Мне показалось, что мы сейчас врежемся в толстую стену, но нет — поднялась заслонка, и люлька влетела в какое-то помещение. Где равнодушный служитель попросил поторопиться и выйти прочь.
— Они все здесь такие в этом… Рубиновом королевстве?
— Как город-то хоть называется? — нахмурился Леон, обращаясь к служителю.
— Как назовете, — буркнул старикашка и махнул рукой, — Выход там.
Нам пришлось спрашивать недовольного прохожего, где тут хороший постоялый двор.
Нам пришлось еще несколько раз обращаться к не желающим общения и быстро идущим людям, чтобы разобраться в хитросплетениях подвесных тротуаров и лестниц.
Пришлось и пережить отстраненность хозяина гостиницы, хотя Златан уже точно был на грани того, чтобы вызвать хоть кого-то на дуэль.
Зато…
Пожалуй впервые за долгое время я осталась одна в собственной комнате — роскошно обставленной и уютной, на удивление — где был, к тому же, собственный туалет и, что окончательно привело меня в хорошее настроение, огромное оцинкованное корыто, куда из труб можно было набрать горячую воду.
Я долго мылась и приводила себя в порядок — какие-никакие косметические средства сохранились в моей дорожной сумке и даже не потерялись в этом безумии.
Немного подумав, вызвала служанку, и, благодаря её алчности, вскоре уже переодевалась в новое белье, чулки и чистую рубашку. Сверху пришлось натянуть изрядно потрепанную юбку и корсаж, но это была ерунда.
Я почувствовала себя человеком. А потом и сытым человеком — после добротной еды, которую мы получили внизу.
Было решено, что все достаточно устали, чтобы просто разойтись спать, а завтра мы уже отправимся за информацией и слухами — и может даже поймем, что за странности творятся в этом городе.
Я предвкушала глубокий сон… но, и спустя полчаса продолжала лежать и пялиться в потолок.
Что-то меня волновало, но что…?
Откинула решительно одеяло и, спрятав паучка подальше, снова натянула юбку и прошла в комнату Эрвина.
На мой тихий стук он открыл моментально.
— Лесана?
— Расскажешь мне?
— О чем?
— Как ты стал таким? Раньше я думала, что то, как ты выглядишь — закономерность или особенность с рождения. Но все больше убеждаюсь, что произошло что-то, что превратило тебя из человека в…
— Чудовище?
Эрвин посмотрел на меня и быстро отвернулся. Он тоже не спал и сейчас стоял босиком, в одних только укороченных подштанниках и в рубашке. Впрочем, нас обоих это не смущало.
— Нет, — мотнула отрицательно головой, — в Железного Лорда.
— Я и не был человеком…
— Не верю.
— Ну, в том смысле что из плоти и крови я, конечно, был. Но… остальное во мне сложно назвать человечным.
— И…
— Было превращение, — признал со вздохом, — Но я не готов тебе рассказать… тому есть причины. Один рассказ потянет за собой и другие, а сейчас не время…
— А оно когда-нибудь наступит? — спросила, обиженная его недоверием, подступаясь и беря за железную кисть. Но он лишь пожал плечами и осторожно высвободил руку. А потом отошел к окну и встал ко мне спиной.
Я же присела на кресло. И настырно уточнила:
— А паучок?
— Что?
— Почему есть ощущение, что он связан с тобой?
— Я тебе не врал, когда говорил, что не делал его и не помню о нем. Но я понимаю, о чем ты говоришь и обещаю — как только я точно буду уверен в происходящем, то расскажу тебе.
— Слишком много тайн, — покачала головой.
— Прости. Так будет лучше. Ты, наверное, устала? — обернулся ко мне Лорд.
— Так не терпится избавиться от моего общества? — нахмурилась и резко встала, — Прости, что побеспокоила.
Ну вот что он за… не человек?
— Лесана, — Эрвин в два шага оказался возле меня, осторожно перехватил подбородок и поднял его, заставляя посмотреть в свои… не столь уж равнодушные глаза, — Я не гоню тебя, поверь. И согласен терпеть неудобства, если ты хочешь провести со мной еще время.
— Какие такие неудобства? — насупилась.
— Глупая, — рассмеялся, словно шестеренки заскрипели. А потом прижал к себе.
И тогда до меня дошло — да, глупая. И неудобство, определенно, было. А еще до меня дошло, что впервые за много времени мы с ним наедине — совсем-совсем одни — да еще и в закрытой комнате.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Раздумывала я всего мгновение. Обхватила его за шею и прошептала:
— Мы вполне можем…разобраться с этими неудобствами.
Поднялась на цыпочки и поцеловала.
Он замер… но потом ответил. Осторожный поначалу поцелуй превратился в обжигающий, дальше — в яростный. Меня вдавили в себя, а потом как-то… очень быстро избавили от одежды. Я даже не поняла, как — видимо, была еще одна польза от всех этих механизмов.
Эрвин уложил меня на кровать и разделся сам.
А потом посмотрел с вызовом, будто давая мне возможность передумать.
Но я не передумывалась. Жадно рассматривала его по мужски красивое тело — да, у него были «облиты» железом почти по бедра ноги и вместо рук — сплошь шестеренки да ухваты, но в остальном все было в порядке. В некоторых местах даже слишком.
Волосы теперь не топорщились, а подвивались, лицо загорело и выглядело здоровым, а грудь и бедра — мускулистыми.
Я протянула к нему руки и Невозмутимый Лорд, наконец, сорвался. Позабыл, кажется, про все свои сомнения, обиды на судьбу и о том, насколько у него все неоднозначно. Рухнул, едва не подмяв под собой, и обрушил на меня столько ласки, что я моментально начала задыхаться… а потом решила, что и черт с ним, с дыханием.
Это было слишком хорошо, чтобы прервать хоть на миг. Его желание, сумасшествие, жесткие движения, страсть, то, как отзывалось мое тело и моя душа, его рычание и мои крики… Он целовал, лизал, кусал меня, брал снова и снова, а я… сходила с ума не меньше и отвечала ему тем же.
Мы занимались любовью всю ночь — пока за окнами не забрезжил грязноватый рассвет. И только потом угомонились и уснули в объятиях друг друга.
И даже это было… прекрасно. Настолько прекрасно, что когда мы наконец встали — под вопли Златана, конечно, его было не удержать — я уже любила это место. Просто за то, что он подарил нам эту ночь.
Но тогда я не знала, что нам подарит день в нем…
И что для каждого из нас странный город превратится в Лабиринт Откровений.
Лабиринт Откровений
За завтраком, поданным нам внизу — еда была вкусная, а вот лицо подавальщика не оставляло надежды, что хоть кто-то в этом городе без названия счастлив — мои спутники смотрели на меня так, что я, взрослая, половозрелая и умудренная определенным опытом двадцатипятилетеяя девица краснела и смущалась.
Леон смотрел с доброй грустью
Златан — сощурившись, будто говорил одним своим взглядом: «Да-да-да, я знаю, что ты делала прошлой ночью».
Лорд… просто смотрел.
Но именно его — со стороны почти ничего не значащий — взгляд я ощущала так, будто он трогал меня, проникал в самую суть, и снова и снова вызывал воспоминания о произошедшем накануне, заставляя все внутри сжиматься от сладкого предвкушения и горького опасения, что после этой ночи всё стало еще сложнее.
Тело помнило удовольствие. Сердце — не высказанные слова. Разум же твердил, что стоит оставаться собранной и спокойной.
После завтрака, посовещавшись, мы собрали наши немногочисленные пожитки и вышли наружу. Наобум. Поскольку хозяин гостиницы на наш вопрос, где выход и как попасть в столицу, только ухмыльнулся.
Ухмыльнулся!
Люди на улицах, точнее, на мостах посреди всего этого железного безобразия, могли махнуть рукой куда-то в сторону, но чаще кривились, а одна щуплая женщина расплакалась. Ну а мы… вынужденно выбрав направление противоположное тому, откуда прибыли, шли, поднимались, спускались, пролазили между коптящих труб — что за производство у них здесь? Мануфактуры грусти? — и пусть медленно, но верно пробирались к условной стене.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
За которой, как мы надеялись, есть хоть что-то кроме озлобленности.
Что-то может и было, вот только…