Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В её глазах горел тот же огонь, что Елена видела в зеркале, что помнила в глазах отца, что знала по фотографиям деда. Огонь призвания, передающийся в их роду от поколения к поколению.
«Знаешь», сказал вечером Андрей, «она удивительно похожа на тебя. Те же движения, тот же взгляд. Словно время повернулось вспять, и я снова вижу тебя студенткой».
А над госпиталем разливалось особенно яркое сияние — словно все ангелыхранители слетелись посмотреть на новое поколение врачей рода Вишневских.
Люба училась жадно, впитывая каждое слово, каждое движение. Днем — в перевязочной, вечерами — на лекциях Елены для молодых врачей. Она вела подробный дневник, как когда-то их отец в Афганистане.
«Сегодня видела, как сестра оперировала осколочное ранение», писала она. «Её руки словно светились изнутри. Наверное, так же оперировал дедушка в Сталинграде. И папа в Кабуле. Интересно, смогу ли я когда-нибудь так же?»
Елена заметила — в присутствии Любы раненые быстрее шли на поправку. Она умела находить нужные слова, могла рассмешить даже самых тяжелых пациентов. «Солнышко наше», называли её бойцы.
«У неё дар», сказал как-то начмед. «Не только врачебный. Человеческий. Такие врачи лечат не только руками, но и сердцем».
Первое серьезное испытание пришло неожиданно. Во время обстрела в госпиталь привезли детей — автобус попал под перекрестный огонь. Люба работала наравне со всеми, не отходя от маленьких пациентов.
«Я справлюсь», твердо сказала она сестре. «Я же Вишневская. У нас это в крови».
Они не спали двое суток. Елена краем глаза следила за сестрой — не сломается ли? Но Люба держалась. Только под утро второго дня, когда стало ясно, что все дети будут жить, она наконец расплакалась.
«Иди сюда», Елена обняла сестру. «Знаешь, я тоже плакала после первых тяжелых операций. И папа плакал в Афгане. Это нормально. Главное — не разучиться чувствовать».
В ту ночь они долго говорили — о призвании, о судьбе, о той особой силе, что течет в их венах. О том свете, что ведет их по жизни — свете милосердия и служения.
«А знаешь, что самое удивительное?», сказала как-то Люба после сложной смены.
«Когда я в операционной, мне кажется, что все они рядом — и дедушка, и папа, и ты. Словно целая династия стоит за спиной».
Елена понимающе кивнула. Она тоже это чувствовала — незримое присутствие всех поколений врачей их рода. Особенно в самые трудные минуты.
Однажды в госпиталь привезли молодого солдата — почти ровесника Любы. Множественные осколочные ранения, большая потеря крови. Люба не отходила от него сутками.
«Вы похожи на ангела», прошептал он, приходя в себя. «Такое же сияние вокруг».
Елена, услышав эти слова, замерла. Она вспомнила рассказы отца о том, как раненые в Афганистане видели особый свет вокруг военврачей. Неужели и Люба уже обрела этот дар?
«Я горжусь тобой, сестренка», сказала она вечером. «Ты настоящий врач. Достойная дочь своего рода».
В тот день они написали общее письмо домой. Люба старательно выводила: «Папа, теперь я понимаю, почему ты говорил, что врач — это не профессия, а судьба.
Здесь, в госпитале, всё по-настоящему. И я точно знаю — это мой путь».
Елена добавила: «Папа, ты можешь гордиться. Люба — настоящая Вишневская. В ней живет та же сила, что и в тебе, что и в дедушке. Династия продолжается».
В конце месяца в госпиталь приехала комиссия из Министерства обороны. Проверяли работу медперсонала, смотрели документацию. Особое внимание уделили необычному явлению — трем поколениям врачей одной династии.
«Феноменальный случай», говорил седой генерал-майор медицинской службы. «Дед в Сталинграде, отец в Афганистане, дочери здесь. И посмотрите на результаты — самая низкая смертность среди всех фронтовых госпиталей».
Люба стояла рядом с сестрой, гордо расправив плечи. На её халате уже появилась первая награда — знак «За спасение раненых». Такой же, какой когда-то получил их дед.
«Товарищ генерал», вдруг сказала она, «разрешите обратиться? Я хочу после института пойти в военную медицину. Как отец, как сестра».
«Разрешаю», улыбнулся генерал. «С такими корнями — прямая дорога».
Вечером, когда комиссия уехала, сестры сидели у входа в госпиталь. Где-то вдалеке грохотала канонада, но здесь, под защитой ангелов-хранителей, было тихо.
«Лена», вдруг сказала Люба, «а ведь это только начало, правда? Будут новые войны, новые испытания. И мы снова будем нужны».
«Да, малыш. Такая у нас судьба — быть там, где труднее всего. Где нужнее всего. Где жизнь и смерть ходят рядом».
Над госпиталем разливалось вечернее сияние. А в операционной уже готовились к ночному дежурству — война не знает выходных.
История 4
Врач военного времени
Это была самая страшная ночь за всё время их пребывания в Чечне. После массированного обстрела в госпиталь привезли сразу тридцать тяжелораненых.
Среди них — группа разведчиков, попавших в засаду.
«Елена Александровна, вас в первую операционную», голос начмеда звучал напряженно. «Там командир группы, множественные ранения, задета сонная артерия».
В операционной она сразу поняла — случай почти безнадежный. Но сдаваться было нельзя. За спиной словно встали все поколения военврачей их рода — дед, отец, прадед.
«Капитан, вы меня слышите?», она склонилась над раненым. «Я — военврач Вишневская-Северова. И я вам обещаю — вы будете жить».
Операция длилась семь часов. Андрей не отходил от стола — они работали как единый организм. Люба подавала инструменты, следила за показателями. Трижды сердце капитана останавливалось, и трижды они возвращали его к жизни.
«Я никогда такого не видела», прошептала операционная сестра. «Словно сама смерть отступила перед ними».
А Елена просто делала свою работу. Как делали её все военврачи их рода — точно, уверенно, не позволяя рукам дрожать даже после многих часов напряжения.
«Жить будет», сказала она наконец. «Теперь всё зависит от него самого».
И в этот момент над госпиталем снова разлилось то самое сияние — словно все ангелы-хранители слетелись благословить очередную победу над смертью.
После той ночи в госпитале что-то изменилось. К Елене стали обращаться не просто по имени-отчеству, а уважительно — «доктор Вишневская-Северова». Даже старые военврачи признали в ней не просто дочь известного хирурга, а мастера своего дела.
«Знаешь», сказал ей как-то начмед, «я сорок лет в военной медицине, но такого еще не видел. У тебя особый дар — ты не просто оперируешь, ты словно видишь раненого насквозь».
В один из