люди — их по щщам, их по печени — а им хоть бы хоть, дунул, плюнул и свистит.
— В следующий раз пальцы все-таки сломаю, — пообещал Листвянко и погрузился во мглу, отправился на поиски своей возлюбленной.
Пятахин показал ему вслед язык.
— А Снежанка красивая, — сказал он. — Конечно, рожу разукрасил, но это издержки…
Пятахин потрогал языком зуб.
— Правда, зуб чуть не выбил, боксеришко паршивый. Слушай, ты на мобилку не записал случайно? Роскошная быдлеска получилась бы! Я еще специально так мерзко верещал…
Пятахин жаждет славы.
А кто ее не жаждет?
— Я вот что подумал, Вить, — продолжал он, высмаркивая кровавые сопли. — Надо твои быдлески как-то модифицировать, а то у тебя все однообразно… Вот смотри, как я представляю. Я читаю свои стихи, а рядом разворачивается быдлеска. Допустим, вот такая: я откусываю головы у пенопластовых снегурочек…
— Пойдем лучше, — посоветовал я. — Листвянко у нас к снегурочкам тоже неравнодушен.
Пятахин согласился.
Мы догнали Александру, и Пятак тут же начал рассказывать ей, как он переписывался с одной девушкой из Германии, она тоже на волынке играла, а потом сломала ногу.
Александра почему-то слушала, наверное, из вежливости, а может, с той девушкой была знакома, кто ее знает.
Я почувствовал, что дорога пошла вверх — шагать стало труднее, туман начал расслаиваться на пласты, то над головой, то на уровне колена, а потом он и вовсе раздербанился на клочки, и мы увидели сосны, необыкновенно высокие и рядные, похожие на мачты. Меж острыми верхушками еще висели крупные звезды, и все это походило на картину «Звездная ночь в окрестностях Сикаранска».
Холм, кажется. Воздух, он стал свежее.
— Пришли, кажется, — сказал Листвянко.
Из земли у обочины торчал столб с деревянной табличкой, на которой было вырезано: «ЕФИМОВ КЛЮЧ, 3 вст.»
— Ефимов Ключ, три вэсэтэ, — прочитал Пятахин и ничего ехидного не добавил.
— Три версты, — поправил Гаджиев.
— По карте такого нет… — Жмуркин сверился с планшетником. — Видимо, давно не обновлялись…
— А деревеньки-то не видно, — сказал Листвянко. — Только столб.
Действительно, самого Ефимого Ключа не наблюдалось, и справа и слева продолжался лес.
— Может, это только указатель? — предположила Снежана. — Указатель есть, поселения нет. Шутка?
— Это мертвая деревня, — вдруг сказал Гаджиев. — Я такие видел в Башкирии. Ловушка. Когда убыр хочет заманить к себе…
— Что за убырь? — спросил Пятахин.
— Вроде демона, — сказал Гаджиев. — Это такой как бы дух, он вселяется в человека и жгет его изнутри. А потом вселяется в другого… Может так целую деревню выморочить. А потом подкарауливает прохожего и переходит в другую деревню, и ее тоже выжирает… И так пока его не остановят.
— А я знаю, кто у нас убыр, — громко сказал Пятахин. — Это, конечно, Жохова. Она внедрилась к нам, чтобы всех нас слопать.
— Спасибо, я пометом не питаюсь, — отозвалась Жохова.
— Пойдемте лучше, — сказал Жмуркин. — Трактор надо найти.
— Ефимов Ключ, место, где нас вырежет Жохова, — повторил Пятахин. — Запомните и запишите, ваши записки потом найдут в заброшенном доме.
— Замолчи! — занервничала Снежана.
Дубина Листвянко сунул в шею Пятахина кулаком. Мы двинулись дальше.
Подъем на холм продолжился. Тумана становилось все меньше, местность просматривалась все лучше. Леса. Леса, таких в Германии не сыщешь, один к одному, ровные, причесанные гребенкой Господа. Странно, что до сих пор не вырубили, такое-то сокровище.
И ветер. Утром так редко бывает ветер, особенно пахнущий кедром и родниками, не знаю, почему я решил, что он пахнет родниками, но уверен был. А еще я представил эти маленькие солнечные полянки в лесу, земляника, голубика, ручьи, бегущие по песку, капли смолы, застывшие…
— Перестань на меня смотреть, Жохова, — потребовал Пятахин. — У меня жилы в крови стынут. Жохова, я и не знал, что ты такая запущенная девица…
Разрушил всю романтику, зараза.
Шагающий впереди Болен принялся шевелить носом и громко втягивать воздух, тоже почувствовал.
— Чем-то пахнет, — сказала Александра. — Вкусно… Это чем?
Я втянул воздух поглубже и услышал, что он изменился. Пахло хлебом. Настоящим, самодельным, такой иногда пекла моя бабушка, а потом мы его ели просто так, ну, иногда с молоком, могли съесть целых два каравая.
— Это хлебом, — объяснил Жмуркин. — Хлебом. Кажется, пришли. Тут все-таки деревня.
Глава 15
Маленькая вечерняя музыка
Уже на следующий день я знал гораздо больше.
Поселение действительно называлось Ефимов Ключ. Когда-то это было село домов в пятьдесят, а то и больше. Имелись тут свои поля и пчелы, пруды, в которых держалась рыба, сады, где зрели яблоки, а в хороший год и груши. Неподалеку протекала река, пройдя по которой можно было добраться до Волги. Имелся промышленный объект — небольшой заводец, отливавший заготовки для противогазных стекол, оборонная промышленность. Разумеется, уже тридцать лет как все это сгинуло и ухнуло, и от пятидесяти домов осталось сильно меньше десятка, а жизнь теплилась разве что в трех.
Поэтому населением Ефимов Ключ в наши дни тоже не изобиловал, обитали в нем почти исключительно старушки, да и то в исключительно небольшом количестве, семь штук. Мужеского полу было и того меньше: пасечник Дрынов — мужик лет шестидесяти-восьмидесяти, обладатель многочисленных ульев, грибоварни, смолокурни, крупорушки, других приспособлений, позволяющих сбирать дары природы и перевоплощать их в наличность, да Давид Капанидзе, молодой человек десяти, наверное, годов.
Дрынов жил в Ключе только в сезон. Старушки собирали и сдавали ему грибы и ягоды, Дрынов чинил им печки, колол дрова, привозил запасы на зиму, осуществлял связь с Большой землей и мелкую негоцию.
Капанидзе обитал в деревеньке круглый год, потому что родители его зарабатывали где-то на Севере большие деньги, а он пребывал здесь под присмотром бабушки. Собственно, Капанидзе стал первым жителем, которого мы в Ключе увидели, утром в день прибытия, он сидел на камне возле дороги и ел огурцы. Делал он это методично — огурцов рядом с ним стояла целая корзина, и, судя по решительному виду, Капанидзе намеревался съесть большую ее часть.
— Привет, — сказал Капанидзе, когда мы подошли. — Огурцов хотите?
Мы с подозрением поглядели на корзинку.
— Девать некуда, — пояснил Капанидзе. — Наросло… Я каждый день полкорзины съедаю, а меньше не становится. Берите.
— Радиоактивные? — поинтересовался Пятахин.
— А как же, — ответил Капанидзе и откусил от огурца, обрызнул окрестности зеленым соком. — У нас тут все радиоактивное.
— Радиоактивных возьму.
Пятахин взял огурец, откусил, кивнул. Мы все тоже взяли, тоже откусили. Огурцы оказались вполне питательные. Наверное, даже лучше суздальских. Одновременно мясистые и свежие.
— А вы кто? — поинтересовался Капанидзе, жуя. — Туристы?
— Туристы, — настороженно ответил Жмуркин. — У нас автобус сломался. То есть в дорогу провалился, там…