Читать интересную книгу "Изнанка - Сергей Палий"

Сти сидела на неудобном стуле возле какого-то низко гудящего железного шкафа и, вполуха слушая наставления ученого, размышляла о будущем. Оно представлялось ей все необычней и необычней. Все сильнее она с каждой минутой убеждалась, соглашаясь со своими мысленными доводами, что мир меняется. Пока трудно точно предугадать, к чему он себя готовит, но одно ясно – власть в новой эпохе, что вот-вот наступит, должна быть централизованная. ООН и прочие органы всепланетарного контроля давно несостоятельны...

– Ну, поехали! – громко сказал Борис, отходя к экрану, покрытому интерактивной растровой пленкой, и быстро проводя по нему пальцами, будто рисуя замысловатый узор.

Ничего не изменилось. Лишь Роберт, только что вертевший головой, обмяк и захлопнул глаза, будто по команде.

Теперь он был в другом мире.

«Хотя кто покажет границы между сном и явью?..» – с внутренней усмешкой подумала Сти, разглядывая безмятежное лицо спящего человека.

Можно смотреть на мир открытыми глазами. Он сер, подл и мерзок. Можно – с закрытыми. Тогда все становится непонятным, часто расплывчатым и неточным. Но ведь есть и третий вариант...

Может быть, попробовать взглянуть на него с полуопущенными веками?

В памяти снова всплыли тревожно-пророческие строки Мартина Ли Гора, который тогда, на рубеже 90-х, даже не мог себе представить, как близко подошел к великой тайне следующего века в своей наркотической лирике:

To my surpriseWith half-closed eyesThings looked even betterThan when they were open...

– ...Кристина Николаевна!

– Что? – встрепенулась она и чуть не грохнулась со стула, ухватившись за выступ гудящего шкафа. – Задремала...

Борис сиял. Авоська, будто верный песик, старающийся лизнуть хозяина в подбородок, подпрыгивала у него руке.

– Ну! Что я вам говорил? – Ученый потряс чистым листком бумаги. – Не-воз-мож-но повлиять на материальный мир из эса. – Он повернулся к потирающему лоб Роберту. – Ты что там написал?

– «Мама мыла раму», – огрызнулся бывший опер. – Что-что? Теорему Пифагора.

– Да ладно? Серьезно, что ль? – остолбенел Борис.

– А что? – хрустнув кулаком, улыбнулся Роберт.

– Ничего-ничего... Ты, конечно, извини за прямоту, но я тебя до нынешнего момента считал несколько... м-м... туповатым.

– Ты ошибался лишь отчасти. Я иногда могу быть туповатым, – заверил его Роберт, зашнуровывая гигантские ботинки.

– Верю, – быстро согласил Борис, снова повернулся к Сти и качнул авоськой за спину. – Так что, Кристина Николаевна, происшествие с вашим сотрудником можете считать чистейшей воды случайностью.

– Борис... – Она приблизилась к нему, вероломно вторгаясь в зону личного пространства. – Ты провел эксперимент над листом бумаги, верно?

– Да. – Ученый задержал дыхание, чтобы не чувствовать манящего аромата всегда желанной им женщины.

– Ведь бумага не может умереть. Она неживая, Борис.

Его близко посаженные глаза на миг помутнели и тут же заполыхали огнем буйно помешанного пациента психушки, пребывающего в состоянии острого припадка.

– Вы думаете... – Он даже задохнулся, отбегая к столу и бросая на него авоську. – Вы полагаете, что изменения могут затрагивать только живых существ?.. Это... это гениально! Почему я не подумал так же?! Элементарно! Трансформироваться могут только объекты с психополем. Или биополем... Да какая разница!..

Он вдруг понурил плечи и, намотав на палец перекрученные ручки авоськи, печально заявил:

– Бедные, несчастные кенгуру...

– Что? – непонимающе вылупился на ученого Роберт. – При чем здесь кенгуру?..

– Кенгуру? – Борис поднял на него влажные глазки. – Мне с детства жаль этих милых тварей... Глисты и мухи, глисты и мухи. Представляете?!

Роберт стоял посреди лаборатории, удивленно раскрыв глаза; один шнурок у него так и остался развязан. Сти подошла к столу и с опаской посмотрела на Бориса.

– Ты в порядке?

Тот лишь разочарованно махнул авоськой: мол, что вы, тщедушные, понимаете в страдании сумчатых... Через минуту он встряхнулся и, глянув сперва на офигевшего Роберта, а затем на обеспокоенную Сти, бодро провозгласил:

– Не обращайте внимания! У меня изредка случаются приступы циклотимии. Нервы везде, суета кругом, повсюду проблемы – вот и накатывает. Сейчас мы попробуем убедиться в истинности вашей, Кристина Николаевна, шикарной гипотезы...

* * *

Роберт подошел к столу и наморщился, чувствуя подступающее отвращение. Мышь лежала под миниатюрным С-визором, и ее шея была неестественным путем вывернута. Там, в эсе, все казалось не таким... мерзким. Он, убивая грызуна, задворками сознания еще надеялся, что результат эксперимента будет отрицательным, поэтому не испытывал той противной волны страха и растерянности, что нахлынула теперь.

– Она задергалась, словно электроды воткнули, – с безумными нотками в голосе сообщил Борис. – Туда-сюда, туда-сюда – так и мотало бедную! А потом р-раз и вырубилась. Я еще отдам ее экспертам-ветеринарам, но думаю, шея сломалась от того, что животное само каким-то невероятным образом неловко повернулось во сне. Жуть какая! Бр-р-р... – Ученый картинно содрогнулся и наивно спросил: – А тот парень, которого ты с асфальтом смешал, он как...

– Заткнись ты!.. – заорал Роберт, не выдержав, и его вывернуло прямо на пол: – Ур... б-хе-хе... урод, бл...

Он грубо отодвинул удивленного ученого в сторону и вышел вон из лаборатории, умудрившись шарахнуть дверью с прорезиненной кромкой.

– Хм... – пожал плечами Борис. – А еще мент бывший... Подумаешь, мышке шею свернул...

Сти наконец заставила себя оторвать взгляд от умерщвленного животного.

– Значит, гипотеза верна?

– Именно! – Борис осатанело крутанул авоську над головой, чуть не разбив один из овальных излучателей. – В С-пространстве произошли необычные перемены. Теперь сильные сшизы могут влиять на людей в эсе так, что изменения будут проецироваться на реальность. Тут есть, правда, какой-то коэффициент... Точно не знаю, это еще нужно считать. Но факт остается фактом! Вы сегодня мне все мировоззрение перевернули! Более десяти лет я изучал С-пространство, потом сам стал феноменом, хотя и с весьма слабенькой категорией... Но теперь! Это – революция! Это новые теории пространств и высокоорганизованных полиморфных структур! Да это Нобелевка, черт меня подери!

Он заткнулся на миг, вытаращившись на Сти своими неудачно посаженными глазенками, будто хотел усилием воли выдавить их наружу. После паузы очень виртуозно выругался, почему-то шепотом, и отчетливо изрек:

– Понял. Господи, я же понял...

– Что? – подбодрила Сти.

– Механизм. Как это происходит... Мы круглые остолопы! Я – в первую очередь!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});