавно. Она красивая, ваша жена?
— Да, мне кажется, что Мадлен — самая красивая женщина из всех, кого я встречал.
— И вы счастливы?
— Вполне.
— И уже скучаете по ней?
— Я начал по ней скучать, едва выехав из дома.
Он заметил, что маркиз смотрит на него с задумчивой улыбкой.
— Ты истинный де Лианкур, — произнёс он. — Любовь для тебя важнее выгоды.
— Может быть, — пожал плечами Марк. — Хотя раньше я полагал, что эта странность характера досталась мне от отца.
— Не исключено, — согласился старик.
После обеда Орианна с нежной улыбкой поцеловала в щёку сначала маркиза, потом Теодора, а затем нерешительно взглянула на Марка и тот с усмешкой кивнул. Рассмеявшись, она наклонилась и звонко чмокнула и его, после чего удалилась, оставив мужчин с их делами и полным графином вина.
— Я хотел бы допросить де Шательро и его подельника, — проговорил барон, когда дверь за ней закрылась. — Слуга, к сожалению, нем, вряд ли удастся узнать от него что-то полезное. А вот оруженосец должен знать многое.
— Они там внизу, — помрачнев, сообщил де Лианкур. — Мои палачи в полном твоём распоряжении.
— Возможно, мы обойдёмся без них. Я уверен, что мне удастся развязать им язык, не прибегая к крайним мерам. Тем более что я хочу передать их в руки королевского суда, а там теперь уже не так доверяют признаниям, полученным под пыткой. Все смертные приговоры теперь утверждает сам Жоан, и он просматривает дела весьма тщательно, чтоб не допустить трагической ошибки.
— Он не похож на своего отца, — вздохнул де Лианкур. — Взвалить на свои плечи столь тяжкую ношу и так ограничить себя в средствах… Это нелегко.
— Верно, и именно поэтому ему нужны надёжные союзники при дворе.
Маркиз хмуро взглянул на него.
— Я прекрасно вижу, куда ты клонишь, но я слишком стар, чтоб снова ввязываться в придворные интриги. Не говоря уж о том, что я до сих пор сердит на Армана и Ричарда. Впрочем, я подумаю. Если я получу от короля то, что мне нужно, то соглашусь поддержать его реформы, как поддерживал все начинания Армана, пока не покинул двор. Когда ты хочешь допросить этих мерзавцев? Я пойду с тобой. Де Шательро своими выходками выставил меня дураком! Я чуть не отдал ему Орианну и её приданое. И мне теперь ещё придётся оправдываться за то, что я заточил в темницу владетельного сеньора. Не лучше ли было придушить его по-тихому в камере?
— Не лучше, ваше сиятельство, — покачал головой Марк. — Что же до оправданий, то я с лёгкостью избавлю вас от этого.
— Каким образом? — спросил Теодор. — Шательро весьма влиятельны на западе королевства. У них полно родственников и, я слышал, что есть влиятельные союзники при дворе.
— Это не имеет значения в данном случае, — небрежно заметил барон. — Я думаю, что мы можем поговорить с этим разбойником прямо сейчас, а потом я допрошу их официально. Мне понадобится писарь и пара палачей для острастки.
— Ты получишь всё, что тебе нужно, — кивнул маркиз.
Казематы Лианкура были так же темны и пугающи, как светел и уютен был замок над ними. Марк долго спускался вниз за маркизом и Теодором по крутым лестницам и проходил по длинным галереям, по обеим сторонам которых в проёмах тяжёлых арок гулко отдавалось эхо. Здесь было темно, и огни факелов в руках сопровождавших их стражников тревожно метались, озаряя красноватыми отсветами выщербленные временем стены. Воздух здесь был спёртым, и иногда откуда-то раздавались тяжкие стоны, от которых в