фестивалем отнимала все силы, даже поесть толком не удавалось. 
— Не возражаешь? — Кирихара-сенсей опустила свой поднос напротив. В её глазах плясали какие-то подозрительно мечтательные искорки.
 — Конечно нет, — Рин улыбнулась коллеге. — Как прошёл день?
 — О-о-о, — Кирихара мечтательно закатила глаза, помешивая мисо-суп. — Просто потрясающе! Особенно в классе 2-Б. Ты не представляешь, какие у нас там таланты прячутся!
 Что-то кольнуло под рёбрами, но Рин сохранила безмятежное выражение лица:
 — Вот как? Расскажешь поподробнее?
 — Там есть один ученик, — Кирихара понизила голос, словно делясь секретом. — Такой вечно хмурый, знаешь? Я думала, он вообще не интересуется философией. А сегодня… — она мечтательно вздохнула. — Боже, я и не подозревала, что он умеет ТАК говорить!
 Рин почувствовала, как палочки в руке слегка дрогнули:
 — Он сам вызвался отвечать?
 — Да где там! — Кирихара рассмеялась. — От этого Ямагути дождёшься! Я просто решила его спросить, впервые за всё время. И знаешь что? — она наклонилась ближе, понизив голос. — У меня до сих пор мурашки! В смысле, — она быстро выпрямилась, — исключительно профессионального характера, конечно.
 — Конечно, — эхом отозвалась Рин, чувствуя, как внутри разливается что-то холодное.
 — Я и подумать не могла, что у него ТАКОЙ потенциал, — продолжала щебетать Кирихара. — Представляешь, он выдал такое рассуждение о познании и истине! Прямо философ-экзистенциалист! И эта его новая стрижка…
 — А как успехи у других учеников? — перебила Рин, стараясь, чтобы голос звучал непринуждённо.
 «Спокойно, — говорила она себе. — Ты сама этого хотела. Чтобы он раскрылся, нашёл себя. Чтобы другие увидели в нём то, что видела ты…»
 Но почему-то от этой мысли становилось только больнее.
 Кирихара с готовностью переключилась на других учеников, но Рин уже не слушала.
 Перед глазами стоял образ Казумы, увлечённо рассуждающего о философии. Наверняка с той же страстью, с какой когда-то спорил с ней о биологии. С той же искрой в глазах…
 «Да что с тобой такое, Рин? — одёрнула она себя. — Ты учитель. И должна радоваться его успехам…»
 Но предательское сердце продолжало ныть, напоминая, что когда-то эта искра в его глазах предназначалась только ей одной.
 * * *
 — Так, ребята! — староста хлопнула в ладоши. — Уже половина пятого! На сегодня хватит, все отлично поработали!
 По актовому залу прокатился облегчённый вздох. Кто-то потягивался, разминая затёкшие мышцы, кто-то торопливо собирал вещи.
 Казума достал телефон и, помедлив секунду, набрал сообщение Мияко: «Буду ждать у выхода».
 Ответ пришёл почти мгновенно: «\(≧▽≦)/ Скоро освобожусь!»
 Он невольно улыбнулся. Надо же, даже смайлики у неё какие-то солнечные, что ли?
 — Чего лыбишься, архитектор? — Азуми заглянула через плечо. — О, переписываешься с розововолосой феей? Как мило!
 — Иди уже в свою редакцию, — он шутливо отмахнулся. — А то опоздаешь на собрание юных акул пера.
 — А ты не забудь завтра принести новый картон, а то на колонны не хватит! — и, показав язык, направилась к выходу.
 У шкафчика его ждал очередной белый конверт. Казума привычным движением отложил его к остальным, даже не задумываясь. Странно, но эти письма уже стали чем-то вроде школьного ритуала — как звонок на урок или обед в столовой.
 Впервые за всё время он остановился у входа в школу, не спеша идти домой. Небо уже начинало окрашиваться в закатные тона, а весенний ветер играл с лепестками сакуры.
 Харука и Кенджи прошли мимо, о чём-то оживлённо разговаривая. На секунду их взгляды встретились — Харука тут же отвела глаза, а Кенджи только кивнул.
 — Пока, Ямагути! — бросил он через плечо.
 — Увидимся завтра, — эхом отозвалась Харука, и что-то в её голосе дрогнуло.
 Рин появилась неожиданно — просто материализовалась рядом, как привидение из какого-нибудь фильма ужасов.
 — Ямагути-кун? — прозвучало её искреннее удивление. — Ты ещё здесь? Что-то случилось?
 — Нет, сенсей, — он улыбнулся спокойной улыбкой. — Просто жду Мияко.
 Рин застыла. Всего на миг. В глазах промелькнуло что-то похожее на боль, но она тут же спрятала это за профессиональной маской:
 — О, это… это хорошо. Важно развивать социальные связи в старшей школе. Это помогает личностному росту.
 «Личностному росту? — она мысленно поморщилась. — Серьёзно, Рин? Это всё, что ты можешь сказать?»
 — Спасибо, сенсей, я учту ваш совет.
 Она кивнула и поспешно направилась к воротам, чувствуя, как предательски щиплет в глазах. Может, это просто весенний ветер? Да, точно, просто ветер…
 — Казума! — раздался звонкий голос Мияко. — Прости, задержалась!
 Рин не обернулась, но её шаги стали чуть быстрее. За спиной звучал смех — юный, беззаботный, счастливый.
 Как и должно быть.
   Глава 17
  Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая улицы в тёплые оранжевые тона. Мы с Мияко шли домой, и впервые за долгое время мне было… хм, легко? Да, наверное, именно это слово.
 — Так почему всё-таки подстригся? — Мияко пританцовывала рядом, словно розововолосая эльфийка на прогулке. — Решил сменить амплуа злодея из якудза на прекрасного принца?
 — Скорее уж на симпатичного второстепенного персонажа, — усмехнулся я. — Знаешь, из тех, кто появляется в паре серий и крадёт сердца фанаток, а потом исчезает.
 — Ну-ну, — она игриво толкнула меня плечом. — А по-моему, тебе очень идёт. Прямо как будто занавес с картины сняли.
 — Это намёк на то, что раньше я выглядел как натюрморт?
 Мияко рассмеялась — звонко, искренне, как весенний ручей:
 — Скорее как неоконченный шедевр. А теперь… — она окинула меня оценивающим взглядом. — Теперь ты больше похож на себя настоящего.
 Я споткнулся о собственные ноги:
 — Это что сейчас было? Комплимент от самой Мияко?
 — Не зазнавайся! — она показала язык и пробежала вперёд. — А то возьму свои слова обратно!
 Я рванул за ней:
 — Поздно! Я уже записал это историческое событие в свой дневник!
 — У тебя и дневник есть⁈ — она обернулась на бегу. — Дай почитать!
 — Размечталась! Там же все мои тёмные секреты!
 Мы гонялись друг за другом как дети, пока не выдохлись окончательно. И глядя на её раскрасневшееся от смеха лицо, я вдруг почувствовал, как внутри разливается нечто тёплое. Настоящее.
 — Слушай, Мияко, — я вдруг стал серьёзным. — В тот вечер…
 — Что? — её глаза заблестели. — Уже жалеешь, что ушёл? —