с ними, почему я не часть общего, если уж считать, что мне всё приснилось? Может быть, это сон во сне? Или, может быть, у меня раздвоение личности? Непонятно… А как там мама с папой? Я же совсем про них забыла в этой бесконечной погоне… Интересно, если мрак сожрал все остальные перевоплощения, то последнее он тоже сожрал?.. И их тогда, получается, тоже… И Агату, и Сеню, и Соню… никого не осталось… Или остались… А пирожки я, получается, так и не попробую? Непорядок… Но ведь вот они — и Сеня, и Соня, и Агата, просто с другими именами и лицами, но души-то те же… Почему мне от этого не легче? Что не так? И почему, блин, все молчат?!.. Чепуха какая…».
Заточённая в черепной коробке, Женя совсем забылась за подобного рода размышлениями и перестала следить за происходящим. Её сосуд в лице Фрейи что-то ел, что-то пил, что-то говорил и куда-то ходил, но всё это было не тем. Действия были рутинными, а слова не несли никакой ценности. Рядом почти всё время крутился Оддманд, но и он не приносил особенной пользы — клевал землю, каркал, летал над Домом, видимо, разминая крылья. Тишина и покой. И солнце, застывшее посреди небосвода горячим белёсым пятном.
Точно. Солнцестояние. То-то Дом весь гудит и ходуном ходит — магии столько, что хоть руками черпай да пей. И воздух из-за неё густой-густой, как патока, и руки тяжёлые, и в глазах всё двоится. Рогнеда всегда говорила, что в такие дни заклятия самыми сильными выходят. Интересно, а где же сейчас её душа?.. Встречались ли ведьмы с ней когда-нибудь потом, или, может быть, старуха сгинула бесследно, убаюканная песнями бесконечной вселенной?
Женя вдруг осознала, сколько вопросов спустя сотни лет так и остались без ответов. Она ведь даже не думала об этом. Рождалась, жила, вспоминала обрывки прошлого, находила подруг и Ярополка и, счастливая, коротала дни, наслаждаясь эскапизмом, прячась в своём хрустальном домике с зеркальными стенами, не видя ничего кроме привычных вещей и лиц. А в это время где-то на той стороне реальности зрело и крепло зло, и строились огромные грохочущие часы…
Тук-тук.
Тук-тук.
Тук-тук.
Противный звук заставил Женю вынырнуть из омута мыслей, в который она ненароком заплыла. Глазами Фрейи девушка взглянула на окружающий мир. День клонился к вечеру, однако солнце продолжало опалять зноем, не позволяя ночи подобраться ближе. Обстановка переменилась — с лиц ведьм сошла печать усталости и лени, все засуетились и забегали по Дому, собирая скляночки, травы и самоцветы в одну большую корзину. Видимо, время ритуала приближалось.
Позади дома, на пустыре, силами Ингрид и Эстер быстро выросла высокая заготовка под будущий костёр. Вокруг сваленных брёвен Герда выложила пучки зверобоя и закопала камешки в соответствии со сторонами света: горный хрусталь — к западу, сердолик — к югу, рубин — к востоку, а лазурит — к северу. Женя продолжала высматривать, не мелькнёт ли в чьих-то руках перстень или кинжал, но, видимо, их время ещё не пришло. Фрейя знала, где они спрятаны, но не торопилась доставать артефакты на свет.
— Дороги назад уже нет, верно? — задумчиво спросила Эстер, стоя перед кострищем.
Фрейя покачала головой.
— Никогда не было.
* * *
Святослав весь день ходил как на иголках. Обычно смурной, теперь он весь горел от предвкушения и то и дело безумно посмеивался, не переставая бросать ошалевшие взгляды в сторону леса.
— Ты не перепил случаем, братец? — поинтересовался у него Ярополк, которого такое поведение уже начинало выводить из себя. Святослав только отмахнулся. Ярополк наседал:
— Вот ходишь ты, как будто что-то знаешь, а мне не говоришь. Не стыдно? Я и обидеться могу.
— Обижайся, обижайся, — бормотал брат и нервно мял пальцами рубаху. — Виделся со своей этой ведьмой сегодня, а?
— Не виделся, — нахмурился Ярополк. — Она приболела.
— Ах, да, приболела, — Святослав снова тихо засмеялся. — Приболела, как же…
— Я не пойму, ты меня за дурачка держишь? Или прямо говори, или иди прочь отсюда, не мозоль глаза, ей богу, надоел уже.
— Я уйду. Только попозже. Время ещё не пришло…
Ярополк устало выдохнул и сам покинул избу, чуть не споткнувшись о порожек. Раздражённо пнул невысокую изгородь и поднял голову, щуря глаза от яркого солнца. В груди родилось странное чувство. Юноше на мгновение показалось, что это последний раз, когда он видит небо.
— Чушь какая… — одёрнул Ярополк сам себя и, чтобы избавиться от гнетущего ощущения, отправился помогать отцу, рубившему дрова. Про Святослава он решил не говорить. В конце концов, все уже знали, что тот порядком сошёл с ума, и мало чему удивлялись.
* * *
— Ярополка звать не будешь? — спросила Ингрид, заглядывая Фрейе через плечо, пока та копалась в сундучке.
— Нет смысла, — отозвалась девушка, выуживая из своих закормов маленький свёрток. — Не хочу пугать его лишний раз.
— Так ведь он всё равно это не вспомнит.
— Ну и что?
Фрейя развернула ткань и показала Ингрид клочок тёмных волос.
— Это его?
— Да. Отрезала, пока спал. Ничего не заметил. Если придёт сам, только хуже будет.
— Предусмотрительно, ничего не скажешь.
«Ну и ну, — подумалось тем временем Жене. — И в чём тогда проблема? Что-то не клеится тут…»
— Пойдём? Все уже собрались, — произнесла Ингрид и взяла Фрейю за руку.
— Пойдём.
Тут уже Жене стало интересно. Пока что за целый день, проведённый в обличии Фрейи, новых деталей пазла не прибавилось. Вспомнился рассказ Эстер. Что ж, осталось только дождаться, когда придёт Святослав… Может быть, тогда всё встанет на свои места?
Сумерки медленно ползли по холму, но они были слишком бледными и стыдливо прятались по углам. Солнце жгло. Такого зноя давно уже не было в этих обычно холодных краях. Знак? Определённо. Куда ни плюнь — везде или знак, или предзнаменование. Та самая спонтанность во всей красе. Где-то далеко махнула крылом бабочка, и шестерёнки закрутились, запуская движение целого механизма, который привёл, в конце концов, к этому дню. Только сейчас Женя понимала, что всё происходящее — это, на самом деле, одно большое совпадение. Но Фрейя этого не знала. Для неё все выглядело как отлаженный план без единого изъяна.
Герда подожгла костёр, и он взвился к небу, словно пытаясь жадно лизнуть редкие звёзды. Брёвна и доски затрещали. Густо запахло зверобоем и, почему-то, полынью. Девушки окружили огонь, возводя руки вверх, медленно погружаясь то ли в сон наяву, то ли в транс; с их уст одно за другим срывались слова на древнем, незнакомом уже никому языке. Фрейя