– Думаю, получится, – заверил он жену, вспомнив, как кровожадно вспыхнули глаза Донатти, когда он нанес удар ему в живот.
Той ночью Дик почти не спал, то проваливаясь в полудрему, то вдруг просыпаясь. В три часа ночи сон окончательно пропал. Желание закурить было столь сильным, что Дик дрожал, как в лихорадке. Он спустился вниз и прошел в кабинет, располагавшийся в середине дома. Окон здесь не было. Он выдвинул верхний ящик стола и с вожделением уставился на пачку сигарет. Потом обернулся и облизнул губы.
Донатти предупредил, что в первый месяц слежка будет постоянной. В следующие два – по восемнадцать часов в сутки, но в какое именно время – неизвестно. В четвертый месяц, когда большинство клиентов «срывались», наблюдение снова станет круглосуточным. А потом до конца года – выборочная ежедневная двенадцатичасовая слежка. А затем? Выборочная слежка до конца жизни.
До конца жизни.
«Мы можем проверять вас каждый второй месяц, – говорил Донатти, – или каждый второй день. Или постоянно неделю в месяц на протяжении двух лет. Вся штука в том, что вы этого никогда не узнаете. А если закурите, то считайте, что шансов у вас – как в игре против шулеров, у которых карты крапленые. «И следят ли за мной сейчас? А вдруг в этот самый момент выкрадывают жену или посылают громилу к сыну?» Правда, чудесно? А если и удастся украдкой выкурить сигарету, то ее вкус покажется ужасным. Как будто она пропитана кровью сына».
Но они не могут следить прямо сейчас, посреди ночи, в его собственном кабинете. В доме царила полная тишина.
Моррисон смотрел на сигареты почти две минуты, не в силах отвести от пачки взгляд. Потом подошел к двери, выглянул в гостиную и снова вернулся посмотреть на сигареты. Перед глазами пронеслась ужасная картина грядущей жизни, в которой сигаретам нет места. Как, черт возьми, ему удастся убедить сомневающегося клиента разными графиками и диаграммами, если в руке не окажется вечно дымящейся сигареты? Как без сигарет он сможет выносить соседей, которых Синди то и дело приглашает полюбоваться садом? Как вообще, в конце концов, можно начинать день без сигареты за чашкой кофе?
Дик проклял себя, что ввязался в эту историю. Проклял Донатти. Но особую ярость испытывал, вспоминая Джимми Маккэнна. Как он мог так поступить? Сукин сын все знал с самого начала! Руки так и чесались придушить этого Иуду.
Еще раз украдкой оглянувшись, Моррисон достал из ящика сигарету и с нежностью провел по ней пальцем. Совсем как в рекламном слогане: Круглая, ровная и плотно набитая . Лучше не скажешь! Он сунул сигарету в рот и прислушался, наклонив голову.
Кажется, в стенном шкафу послышался какой-то шорох? Будто кто-то шевельнулся? Или ему показалось?
Но тут перед глазами возникла другая картина: кролик, обезумевший от ударов током, скачет по комнате. Если там окажется Синди…
Он напряженно вслушивался, но ничего не уловил. Конечно, проще всего было бы подойти к стенному шкафу и распахнуть дверцу, но Моррисон слишком боялся, что его опасения оправдаются. Он вернулся в постель, однако сон долго не приходил.
Хотя утром Дик чувствовал себя абсолютно разбитым, у него проснулся аппетит. Съев привычную тарелку кукурузных хлопьев с молоком, он вдруг сделал себе еще и омлет. Когда Синди спустилась вниз, она увидела, что он моет сковородки.
– Ричард Моррисон! Последний раз ты ел на завтрак яйца, когда Гектор был еще щенком!
Моррисон недовольно хмыкнул. Он терпеть не мог ее любимого выражения «когда Гектор был еще щенком» и считал его таким же дурацким, как и «за показ денег не берут».
– Пока держишься? – спросила она, наливая апельсиновый сок.
– Держусь.
– К обеду наверняка сдашься, – беззаботно бросила она.
– Вот спасибо за поддержку! – взорвался он. – Ты, да и все остальные, кто не курит, вы считаете… Ладно, не важно!
К его удивлению, жена не только не разозлилась, но посмотрела на него с искренним изумлением:
– Господи! Так это не фантазия?! Ты серьезно?!
– Еще как! – Он надеялся, что ей никогда не доведется узнать, насколько все серьезно.
– Бедняга! – сказала она, подходя ближе. – Ты выглядишь просто ужасно. Но я тобой очень горжусь!
Моррисон крепко прижал ее к себе.
Сцены из жизни Ричарда Моррисона в октябре – ноябре:
…Моррисон и его старинный приятель из «Ларкин студиос» сидят в баре «Джек Демпси». Приятель протягивает сигарету, но Моррисон, нервно сжав бокал, отвечает:
– Я бросаю.
Приятель со смехом говорит:
– Больше недели все равно не продержишься .
…Моррисон ждет утреннюю электричку, поглядывая поверх «Таймс» на молодого человека в синем костюме. Он видит его здесь почти каждый день, а иногда замечал и в других местах. В ресторане, где встречался с клиентом. В магазине музыкальных товаров Сэма Гуди, где искал альбом Сэма Кука, тот копался в сорокапятках. А однажды заметил его на поле для гольфа, где играл с друзьями.
…Моррисон выпивает лишнего на вечеринке и хочет закурить, но все-таки удерживается.
…Моррисон навещает сына и привозит ему в подарок большой мяч, который пищит, если на него нажать. Придя в восторг, сын слюняво его целует. И почему-то Моррисону не так противно, как обычно. Прижав Элвина к себе в порыве чувств, он осознает истину, которая давно не является секретом для циничного Донатти и его коллег: самой разрушительной силой, перед которой ничто не может устоять, является любовь. И пока лирики спорят о ней, прагматики вовсю этим пользуются.
Хотя физиологически Моррисон постепенно привыкает к жизни без сигарет, психологически он по-прежнему испытывает тягу к курению и безуспешно пытается заменить сигарету то пастилками от кашля, то леденцами, то зубочисткой.
И вот Моррисон застревает в громадной автомобильной пробке в туннеле Мидтаун. Кругом темно. Ревут клаксоны, неподвижные машины исторгают клубы зловонных выхлопных газов. Он лезет в бардачок, видит открытую пачку сигарет и после секундного раздумья вытаскивает одну и закуривает, воспользовавшись прикуривателем. Он успокаивает себя мыслью, что если что-нибудь и случится, то Синди сама виновата – он же просил ее выкинуть все сигареты.
После первой затяжки он сильно кашляет. После второй – на глазах выступают слезы. После третьей – кружится голова, и он едва не теряет сознание. Во рту ужасно противно.
И тут же приходит мысль: «Господи, что же я делаю?»
Позади отчаянно засигналили машины – те, что впереди, уже тронулись с места. Он погасил сигарету в пепельнице, открыл оба окна и помахал рукой, разгоняя дым, совсем как подросток, спустивший в унитаз бычок первой выкуренной сигареты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});