Подожди его во всем обвинять! – подбодрила она саму себя. – Ты не должна так думать о нем, надо просто позвонить и спросить. Позвонить и спросить. Уверена, все разъяснится. Какая там докторша, он любит только тебя. Это несерьезно. Ты просто должна все узнать. Обязана все узнать, а не сидеть тут и лить слезы под его костюмом.
Но звонить не хотелось. Трубки, что домашняя, что мобильная, стали какими-то неимоверно тяжелыми, они терялись на глазах, прятались за книгами, скрывались в щелях – звонить Саше сейчас? В таком состоянии? Не лучше ли подождать с этим? Может быть, на следующей неделе? Или когда надо будет мыть окна, когда станет тепло. Он всегда приезжает, чтобы ей помочь. Он приедет, она посмотрит ему в глаза и все поймет сама, без всяких слов. Зачем спешить?
Марина убаюкивала себя, не без помощи бутылки «Шардоне», хотя было бы правильно назвать это пакетом «Шардоне» – из экономии Марина покупала вино в двухлитровых картонных коробках. Сегодня коробки было даже недостаточно, чтобы усыпить ее ревность, заглушить боль. Но ей уже почти удалось, она практически уже засыпала, положив голову на Сашину рубашку – нет, не для того, чтобы вдохнуть его запах. Какой, на фиг, запах, если Марина все давно перестирала, накрахмалила и выгладила? Но даже и без запаха эта рубашка была его, она висела здесь с тех времен, когда он возвращался каждый вечер и открывал дверь своим ключом, говорил: «Я дома».
Марине стало почти хорошо. Она закрыла глаза и подумала, что могла бы оправдывать его бесконечно, пока он бродит где-то и живет своей жизнью. Главное, что он есть. И тут прозвенел звонок. Марина дернулась, не сразу поняв, откуда он раздается – противный, старый звон дисковых аппаратов. Звонил мобильник. Марина с трудом вылезла из шкафа, утерла слезы и пошла на звон, она думала, что это Ника все-таки решила поинтересоваться, как подруга до дому добралась по такой пурге – все ли в порядке. Но это была не Ника. Это была Лида. Ее номер определился и заставил Марину замереть в испуге. Лидия Светлова сейчас – это было почти опасно, ведь она-то уж точно знает все из первых уст – она, кажется, тоже живет вместе с этой… Не к ночи будет помянута, докторшей. Марина понадеялась, что Светлова повесит трубку, но она знала, что, если Лидке что-то надо, она будет трезвонить всю ночь, а добьется ответа. Лучше уж ответить, тем более что это, может, и есть судьба.
– Лида? Привет, – устало пробормотала Марина. Тон – безнадежный.
– Все сохнешь? – неожиданно весело спросила Лидка.
– В смысле?
– По Сашке? – уточнила она. Они не разговаривали больше полугода, наверное, но ее голос совсем не изменился. Ни интонация, ни тембр. Ни матерные междометия.
– По Сашке не сохну, – буркнула Марина.
– Это правильно. Слушай, тогда ты молодец. Давно пора выкинуть этого дундука из головы, он тебе не пара.
– Раньше ты говорила другое, – зацепило Марину. – Что ты вообще-то звонишь? Как Павел?
– Павел научился шевелить пальцами и мычать, – еще веселее проговорила Лида. – Если так пойдет, к маю сможет самостоятельно, без посторонней помощи показать всем Fuck. Мы над этим работаем.
– Лида! – фыркнула, не удержав улыбку, Марина. И действительно, отчего же у Лиды такой СОВСЕМ уж радостный голос, ведь, судя по тому, что рассказывала Ника, она должна бы невыразимо страдать от горя. Хотя… о чем это она, Лида и глагол «страдать» вместе не употребляются.
– А что, тоже прогресс – показать Fuck.
– Да уж. Рада, что ты держишься. Дом-то продали? – спросила Марина, хотя от Ники уже знала, что нет, пока не продали. Но зачем Лиде знать, что она общается с Никой.
– Держится подросток за член, – отрезала Лида. – А я живу. Дом под авансом, спасибо, что спросила. Можешь уже доложить Степановой, а то она, сто пудов, нервничает, когда же мы из ее рая уберемся. Уже, мол, скажи, убрались. Слушай, я хотела тебя предупредить – мы будем в Сашкину квартиру с Машкой прописываться. Так что тебе будут приходить квитанции теперь подороже – ты уж не сочти за труд, позвони, я тебе денежку переведу, ок? Там ненамного должно бы выйти дороже, но, может, для тебя это будет критично.
– Какая забота, – фыркнула про себя Марина. Мол, какие мы богатые, заботливые, думаем, чтобы бедной родственнице на квартплату хватило.
– Что? Ты что-то сказала? – переспросила Лида, у которой и вправду было отличное настроение.
– Я спросить хочу, а почему Саша сам мне не позвонил? – решилась все-таки Марина.
– Саша? – В голосе Лиды почувствовалось небольшое напряжение. – Слушай, ты кончай о Светлове грезить. И выкинь весь его хлам.
– Почему?
– У него есть женщина, и, по-моему, у них все серьезно, – помявшись, все-таки сказала Лида. Да уж, не для этого она звонила, но, видно, судьба такая. Ничего не попишешь, а если взялась говорить с Мариной, будешь говорить и о Сашке Светлове.
– Ты не можешь знать. Он бы мне сказал.
– Чего он тебе скажет – он же дундук. Он твои чувства ранить боится. А я тебе так скажу, что хватит тебе, молодой девке, тратить свое время на мужика, который давно о тебе и думать забыл.
– Это неправда.
– Уж поверь, правда. Думаешь, если ты еще год-другой хорошенечко подождешь, если дашь о себя ноги вытирать, он снова к тебе воспылает? Опомнись, таких, как ты, только и бросать.
– Почему?
– Да потому, – зло хмыкнула Лида. – Потому что ты же сама себя не ценишь. Ты сама себя за что считаешь? За дерьмо, за грязь из-под ногтей. Бежишь по первому зову. Рыдаешь, помощи просишь. Сашка – тюфяк, он тебя обидеть боится, думает, что в ответе за тех, кого приручил, маленький принц-переросток. Блин. Только не любит он тебя. Ни капли. Даже в памяти не держит. А помогает из воспитания. Таким уж его вырастили, вспомни хоть Эмилию Вячеславовну. Помнишь ее седой пучок на голове? И это «деточка, ты еще так молода…».
– Что же ты тогда раньше молчала?
– Раньше? Как тебе сказать. Мне на тебя раньше было наплевать.
– А теперь что, что-то изменилось?
– Нет. Мне на тебя и сейчас наплевать, ты же знаешь. Я же стерва, правильно? Но ты теперь для меня как та собака перед машиной – бегает, глупая, сама не понимает, как это опасно. И проехать не дает, и жалко ее. Ведь если не я, так другие раздавят. Зачем же я буду смотреть, как тебя давят, если можно тебе посигналить. Вот я и сигналю – беги, Маринка, занимайся своей жизнью, не трать ее на мудаков. Тем более на влюбленных мудаков. А Сашка влюблен, будь уверена. Он бегает почти без крыши, вчера ее домой на руках нес, от переизбытка чувств. Через снега и буераки, метров аж двести сдюжил. Я своими глазами…
– Ее? – еле слышно переспросила Марина.
– Ее. Жанну, – без тени сочувствия подтвердила Лида. – Так ты про прописку поняла?