Читать интересную книгу "Диктатор - Сергей Александрович Снегов"

продовольствием и поражение наших войск - не случайность военной фортуны, а жестокое следствие общего состояния. Когда наши войска погонят врага на запад, только тогда появится возможность помощи нашим доблестным союзникам.

Вот такая была речь у Гамова - до ошеломления ясная. И произвела она то действие, которого он желал - потрясение. Один Лон Чудин сохранял подобие спокойствия, даже улыбался. У президента Великого Лепиня имелся важный бзик, все о нем знали, - он не позволял себе показывать слабость, и это было единственной его слабостью. И он не перестал быть статуей самого себя - взирал на всех со сцены величественно и улыбчиво.

Зато его брат кипел. Это было занятное зрелище, красочное негодование долговязого Кира Кируна. Он пожимал плечами, разводил руками, то ухмылялся, то кривился, то - в высшем градусе недоумения - закатывал глаза. Воображаю, что он в это время говорил своему левому соседу, президенту Собраны Мгобо Мардобе, темнокожему мужчине лет сорока. Высоколобый, толстогубый, умноглазый Мардоба лишь кивал головой - похоже, молчаливо соглашался со всем, что наговаривал взбудораженный Кирун. Это, разъяснил мне потом Вудворт, была особенность Мардобы - он всегда молчаливо соглашался со своими собеседниками, а если его принуждали говорить - он старался этого избегать, - то, к удивлению, слышали от него отнюдь не благожелательное согласие, а порой сильные и умные возражения.

Всех сильней негодовал Кнурка Девятый. После речи Гамова он обложил Вудворта со всех сторон - куда неторопливый Вудворт ни поворачивался, маленький хозяин Торбаша оказывался перед ним. Я проходил мимо и уловил частицу их беседы. Король хватал волосатой ручкой за лацкан вудвортовского пиджака и возмущенно стрекотал свистящим голоском:

- Господин министр, встаньте на минутку на наше место. Вы наш сосед, хороший сосед, хотя, не скрою, кое-какие пограничные территории представляются нам спорными, да, очень спорными…

- Но ведь сейчас проблема не в пограничных территориях, - пытался прорваться в его речь Вудворт. - Мне думается, ваше величество…

- Нет, вам не думается, это мне думается, господин министр, - пересвистывал его король Торбаша. - Ибо лишь уступая доброму чувству к вам, нашему великолепному соседу, мы и поднялись на могущественную Кортезию, из уважения к вам, из сочувствия к вашей борьбе и в расчете на вашу помощь. Это же ясно, господин министр! А теперь что? Брошены на произвол судьбы, воевать с ней один на один… А ведь это Кортезия, вы же должны понимать!

Вудворту отказала дипломатическая выдержка.

- Сколько знаю, еще ни один ваш солдат не вступил в реальную схватку с кортезами.

- Не вступил, а почему? Нет солдат, надо же их собрать, обучить, вооружить, а без вашей помощи, вы меня понимаете… И у нас же нет общих границ с Кортезией! Мы хотели объявить ей войну, чтобы она высадилась на нашей земле, и тогда мы героически нападем, вот такой план. Сам господин Маруцзян и великий маршал Комлин…

На заключительных заседаниях конференции я уже не появлялся. Хватало своих неотложных забот.

Произошло несчастье, которое мы сами спровоцировали и против которого я предостерегал Гамова. Кортезы не обнаружили серьезной концентрации наших сил на северном фланге и двинулись сами. Все выгоды были у них - и перевес в войсках, и преимущество в технике. Они ринулись на Забон. Я потребовал заседания Ядра и не подбирал успокоительных словечек: для дальнейшего успеха в войне и для защиты населения Забона надо сдать этот город врагу.

Гамов смотрел так, словно я сошел с ума.

- Сдать Забон? И вы серьезно, Семипалов?

- Мы перемудрили с обманом противника и должны теперь выкрутиться из своей же паутины с наименьшими потерями.

И я объяснил, что отстоять город можно лишь в том случае, если энергично переадресовать ему все резервы, подготовленные для центрального фронта. Но тогда ни о каком наступлении на западе и не мечтать. И результат: Забон сохранили, но западных областей не отвоевали, Патину не наказали за измену, Ламарию не покорили, а родеров не отбросили за их естественные границы. Ни одной стратегической цели не достигли, такова реальная цена того обмана, в который мы ввели противника. Не всякий обман врага идет на пользу, когда имеешь дело с кортезами.

Но иная картина рисуется в случае, если сдадим Забон, продолжал я. Враг, чтобы взять его, подтянет сюда новые корпуса, превратит этот участок в поле своих максимальных усилий. То есть ослабит свой центральный фронт гораздо больше, чем если бы просто хотел отразить наше обманное наступление с севера. И тогда разразится наше хорошо обеспеченное наступление на центральном фронте. И мы обойдем с запада армии, захватившие Забон, - он станет мышеловкой, в которой захлопнется ударная мощь врага.

- План победы на всем фронте требует запланированного поражения на севере, - так закончил я свой анализ ситуации.

- Чудовищно! - воскликнул Гамов. - Могла же такая идея прийти в голову - сдать Забон!

- Главное - победить в войне, а не отстоять тот или иной город! - возразил я. - Я вас не узнаю, Гамов! Вы ли убеждали нас, что войну надо вести неклассическими методами! И колеблетесь, когда встала простенькая для любого шахматиста задачка - идти на оправданную частную жертву ради общего успеха в игре.

- Семипалов, война не перестановка фигур на доске, а страшные приговоры тысячам людей. Все во мне протестует против запланированной гибели лучшего города страны!

- Красивые слова! - бросил я. - Если мы не добьемся радикального успеха на всем фронте, погибнет куда больше людей, чем в любой битве за город. Вы это понимаете не хуже меня, Гамов.

Он понимал это. Внезапно постарев, он обводил нас потухшими глазами. Для нас с Пеано, ныне профессиональных военных, сдача или защита отдельных городов была военной операцией, а Гамов уже и тогда ощущал себя чем-то вроде предстателя за всех страждущих. Он не мог дать санкции на единственно разумный стратегический план.

- Разрешите мне, - сказал Вудворт. - Хочу предупредить, что сдача Забона может поколебать союз Нордага с нами. Нордаг разочарован отказом в материальной помощи. Если у них на границе появятся корпуса родеров, вряд ли они останутся безучастными.

- Что значит - не останутся безучастными? Разорвут союз или начнут с нами войну? Хотелось бы определенности.

Усмешка на худом лице Вудворта была выразительней слов.

- Дорогой Семипалов, дипломатический язык, в отличие от военного, всегда содержит в себе элемент неопределенности.

Гамов счел предостережение Вудворта аргументом в свою пользу.

- Забон защищаем! А на западном фронте начинаем наступление немедленно. Оно заставит кортезов призадуматься, стоит ли искать успеха на севере ценой значительных