такой же Спринтер?
– С двумя трупами? Нет, не мы. Там другие ребята работали. Нас хотели в усиление послать, там же ток загорелся, но там спасать-то особо нечего, поэтому просто дождались, когда догорит, проконтролировали, чтобы огонь никуда не перекинулся, и всё. А потом нам парни сказали, что в салоне два трупа.
– Ну да, с пятью пулевыми, – поделился полицейский. – Прямо девяностые вспомнились. Но там до пяти машин в день иногда доходило и все в черте города, и все с трупами.
– Я тогда ещё в начальной школе учился, – пожал плечами пожарный и тут же поинтересовался, – Как думаете, чего ждать? Продолжат машины с трупами гореть?
– Продолжат, как без этого, – прошептал я.
– Посмотрим. Пока не ясно. Обе тачки принадлежат ЧОП «Нож», понятно, что какие-то разборки, а какие и с кем, непонятно. Сейчас, кстати, их главный приедет Череватов Анатолий Фёдорович. Он из бывших.
– Из ваших?
– Нет, какие-то спецслужбы. Даже я не знаю. Лет десять назад приехал в город и почти сразу свой ЧОП открыл. Это его первый бизнес у нас в городе, а так он много куда залез уже. Мужик серьёзный. Ты ему всё расскажешь, что мне сказал. Пусть разбирается, кому он дорогу перешёл.
Полицейский и пожарный вышли из цеха на свежий воздух. Вот так вот, Анатолий Фёдорович Череватов, уже считается, что это ты мне дорогу перешёл, а не я тебе. Я стал ждать дальнейшего развития событий.
Буквально через десять минут в цех зашли четыре человека. Пожарный, полицейский, какой-то незнакомый плечистый мужик в светло-голубом летнем костюме и Анатолий Фёдорович в джинсах и поло.
– Что удалось выяснить? – обратился сразу к обоим владелец «Ножа», причём тоном, подразумевающим беспрекословное подчинение. Полицейский кивнул на пожарного, тот в двух словах сказал, что машину сожгли.
– Мне нужно осмотреть машину, – опять безапелляционно заявил Фёдорович. Полицейский нахмурился, пожарный же просто развернулся и ушёл.
– Давайте, может, криминалистов дождёмся? После них посмотрите. Вы сейчас гражданское лицо, – пытался отстоять букву закона полицейский.
– Я не совсем гражданское лицо, и ты это знаешь. Мне надо осмотреть машину, – Фёдорович давил.
Полицейский не стал строить из себя героя и молча вышел из цеха, крикнув кому-то за его приделами:
– Петь, когда криминалисты приедут?
Ответа я не слышал, да и не важно. Я весь превратился в слух, глядя на Фёдоровича и незнакомого мужика. В машину полез как раз здоровый последний. Отдав пиджак Анатолию Фёдоровичу и вооружившись раскладным ножом он залез в ещё не остывший салон. Пробыл он там совсем недолго, после легко выпрыгнул из фургона и сказал:
– Пусто. По остаткам вообще непонятно, что там было. Ножа не нашёл.
– Ну, вряд ли бы он его в горящей машине оставил. Этот мудак хочет с меня денег за него взять. А я, Вов, реально готов любые деньги за него заплатить. Я себе не прощу, если тебе с Сашкой его в наследство не оставлю. Ты же знаешь, что он для нашей семьи значит.
Ага, плечистый – это у нас, получается, Владимир Анатольевич Череватов. Здоровый, лет тридцати, фигура мощная за сто килограммов веса, но при этом стройная. Без пиджака, в одной футболке это было очень заметно. Не удивлюсь, если стероидами балуется наш качок, уж слишком плечи широкие. Даже, скажем так, удивлюсь, если не балуется. Небольшая сутулость говорила об отсутствии хорошей хореографической подготовки, но намекала на приличную бойцовскую.
– Знаю, – коротко ответил Вова. – Почему он так поступил? Ты же ему доверял. Да мы все ему доверяли.
– Не знаю. И прижать его нечем. Ни жены, ни детей. Придётся договариваться.
– И что думаешь предложить?
– Предложу что угодно, соглашусь на что угодно. Поторгуюсь, но соглашусь. В любом случае не жилец он после такого. Никакие деньги его не спасут, – Фёдорыч не скрывал своего бешенства. – Ладно, пошли отсюда. С ментами опять общаться. Синёва с Сизовым, вроде, родственники опознали, по кольцам обручальным и по ножам. Мне теперь жёнам компенсацию платить. Вот же урод!
Я в очередной раз подумал, а не погорячился ли я, сломав эту семейную реликвию Череватовых. Да нет. Всё правильно сделал. Тоже мне, ублюдки, придумали жертвоприношение священным ножом устраивать. Только позорят память воинов Великой Отечественной войны. Не видать вам ни ножа, ни Маугли. От переваривания полученной информации меня отвлекли полицейские. Теперь они основательно взялись за фургон. Поставили прожектора, залезли внутрь, осмотрели со всех сторон, пофоткали, но судя по доносившимся до меня комментариям ничего толком не нашли. Стали следы проверять. Тут я напрягся, но обошлось. Снова зашёл Фёдорыч. Я-то думал, он уехал. А вот нет, он остался задать вопросы более профессиональным криминалистам, но они ничего нового ему не сказали, после чего Фёдорыч без «спасибо» вышел из здания. Специалисты ещё поползали вокруг машины, потом ушли. Я же остался во всех смыслах в подвешенном состоянии. Не ясно, остался ли кто-то снаружи, незаметно слезть может и получится, но выйти из цеха – маловероятно. Так и вещи у меня тут. Пришлось сидеть и ждать. Судя по звукам, какие-то машины уехали, но проверить все или нет, оставаясь незамеченным, я не мог.
Спустя какое-то время, несмотря на неудобную позу, я заснул. Проснулся утром весь затёкший. Внизу было тихо. Итак, пока трупы Степана и компании не найдены и не опознаны, я в относительной безопасности. Два варианта: затаиться или что-то активно предпринять.
Что именно мне активно предпринять, я не знал. Надо всё утрясти и переварить. Не отпускала мысль, что прямо сейчас родители и близкие меня ищут и не могут найти. Ох, Фёдорыч, ох, тварь! Не стоит ни твоя жизнь, ни твой ножик ни единого седого волоска моей мамы. Накатила чёрная ненависть. Захотелось прямо сейчас выпрыгнуть из этой кабины и бежать искать этого Фёдоровича и обломком его же ножа снимать с него кожу заживо. Это чувство давило и требовало действий. Хотелось всё закончить прямо сейчас. Внезапно мелькнула мысль, что также я себя чувствовал, когда думал о Елисее. Это меня успокоило практически мгновенно. Да, близкие переживают, но сейчас они в меньшей опасности, чем если я себя проявлю. Так что делать-то?
Где живёт Череватов, я не знаю, где живёт его сын, я не знаю. Ну, дом только знаю, и всё. Что мне нужно, чтобы эту войну закончить? Найти и уничтожить того, кто заказал моё убийство,