Хорошо, что мой дом находился в самом начале маршрута, и я буквально сбежала от девчонок. Они, конечно, не отвяжутся так просто, обязательно продолжат донимать в универе, но на сегодня я спаслась. Женьки, как всегда, не было. Суббота. Конечно, он у Аллы.
На автопилоте я натянула пижаму, сняла макияж, умылась, забралась в постель. Несмотря на поздний час, сон не шел. Я по привычке ждала Кирилла. Он всегда приходил мириться, когда мы ругались. И сейчас я словно опять с ним, просто в очередной раз психанула и убежала. Но в дверь никто не звонил, молчал и телефон. Он хотел поговорить о чем-то? Почему не настоял? Не заставил выслушать?
Злясь на саму себя, я перевернулась на живот и пихнула подушку кулаком. Что за агония? Зачем я желаю от него каких-то действий. Все равно ничего у нас не выйдет. Нет смысла дальше тянуть бесперспективные отношения. Но он смотрел на меня сегодня так… Словно я вся его жизнь. Как будто он погибнет без меня. И я просто обязана спасти его. От одиночества. От боли. От себя самого.
И впервые Кир не требовал, он просил.
Закусив губу до боли, чтобы не разреветься, я заставила себя уснуть. Но где-то на грани сна и яви меня продолжали мучить его уставшие, печальные глаза и проникновенный шепот, а потом раздался звонок.
Домофон? Я подняла голову, стряхивая сон, пытаясь понять, откуда звук, сколько времени. Кажется, утро. Похоже, я спала всего ничего. Прошлепав босыми ногами к двери, я сняла трубку, но не успела. Едва повесила, домофон завопил опять.
— Кто там? — спросила я неприветливо.
— Это я, — тихо ответил Кирилл.
Глава 18. Хьюстон, Хьюстон…
Сон в руку. Хотела — вот, пожалуйста. Распишитесь.
— Что тебе нужно?
— Поговорить, зайчишка. Просто поговорить с тобой.
— Не о чем говорить, Кирилл. Уходи.
Я повесила трубку, отключив предварительно звук сигнала. Это стало последней каплей. Я сползла по стене, уселась прямо на пол возле обувницы, вцепилась в волосы, сжала до боли, чтобы не зареветь, и тихо поскуливала.
Почти не удивилась, услышав звонок в дверь. Нечаев не из тех, кто уходит, когда его посылают.
— Уходи, — крикнула я прямо в дверь.
— Аська, открой.
— Нет.
— Открой, зайчишка. Ты же не хочешь, чтобы я перебудил всех соседей. Это плохо отразится на твоей безупречной репутации квартиросъемщика.
— Это шантаж, Кир.
— Именно.
— Когда ты успел так низко пасть?
— А черт его знает.
Даже через дверь я слышала, что он говорит как-то странно. Язык заплетается, странные интонации.
— Кирилл, ты пьяный что ли?
— А черт его знает.
— Нечаев, поезжай домой.
— Ты хочешь, чтобы я пьяным сел за руль?
— Ты не водишь пьяным и, скорее всего, приехал на такси.
— Ты так хорошо меня знаешь, зайца. Давай не будем посвящать в подробности моих пунктиков твоих соседей, а? Еще немного и я начну петь серенады.
— Серенады поют под окном.
— А я буду под дверью.
- Блефуешь, — я уже хихикала сквозь слезы.
Вот за это его люблю. Когда он такой открытый и забавный, очень сложно сопротивляться.
— Блефую? Ха, да я держусь из последних сил, зайчишка. Открывай, а то щас спою.
— Кирюш, пожалуйста, не надо. Уходи, — захныкала я, вставая и прижимаясь к двери, за которой он стоял.
— Не могу, Ась, — голос переменился и звучал серьезно. — Открой, детка. Мне, правда, нужно с тобой поговорить. Очень-очень. Только поговорить.
Я не отвечала, а руки сами по себе потянулись к замку, щелкнула задвижка. Я сделала шаг назад, позволяя Кириллу войти. Он прикрыл дверь. Стоял и смотрел на меня. Я на него. Тот же мягкий свитер и брюки, которые были на нем в клубе. Запах одеколона и виски. Растрепанные волосы и осоловелые глаза, которые пожирали меня, горя нездешним пламенем где-то на пути в темную бездну его пороков.
Я не успела опомниться, а он уже целовал меня, прижимая к стене, бормоча в губы:
— Как же я скучаю, зайца. Не могу без тебя, Ась. Не могу, хоть убей.
Он держал мое лицо в ладонях, не позволяя отвернуться, целовал, целовал, целовал. Губы, щеки, нос, глаза. Я моментально захмелела от терпкого запаха алкоголя, его слов и поцелуев. Это было невыносимо больно и сладко одновременно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Схватившись за запястья Нечаева, я тщетно пыталась отодрать его руки от своего лица, проскулила:
— Ты сказал, только поговорить…
— Прости, родная. Я соврал.
Я тихо захныкала, теряясь от его наглости и нежности. Кир, наконец, убрал руки, перестал вспоминать губами мое лицо, спустился к шее, посасывая и прикусывая. Он всегда так делал. Мне всегда нравилось именно так. И его руки, что сжали попу, притягивая меня к себе крепе, чтобы я почувствовала весь масштаб его тоски и желания.
— Кирюш, пожалуйста, не надо, — постанывала я, едва сдерживаясь, чтобы не обнять, не начать целовать и раздевать его.
— Поехали со мной, — захрипел Кир, игнорируя мой скулеж. — Поехали, зай. Я не хочу без тебя.
— Что? Куда? К тебе? Нет.
Кирилл отпустил меня, отстранился, опять обжег безумным взглядом, взял за плечи и отчеканил:
— Поехали со мной в Штаты.
— К-какие Штаты? — начала заикаться я.
— Соединенные. Америки. В Хьюстон, — уточнил он.
— Хьюстон? — повторила я эхом, как дурочка, зачем-то блеснула эрудицией. — Техас?
— Он самый. Поехали, Ась.
— Зачем?
— Мне нужно по работе. Примерно, как с Норильском, только с нефтяниками местными придется контактировать и…
Я перебила его:
— Нет, Кир. Зачем я тебе там?
Он честно признался:
— Не знаю. Знаю только, что ты нужна мне, зайца. Не хочу без тебя. Я должен был уехать уже, а все тяну.
У меня все внутри переворачивалось с каждым его словом. Я должна была радоваться, наверно, такому лестному предложению, но чем больше подробностей выдавал Кирилл, тем сильнее я злилась.
— Не тяни, поезжай, — проговорила я сдавленно, снова чувствуя слезы на подходе.
— А ты..?
Я ненавидела эту надежду в его глазах.
— А что я, Кир? Я никто тебе.
— Ты все для меня, Аська.
На это только и осталось, чт о горько рассмеяться.
— Не говори глупостей.
Я хотела опять просить его уйти, и Кирилл, похоже, это понял. Он снова начал меня целовать, обнимать, прижимая к себе крепко-крепко. Знал, что я не могу сопротивляться, когда он так близко. Знал, сволочь, и пользовался этим.
— Тебе же хорошо, — продолжил он козырять железными аргументами. — Нам хорошо, Аська. Это не меняется и вряд ли пройдет. Поехали со мной.
— Нет.
— Ты же любишь меня, — шептал Кир, жарко целуя меня в шею. — Ты же говорила, что нужно следовать за своим мужчиной, помогать ему, поддерживать. Твои родители так и жили. Я помню, ты говорила. Разве ты не такая женщина?
Я вспомнила, что рассказала ему об отце, которого распределили в Хабаровск после института, и мама, не думая, уехала с ним. Потом они вернулись, уже со мной и насовсем, но папа часто вспоминал то время и всегда восхищался и ценил мамину готовность следовать за ним. Кир был прав. Я выросла с этим же убеждением. Только вот мои родители были женаты и вряд ли папа шлялся по бабам.
— Разве ты не такая женщина? — повторил Кир.
Я уперлась ладонями ему в грудь, отодвигая, запрещая губам касаться меня.
— Да, я такая, — проговорила я. — Только ты не тот мужчина, ради которого стоит все бросить. Я никуда не поеду с тобой, Кир. Тем более на другой конец света.
— Почему?
— Потому что я тебе не верю.
— Когда я тебя обманывал?
— Мне нужно перечислить по пунктам?
Он поджал губы, отошел от меня на шаг. Его лицо снова становилось каменным. Кирилл смотрел на меня, не моргая, оглядывал с ног до головы. Словно сканировал и откладывал в память. А потом бросил:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ладно. Я все понял.
И ушел.
— Ничего ты не понял, Нечаев, — прошептала я, закрывая за ним дверь.
Я вернулась в постель и даже уснула. Когда проснулась, все, что случилось ранним утром, казалось сном. Только губы пропитались его поцелуями, и я ходила хмельная, облизываясь то и дело, пробуя вкус виски и отчаяния.