Я училась в английской спецшколе, и на экзамене в восьмом классе мне попалась тема про домашних животных. Я рассказала про кошку и хомячка, а потом говорю, что ещё у меня есть lizards and toads.
— Who? — переспрашивает тётка-экзаменатор.
— Ящерицы и жабы.
Мне тут же поставили пятёрку и отправили. Видно, испугались, что я буду рассказывать, как я take care of them (за ними ухаживаю).
ЖАРЕНЫЕ УЛИТКИ
Кроме земноводных и пресмыкающихся, на раздаче в клубе были улитки ахатины с Сейшельских островов. Мы взяли парочку и поселили в пятилитровую банку с землёй на дне. Улитки подъедали все растительные отходы со стола и прилежно наращивали колечки к своим домикам. Они с любопытством, всеми четырьмя рожками, изучали любые предметы, послушно отлеплялись от поверхности, когда их тянули за раковину, и презабавно ели с руки: щекотно скребли своими тёрками.
Рефлекторов на них уже не хватило, и зимой мы подогревали банку детской электрогрелкой с таймером. Но в один непрекрасный день грелка заглючила и вместо того чтобы отключиться, стала жарить в несколько раз сильнее. Мы пришли домой и обнаружили в банке жареных улиток… Они высунулись из раковин так далеко, как могли, их нежные рожки обуглились. Представляете, какая страшная медленная смерть?
Некоторые циники спрашивают, почему мы их не съели. Надеюсь, вам не нужно объяснять, почему. Чувство вины было такое, что больше мы не стали заводить улиток. А грелку-убийцу мы выбросили.
ПАЛОЧНИКИ
Жили у нас и самые обычные животные: хомячок, мыши, морская свинка. Но про них и рассказать нечего — всё обычно. А из экзотики — вот про палочников интересно, пожалуй. Это такие тропические насекомые, они косят под палочки. Мимикрия называется. Мы на Птичке (Птичьем рынке) купили трёх таких животинок.
Ухода за ними почти не требовалось: только поставляй свежие веточки для еды. Веточки стояли в ёмкости с водой, из неё насекомые и пили. Больше всего они любили рябину, а зимой традесканцию. Листья приобретали перфорацию, затем превращались в кружево. Мы даже брали банку с палочниками с собой в недальние поездки: хлопот никаких, главное им обеспечивать тепло.
Наши палочники были нежно-зелёного цвета, как богомолы (а они родственники, даже мордочки похожи) и действительно терялись на фоне веточек. В покое передние лапки они держали кверху, параллельно туловищу: на лапках есть специальные углубления для прятанья головы. А идя вперёд, совершали этими лапками препотешные круговые движения — для исследования среды.
Интереснее всего у них была линька. Насекомым ведь не даёт расти их хитиновый покров, поэтому его надо менять. Примерно раз в месяц, почти одновременно, наши палочники вдруг серели, тёрлись головой об ветку, серая шкурка лопалась, и за полчаса (редко удавалось увидеть процесс) выкарабкивались из шкуры ярко-зелёными, тут же становясь намного больше. Как только они внутри помещались? Иногда наши насекомые так спешили, что отрывали себе ногу или две. В первый раз мы сокрушались, но потом увидели: на месте оторванной конечности вырастает завиток, как у папоротника, а при следующей линьке из завитка высвобождается новая нога!
Видимо, условия для их содержания были всё же не совсем правильными: прожили у нас палочники недолго, около года. И гады наши жили меньше, чем описано в литературе. Всё-таки, они не домашние животные, невозможно им обеспечить правильное содержание в квартире. Жаль наших питомцев, конечно же. Но в природе их, пожалуй, съели бы ещё раньше.
Ещё меня всегда привлекали перепончатокрылые — сложным общественным поведением. Я прочитала про них множество книг, в том числе практических: как содержать в доме муравейник и осиное гнездо, как повлиять на их строительство, чтобы иметь возможность наблюдать жильцов изнутри, какие эксперименты проводить. Ох, каких же трудов стоило родителям сделать так, что ни ос, ни муравьёв мы так и не завели!
Правда, я пыталась экспериментировать на диких осах и жал их не боялась. Понимала, что если ужалят — значит, я повела себя неправильно, это не беда, а информация для исследователя. А на домашних жёлтых муравьях было неинтересно экспериментировать: они такие маленькие, что на них не нанесёшь метки.
ПРО РАЗУМ И ЛЮБОВЬ К СВОБОДЕ
Один наш мышонок сбежал из аквариума, прыгнув с веточки для лазания, и удрал в дырку в полу. Прямо у нас на глазах. Единственная дырка была во всей квартире, и он её нашёл. Я огорчилась, что мышонок, видимо, погибнет: дорогу назад не найдёт, а соседи его прибьют, или с голоду помрёт, а если до нижних этажей дойдёт — там в продуктовом магазине крысы. А мама моя на мышонка обиделась:
— Я его кормила витаминами, орешками и желточком, шёрстку шёлковую блестящую ему обеспечивала, а он!..
В самом деле, думаю, неразумно поступило глупое животное, мало мозгов у мыши. Этим и утешила маму.
Рассказала я эту историю одной подружке. А она спрашивает:
— Ты что предпочитаешь: вкусную еду или свободу?
— Свободу, конечно!
— Вот и он предпочёл свободу.
Крыть нечем…
ШПОРЦЕВЫЕ ЛЯГУШАТА
Это было уже позже, я в институте училась. Коллега по ушу Олеся уезжала в отпуск и оставила мне на месяц, на передержку, два аквариума. В одном обитала пара шпорцевых лягушек, в другом золотые рыбки и шпорцевый же лягушонок. Сладкую парочку звали Оскар и Эсмеральда, юную лягушку — Клеопатра, а рыбок никак не звали. Как ни странно, кошка совершенно ими не интересовалась.
Молодая лягушонка была ещё симпатичная, а её взрослые сородичи — совершенно уродливые. Толстуха Эсмеральда, вдвое больше супруга, трясла водянистыми телесами, а у альбиноса Оскара были красные глаза и просвечивающий кишечник. Но сами они были друг о друге иного мнения и постоянно занимались любовью. За месяц проживания у меня они дважды выметали икру. В первый раз мамаша её съела. А во второй я решила не допускать безобразия и положила икру в отдельную банку. Из неё вылупились головастики.
Я навела справки и узнала, что головастиков хорошо кормить протёртой крапивой. Летом еды детям хватало, они весело росли и давали возможность наблюдать за развитием органов: тельца у них были прозрачные. Особенно здорово выглядели красненькие бьющиеся сердечки. Число банок росло, число головастиков в одной банке убывало. У старших прорезались задние лапки, потом передние. В этот момент они переставали есть крапивную кашицу и начинали хватать мелкий мотыль.
Но тут наступила осень. Младших головастиков приходилось кормить уже сушёной крапивой. И в ней чего-то не хватало. Отстающие стали расти ещё медленнее, и у некоторых не развивалась одна передняя лапка. У самых последних — даже обе. Таких инвалидов получилось около десятка. Им было трудно ловить мотыль, особенно совсем безруким. Они старались помогать себе ногами, выглядело это трогательно. Но всё равно упускали добычу, голодали и росли плохо.