- И еще, Фвар...
- Леди?
- Охтидж-ин отныне крепость людей, и я свое дело сделала. А те, кто занимаются сейчас грабежом - они крадут у тебя.
Эта мысль явственно отразилась на лице Фвара, и прочие присутствующие внимательно следили за происходящим.
- Да, пожалуй, - сказал Фвар.
- Леди, - сказал другой с сильным акцентом. - Амбары с зерном... Будете ли вы раздавать?..
- Разве не Хаз ваш священник? - спросила она. - Пусть ваш священник откроет амбары и поделит это ваше зерно среди ваших людей. Не спрашивайте меня больше о таких вещах. Это меня не волнует. Оставьте меня.
Наступило молчание.
Один из болотников махнул стражникам-кваджлам, гоня их к двери. Двинулись и все остальные, Фвар и Хаз, остались только трое сыновей Хаза, которые были назначены стражниками, и всхлипывающий священник Гинун, а также трое слуг, стоящих на коленях в дальнем углу.
- Покажите мне, - сказала Моргейн слугам, - где лучшие комнаты с крепкими дверями, достаточно безопасные, чтобы мы могли бы поместить там священника для его же собственной защиты.
Она говорила с ними мягко, и некоторые зашевелились, другие, набравшись смелости, взглянули на нее, тут же опустив глаза.
- Там, - сказал старший из них и указал в сторону двери, которая вела из центрального коридора внутрь.
Там, напротив большого главного зала, была маленькая комнатка без окон. В ней Моргейн и велела запереть священника, закрыть задвижку на двери и обмотать ее цепью, поставив у дверей стражу. Идея посадить священника под арест принадлежала Вейни, и он проделал все это не торопясь.
Ему не хотелось смотреть священнику в глаза, когда тот уселся в темной комнате, где было запрещено держать какой-либо огонь, чтобы он не принес вреда ни себе, ни другим с его помощью. Ужас священника был почти осязаем, и Вейни колебался закрывать дверь.
Священник дьяволов, который ползал около ног Моргейн и чья нечистота словно бы запачкала их самих. Вейни с отвращением смотрел на этого человека, видя, как он боится темноты, и понимал его страх.
- Успокойся, - сказал он наконец Гинуну так, чтобы стражники не слышали, - ты здесь в большей безопасности, и будешь в безопасности до тех пор, пока ведешь себя тихо.
Когда Вейни закрывал дверь, священник с белым лицом и ужасом в глазах все еще смотрел на него. Вейни задвинул задвижку и обмотал вокруг нее цепь, вспоминая крышу башни, где сидел под замком он сам, и слова Роха. Он подумал, что ему никогда не хотелось бы увидеть, как вел себя тогда этот священник. Он, илин, никогда не скажет об этом Моргейн. Он не доверит ей свои воспоминания.
И он не знал, было ли это из-за добродетельности или из-за трусости.
Сыновья Хаза заняли свои места около дверей. Моргейн поджидала его в нижнем зале. Он вышел к ней через палаты, в которых сидели когда-то великие лорды, и бросил ее вещи на камни рядом с очагом.
Еще несколько тел попались им. Порванные гобелены, тела стражников и бывших лордов лежали среди разбитого стекла и перевернутых кресел. Вейни знал их. Одно из них было телом старой женщины, другое - телом одного из старых лордов, который с неохотой поклонялся Хитару.
- Наведите здесь порядок, - резко сказала Моргейн слугам, - и уберите их.
И, пока они делали это, она пододвинула тяжелое кресло прямо к очагу, к огню, который все еще горел там, разведенный для бывших хозяев, вытянула ноги и скрестила их в лодыжках, не обращая никакого внимания на грязную работу, которую выполняли слуги. Она поставила Подменыш концом на пол, прислонила сбоку от себя и протяжно вздохнула.
Вейни отвел глаза от того, что происходило в комнате. Слишком много страшных смертей. Он был воином, но он привык к сражениям, а не к истреблению вооруженными людьми безоружных. Ему не хотелось в дальнейшем вспоминать все то, что произошло в Охтидж-ине.
Где-то здесь была Джиран, потерянная в этом хаосе, уцелевшая или погибшая от жестокой руки одного из болотников. Он подумал об этом с болью в сердце, ощутил собственную измотанность и услышал шум толпы снаружи. Несчастным женщинам этой крепости уже ничем нельзя было помочь. Но Джиран верила ему, когда он говорил ей, что заберет ее из Охтидж-ина.
- Лио, - сказал он и упал на колени рядом с очагом, у которого сидела Моргейн. Его голос дрожал, но ему не было стыдно, потому что оба они были уставшими. - Лио, где-то здесь Джиран, я должен найти ее, я перед ней в долгу...
- Нет.
- Лио.
Она смотрела в огонь, ее загорелое лицо было усталым, а белые волосы все еще мокрыми от дождя.
- Если ты выйдешь наружу, во двор, то какой-нибудь шию воткнет тебе нож в спину. Нет, достаточно.
Он поднялся на ноги, тронутый ее заботой, уставший от бесполезных дебатов и борьбы своих доводов с ее. Он посмотрел на дверь, раздумывая над тем, что она высказала свои возражения и больше нет смысла продолжать убеждать ее, но, тем не менее, направился к выходу. Он знал о ее доброте, и она тоже знала это.
- Илин, - ее голос догнал его. - Я отдала тебе приказ.
Он остановился. Это был голос чужого человека, холодный и незнакомый. И сама она была окружена незнакомыми ему людьми, намерений которых он не знал. Он смотрел на нее, и страх подобрался в его сердце. Было такое ощущение, что она, как и вся земля, изменилась.
- Я не собираюсь повторять тебе мои доводы, - сказала она.
- По отношению к кому-нибудь другому, - ответил он, - это могло бы быть полезно.
Последовало долгое молчание. Она сидела и смотрела на него, а он наблюдал, как в ней растет холод.
- Что ж, можешь поискать свои вещи, - сказала она. - А затем можешь взять лошадь и эту девочку хию, если она еще жива, и уходите с ней, куда хотите.
Она всегда говорила именно то, что имела в виду, и он затрясся от бессильного гнева. В ее голосе не было ни одной сердитой нотки, ничего такого, против чего он мог бы восстать, никакой надежды на то, что он не так понял или что она не так выразилась. На него давила жуткая усталость и пустота, которую невозможно было постичь, - если он уйдет сейчас, то никогда больше Моргейн не увидит.
- Я не узнаю, - сказал он. - Я не узнаю ту, кому дал клятву.
Ее глаза оставались сфокусированными на чем-то за его спиной, словно она уже распрощалась с ним.
- Ты не можешь прогнать меня, - закричал он на нее, и его хриплый голос сломался, лишая его последних остатков достоинства.
- Нет, - согласилась она, не глядя на него. - Но если ты остаешься со мной, то не должен обсуждать мои приказания.
Он отрывисто вздохнул и подошел туда, где она сидела, преклонил колена на камне у очага, сорвал плащ, который она дала ему, отложил его в сторону и смотрел в одну точку до тех пор, пока не почувствовал, что может говорить, не теряя самоконтроля.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});