браслет. Прости меня. Не делай мне больно. Я и так умру скоро. Я это чувствую.
По ее исхудавшему лицу катятся слезы, и я не удерживаюсь, как начинаю собирать их губами. Мне хочется крепко обнять шариху, но не позволяю себе. У нее слишком мало времени.
– Я не не стану тебя наказывать за это. Тебя, как вижу, уже и так здорово наказали.
Я выпускаю когти, отчего рабыня отшатывается от меня, и вжимается в стену. От страха она закрывает глаза, а я замахиваюсь. Я бы мог убить ее, чтобы облегчить страдания, но не делаю этого.
Вместо этого я распиливаю ее кандалы на руках видя, какие страшные раны они ей принесли. Затем делаю тоже самое и с кандалами на нее ногах. Теми самыми. Моими. Я знаю, что это значит. Она теперь не рабыня. Она свободна. Я даю ей свободу. Я так хочу.
– Обхвати меня одной рукой, человечка. Ну же. Не бойся. Давай.
Подхожу к Саназ, у которой уже полные слез глаза, и подхватываю ее на руки. От страха она даже говорить не может. Я прижимаю к себе рабыню, и выношу ее на улицу из этой чертовой темницы.
Укладываю Саназ на траву видя, что человечка очень слаба. Она умирает. Она слишком долго была без еды и пищи в холоде и темноте. Даже не знаю, как эта девушка еще выжила. Только потому, что упрямая и не сдавалась до последнего.
Замечаю на ее бледном лице большой синяк, который уже сходит. Ее кто-то бил, пока меня не было. Чертов Шамиль. Это он допустил. Это он ее ударил. Больше никто бы не посмел.
Я чувствую, как ей больно. Саназ даже не шевелиться. Она истощена до предела, и умирает от боли в плече. Девушка лишь роняет слезы и тихонько поскуливает, сжимая траву пальцами.
Лихорадочно перебираю мысли. Я не довезу ее до Тегерана. Я даже не донесу ее до Фемиды, чтобы она вылечила ее. Саназ умрет. От боли и истощения. У нее считанные секунды. Не больше.
Подхватываю девушку на руки. К себе прижимаю. Мы сидим вдвоем среди поляны, и впервые я не хочу настолько сильно ее терять. Только не сейчас.
– Саназ…Не смей умирать, слышишь? Я не позволяю тебе!
Девушка открывает свои потухшие глаза и коротко мне улыбается.
– Разве ты не этого хотел все это время?
– Нет. Конечно не этого.
– Прости. Я ведь простая человечка для тебя. Я твоя самая непокорная рабыня, но я не могу иначе.
Она сильно закашливается и кладет руки себе на грудь. Девушка тяжело дышит, а у меня внутри все горит огнем. Если это снова сердце, то сейчас оно просто кричит от боли.
– Ты не моя рабыня больше, слышишь?! Ты моя человечка, моя женщина! Я снял с тебя кандалы, Саназ. Посмотри на свои ноги. Там нет кандалов. Ты не рабыня мне больше!
Кажется, я кричу эти слова, но Саназ их не слышит. Она закрыла глаза, уткнувшись мне в грудь. Я чувствую, как ее сердце замедляет свой ритм и понимаю, что она умирает. Раз, два, три, и ее не станет.
В этот момент во мне что-то переключается и кажется, я просто перестаю думать. Со всей силы я разрываю платье на груди человечки, и прикладываю руку к ее сердцу. Я даю ей тепло и забираю боль, отдавая взамен свою силу. У меня внутри все горит от этого, но это должно помочь. Это последний шанс. Для нее. И для меня.
Я до хруста сжимаю почти бездыханное тело девчонки в своих руках, не в силах ее отпустить. Она совсем не шевелится, и в этот момент я понимаю, что не могу ее потерять.
– Не уходи, Саназ! Только не сейчас, когда я начал ощущать что-то очень сильное к тебе, когда я…так сильно полюбил тебя!
Глава 30
Не знаю, сколько так сижу с Саназ на руках, но в какой-то момент чувствую, как мое лицо становится мокрым. Неужели это и со мной произошло? Слезы…Да. Это точно они.
Эта слабая человечка заставила мое сердце биться, а также ощущать что-то более сильное. Не одну только страсть, похоть и желание ощущать ее под собой. Она пробудила во мне что-то еще. Гораздо более сильное.
Я держу Саназ на руках и не знаю, выживет ли она. Мне некому молиться, я вообще не знаю, что это такое, но прошу, человечка, не умирай. Тебе рано, ты еще даже не жила. Страдала только в моих руках, гордая, своевольная и главное, моя.
В какой-то момент я слышу, как сердце девчонки словно делает перезагрузку и снова начинает тихо биться. Она открывает свои затуманенные голубые омуты и смотрит прямо мне в глаза.
– Воды. Пожалуйста. Я хочу пить.
Наконец, могу сделать вдох. Очнулась. Думал уже, не сработает. Человечка слишком долго была без сознания. Мне удалось забрать ее боль и снова запустить сердце буквально в последний миг, и я рад этому. Невероятно рад.
Не могу сдержаться, и прикасаюсь своими губами к ее сухим губам. Она отвечает мне. Робко, осторожно. Ее глаза становятся больше, сжимается вся, в комок прекращается.
– Я дам тебе пить, сейчас.
Прижимаю Саназ к себе и поднимаюсь вместе с ней. Несу ее к ближайшему роднику, где она сама однажды давала мне воду. Теперь же я опускаю ее на землю, стараясь не задеть ее сломанную ключицу. Какая же она хрупкая. Удивляюсь, как до сих пор только выжила в моем мире.
Зачерпываю кристально чистую воду с родника, и подношу к ее сухим бледным губам Саназ.
Девчонка начинает жадно пить, кашляя, и с силой ухватившись за мою ладонь.
– Не спеши. Я дам еще.
Я даю ей столько воды, сколько она просит. Жажда. Сильнейшее из чувств. Не оставляет до того момента, пока полностью не будет удовлетворено, и я не жадничаю. Снова и снова даю ей воды, помогаю напиться и умыть лицо бледное, после чего человечка, наконец, сама немного поднимается, и смотрит прямо на меня. Непонимающе, осторожно, испуганно.
Я замечаю, что она очень сильно исхудала, однако красоты своей не утратила. Все такая же сладкая для меня. Едва ли сдерживаюсь. Жутко соскучился по ней за все эти месяцы. По своей слабой человечке, по ее запаху, по стуку ее сердца.
– Алихан… это правда ты? Или это все еще мой сон в темнице?
Она смотрит на меня совершенно потеряно, прикрывая глаза от яркого света рукой, кутаясь от пронизывающего ветра