– Повторяю еще раз. Это была временная неудача и только. Попавшая в окружение дивизия была освобождена и затем продолжила свое наступление до самого Ленинграда. Надеюсь, этот факт вы не будете отрицать.
– Хорошо воевать, когда у тебя под рукой есть резервы, которые позволяют быстро решить возникшие проблемы. Особенно если они элитны и механизированы, как дивизия «Мертвая голова». У нас, к сожалению, тогда не оказалось под рукой резервов, и мы действительно были вынуждены отступить.
– И кто тогда проиграл? – высокомерно спросил Манштейн.
– Конечно же, вы, – коротко ответил Петров.
– Я?! – изумился Манштейн. – Ну, знаете ли, всему есть предел.
– Вы проиграли время, господин фельдмаршал, одну из главных составляющих любой стратегии. Мне ли вам говорить об этой прописной истине. Или в германской армии иначе? Из-за нашего контрудара и других боев местного значения ваш корпус потерял на Лужском рубеже целый месяц. А это был очень важный месяц. Ваши офицеры, взятые потом в плен, называли его месяцем обманутых надежд и были абсолютно правы. Без него не было бы августа, не было бы сентября. Когда ваш блицкриг приказал долго жить, и в результате началась затяжная война, закончившаяся вашим поражением, господин Манштейн.
– Если бы меня не перевели в Крым, я бы прорвал вашу оборону и взял бы ваш Ленинград, так же как взял Севастополь! – пыхнул обидой фельдмаршал.
– С Севастополем вам просто повезло, так же как повезло с захватом переправ через Двину. А потом везение прекратилось, и начались планомерные отступления. Не так ли?
– Стыдитесь, господин полковник! Взятие такой крепости, как Севастополь, вы называете везением?! Я трижды штурмовал его, и моя победа вполне заслужена… – Манштейн гордо вскинул голову, и на его мундире победно звякнул «Крымский щит».
– Вам повезло в том, что когда ваш десант высадился на южной стороне бухты, в штабе обороны города возникла паника. Если бы он провалился, вам бы пришлось долго собирать войска на четвертый штурм, и неизвестно, взяли бы вы Севастополь вообще, – возразил Петров.
– Так значит, Севастополь – это мое второе поражение в вашем понимании? – усмехнулся Манштейн, стремясь подчеркнуть разницу между мнением фельдмаршала и полковника.
– К сожалению, я никогда не был в Севастополе. О том, что там было, мне рассказал мой боевой товарищ, капитан Гаврилов. Он находился в крепости до конца и смог избегнуть плена, уплыв по морю на автомобильной камере. Второй раз мы встречались с вами позднее, в августе сорок второго года под Синявино. Куда вы прибыли после захвата Севастополя в звании фельдмаршала.
От услышанных слов кровь прилила к лицу Манштейна. Было видно, что эта тема ему была не особенно приятна.
– Вы не оригинальны в своем стремлении сделать из мухи слона. Под Синявино мои войска блестяще отразили вашу попытку прорвать блокаду Ленинграда. Мы удержали свои позиции и с большими потерями для ваших войск. Вы на каком фронте наступали?
– На Волховском.
– Ну, тогда о каком поражении может идти речь. Имейте совесть! – пристыдил Манштейн комдива, но тот и бровью не повел.
– Ваша победная реляция о боях под Синявино случайно не проходила цензуру в министерстве доктора Геббельса? Уж очень похожий стиль превращения черного в белое, – парировал тот.
– Вы забываетесь, господин полковник!
– Помилуйте, господин фельдмаршал. Как можно назвать победой провал стратегической операции, разработанной таким военным гением, как вы?
– Что?!
– Операция «Северное сияние», если я не ошибаюсь. Так она именовалась в ваших документах, захваченных нами летом сорок третьего года вместе со штабом подполковника Фрайбаха.
– Вы не ошибаетесь. Но здесь вы явно передергиваете карты. Осенью сорок второго мы просто разменяли равноценные фигуры и только. Мне не удалось взять Ленинград, вам прорвать его блокаду. Каждый остался при своих интересах, – упорствовал Манштейн.
– И вновь не могу с вами согласиться. Пытаясь прорвать блокаду, мы в первую очередь хотели спасти людей от голодной смерти, на которую их обрекли вы и ваш фюрер. Главная задача вашего «Сияния» заключалась в захвате Ленинграда и высвобождении большей части войск группы армий «Север». Именно их вам так и не хватило в качестве резерва в сражении за Сталинград и Кавказ, после которых стратегическая инициатива полностью перешла к нам. Так что о равнозначном размене не может идти и речи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Не найдя достойных аргументов против слов Петрова, Манштейн только вздохнул от негодования и зло поджал губы. Его очень нервировал разговор с Петровым, и он решил переменить тему.
– Наш экскурс в историю несколько затянулся, господин полковник. Пора вернуться к нынешним делам. О чем вы хотели узнать, вызвав меня на допрос?
– Как источник стратегической информации вы не представляете особой ценности, господин фельдмаршал. Мы разгромили ваши войска в Шлезвиге. Благодаря успешным действиям моих солдат без боя занят Гамбург, переправы через Эльбу, а также состоялась наша третья с вами встреча. На этот раз очно… – впервые за весь разговор полковник позволил себе улыбнуться.
Вряд ли вы будете представлять интерес и для другого вашего знакомого – по Сталинграду, маршала Рокоссовского. А вот в Москве вас ждут с большим нетерпением. Как военного преступника, по приказу которого в Крыму и на юге-востоке Украины была применена тактика выжженной земли и погибли тысячи мирных людей. Русских, украинцев, евреев.
– Я солдат, я исполнял приказ верховного командования, – пафосно произнес фельдмаршал.
– Москва с нетерпением ждет ваших объяснений, господин фельдмаршал. Исчерпывающих и обстоятельных. Очень ждет, – Петров встал и, глядя в посуровевшее лицо Манштейна, добавил: – Прощайте, господин фельдмаршал. Думаю, в четвертый раз мы с вами вряд ли встретимся.
Манштейн бросил на собеседника полный неприязни взгляд и, не прощаясь, повернувшись через левое плечо, направился к выходу. В этот момент в нем совершенно ничего не было от великого гения военной мысли, каким он так хотел казаться. Сейчас он больше напоминал пойманного за руку карателя, которому ох как не хотелось отвечать за свои грязные дела.
Пленный фельдмаршал еще не успел сесть в машину, как на столе у полковника затрещал телефон. Звонил командарм Гришин.
– Да отправил, отправил я уже этого Манштейна, товарищ генерал. Привел немного в чувство, как вы приказали, и отправил на аэродром… – начал доклад комдив, но командарм перебил его.
– Отправил и ладно. Тут вот какое дело, Петров. Поступил приказ Ставки создать плацдарм на западном берегу Эльбы. Твои соображения?
Заканчивалась первая неделя военного конфликта между бывшими союзниками антигитлеровской коалиции. О нем скупо писали в газетах по обе стороны демаркационной линии, но вся Европа, затаив дыхание, следила за событиями в Шлезвиге. Миллионы людей истово молились за то, чтобы это «вооруженное разногласие» закончилось как можно скорее, не успев перерасти в новую мировую войну.
Так думали простые люди, но были и те, кто жадно потирал руки в предвкушении новых прибылей и барышей. Они были глухи к голосу разума и вместо осознания своей неправоты только поднимали ставки на бирже, торгующей смертью.
Глава VIII
Встреча с новыми знакомыми
Заканчивался пятый день конфликта в Шлезвиге, а славное полотнище Юнион Джека украсилось траурной лентой позора и поражения. Подобно черной креповой змее она прочно обвила славное знамя империи, под которым легендарные генералиссимус Мальборо и фельдмаршал Веллингтон громили войска короля Людовика и императора Наполеона. Вместе с ним шли полки королевы Виктории в своем победоносном марше по земному шару, расширяя колониальные владения империи в Африке, Азии, Океании и Латинской Америки.
Знамя объединенного королевства гордо возвышалось над столом, на котором представители германских милитаристов Вильгельма и Гитлера ставили свои подписи под актом о полной и безоговорочной капитуляции. Вместе с флагами России и Америки оно должно было украшать зал конференции, где британский премьер должен был решить послевоенную судьбу всего мира. Казалось, что тяжелые дни невзгод и поражений навсегда забыты. Страница истории перевернута. Юнион Джек наконец-то вернул себе былую мощь и славу, и в этот момент на белоснежный мундир победителей упал жирный ком грязи.