К вечеру экспедиция добралась до станка Хурмэин, расположенного на Чулутуин-Гол — быстрой горной речке с крупными подводными камнями, откуда и название "Каменная река". Кое-где виднелись льдины. Полая вода здесь только начиналась.
Старинное обо на перевале Эгин-Даба
На следующий день наш путь пошел по долине Думду-Ангархай-Гола. Речка текла подо льдом, на котором плотным слоем лежал фирн[21]. Он не успевал стаивать и к середине лета. Мы забрались на высоту в две с лишним тысячи метров: кругом виднелись плоские вершины Хангая с белыми снежными шапками. Постепенно начался подъем на перевал Эгин-Даба, водораздельный между реками Северного и Южного Хангая. Дорога на перевал была очень скверная, проложенная по камням, вызывавшим необычайную тряску. Наконец, мы достигли перевальной площадки, расположенной на высоте 2602 метров. Рядом с крохотным прозрачным озерком находилось большое старинное обо с разнообразными реликвиями, которые свидетельствовали о многократных человеческих усилиях, затраченных на преодоление этой вершины.
На юг открывалась далекая панорама. Южные склоны Хангайских гор в отличие от северных, покрытых тайгой, безлесны и представляют собой полого понижающуюся степь, без всяких камней и русел, так досаждавших нам на северном склоне. Вскоре мы увидели и своих "старых знакомых" — жителей горных степей — тарбаганов. В некоторых местах их норами был изрыт буквально каждый квадратный метр. Спустившись в долину довольно большой реки Цзагиин-Гол, на котором стоит Цзаг-Сомон, мы остановились: у "Барса" было очередное несчастье — от тряски начал подтекать радиатор. Пришлось снимать его и паять, что отняло немало времени.
После Цзагиин-Гола дорога пошла по предгорьям Хангая, уводя нас все дальше на юг. Мы то поднимались на перевальчики, то снова спускались в межгорные долинки, достигнув к вечеру урочища Талаин-Хундэй. Стоял адский холод, и перед ужином всем было выдано понемногу спирта, чтобы согреться.
На следующий день, это было 15 июня, мы вышли, наконец, из гор на типичную для Гоби равнину — с редкой растительностью, но частыми сухими руслами. На горизонте к югу темнел высокий хребет Хан-Тайшири, относящийся к системе Монгольского Алтая. Через некоторое время машины въехали в долину большой реки Цзабхан-Гол, вдоль которой и пошла дорога.
Во второй половине дня мы добрались до Цаган-Олома, бывшего когда-то центром Гоби-Алтайского аймака. Теперь этот центр перенесен в Юсун-Булак, куда мы и направились, решив организовать там базу. Дорога шла по слабо всхолмленной равнине, и часа через два мы неожиданно выскочили прямо к Юсун-Булаку, приютившемуся у небольшой сопки. Председатель аймачного управления оказался очень милым и гостеприимным человеком. Нам предоставили помещение для ночлега и под склад. Итак, первая тысяча километров от Улан-Батора была пройдена.
Запасшись в Юсун-Булаке хлебом и водой и оставив часть ненужного в настоящий момент снаряжения на складе, мы двинулись в Бэгэр-Нурскую котловину, через хребет Хан-Тайшпри, туда, где, по свидетельству геолога Е. Э. Разумовской, имелось большое скопление костей млекопитающих.
Тропа ввела нас в одно из сухих русел, по которому начался подъем на перевал Дуту-Даба, оказавшийся очень опасным. Чем выше мы поднимались, тем склоны русла становились все круче и машины шли все с большим наклоном. Перед самым перевалом крутизна склонов стала настолько велика, что машины готовы были вот-вот оторваться от наклонной плоскости и рухнуть вниз, превращая в крошево себя и путников, которые на них сидели. Это были напряженные минуты. "Дзерен" шел первым. Когда я взглянул в заднее стекло кабины наверх в кузов, где сидели люди, то увидел их застывшие лица и руки, судорожно вцепившиеся в металлический каркас кузова. От шоферов требовалось все их искусство: малейшее неверное движение — и гибель неизбежна. Около часа длился подъем. Но вот, наконец, и перевал — один из высочайших (2900 метров) в Монгольских горах, вероятно, высочайших из тех, куда осмеливалась забраться тяжело груженная трехтонка. Под ногами у нас лежала снеговая граница. Всюду в ложбинках виднелся снег, который не таял, несмотря на то, что ярко светило солнце.
Этот перевал был единственным входом в Бэгэр-Нурскую котловину. Когда-то здесь пролегала большая караванная тропа, и на перевальной площадке до сих пор сохранилось громадное обо со священными флагами, расписанными китайскими и тибетскими надписями и рисунками.
Спуск казался еще страшнее подъема, так как, когда поднимались вверх по руслу, то не видели, что делается сзади, и тем самым не так остро ощущали высоту; теперь же, при спуске, эта высота была прямо перед нашими глазами. В одном месте поперек пути попалась небольшая канавка, в которой застрял "Дзерен". Когда шофер давал слабый газ, машина лишь слегка выползала на несколько сантиметров, чтобы следом занять прежнее положение; при газе посильней колеса приподнятой теперь правой стороны начинали отрываться от земли, и машина, покачиваясь, грозила вот-вот опрокинуться. Это занятие напоминало выполнение сложного акробатического номера в цирке, когда акробат осторожно ищет нужную точку опоры, чтобы, сохранив равновесие, продолжать номер. И Пронин нашел эту нужную точку опоры: "Дзерен" благополучно выбрался из рытвины, а остальные машины постарались объехать ее. Совершив еще ряд косых виражей, из которых каждый заставлял слегка замирать сердце, мы выехали из гор и вздохнули свободно. До сих пор нам не приходилось еще ездить по таким крутым склонам.
Котловина Бэгэр-Нур
Через несколько километров мы въехали в Наран-Сомон, откуда и начался непосредственный спуск в Бэгэр-Нурскую котловину — по громадному сухому руслу. Нам казалось, что мы спускаемся в какую-то преисподнюю, так как перевал Дуту-Даба, на котором мы недавно были, выглядел теперь грозной высокой вершиной, и трудно было даже поверить — неужели наши машины смогли забраться на такую головокружительную высоту.
Котловина Бэгэр-Нур представляет собой узкую длинную впадину, зажатую между широтных хребтов Монгольского Алтая. В центре котловины помещается одноименное соленое озеро, почти пересохшее. Температура в котловине определяется направлением ветра: когда он дует с высоких снежных гор, то становится невероятно холодно, а когда дует вдоль котловины, в ней, как в пекле, — так было именно теперь. Раскаленный ветер дул нам навстречу, от центра котловины, и пес с собой удушающий зной, так что мы волей-неволей вынуждены были остановиться и ждать спада дневной жары. Лагерь поставили близ красноватых обрывов по западному краю котловины.