Это был единственный раз, когда директивы Администратума принесли хоть какую-то пользу, и Гаэтан возмущался его вмешательством при любой возможности. Это было трудно: бюрократы контролировали все стороны жизни планеты, люди, ничего не смыслящие ни в вере, ни в важности религиозного служения. Во имя сохранения единства Гаэтан нехотя повиновался их распоряжениям и продолжал проповедовать свою доктрину кроткого трудолюбия и преданности Императору.
Он знал, что подобное учение не вызовет энтузиазма в Восточном Пределе, но оно годами помогало ему, и он слишком привык, чтобы что-либо менять. Здесь считалось нормальным, что проповедники громко призывают к войне и наполняют людские сердца ненавистью.
Столкновение с лордом Уинтерборном по поводу проповедника Куллы лишь укрепило его взгляды, и, как бы он ни ценил роль подобного учения на границе владений человечества, сам по доброй воле такое проповедовать не стал бы. Ненависть и насилие лишь умножали себе подобное, и Гаэтан Бальтазар в одиночку противостоял этому со светом мудрости Императора в сердце.
Он помнил день, когда принес обет в храме Благословенного Мученика на Голантисе почти двадцать лет назад. Аббат Мален, его духовный наставник и друг, говорил с ним в ночь перед тем, как он улетел на корабле в Восточный Предел.
— Боюсь, тебе будет непросто убедить людей в твоей вере там, куда ты отправляешься, — сказал почтенный аббат, потягивая травяной отвар с медом. — Восточный Предел — ристалище войны.
— Тогда это именно такое место, куда мне надо, — возразил он.
— Отчего же?
— Разве проповедь мира — не лучший способ покончить с войной?
— Кредо Императора — война, — напомнил ему Мален. — Его учение распространилось с Терры под дулами пистолетов и остриями мечей. Оно выжило, потому что мы защищаем эту веру. Это не просто красивые слова, Гаэтан. В них есть смысл. Думаешь, Экклезиархия учит тебя военному искусству просто так?
— Нет. Я знаю, зачем нас учат сражаться, но не верю, что насилие — ключ к мудрости Императора. В Его учениях много прекрасного и не имеющего отношения к войне и смерти. Это те части Его слова, что я хочу принести людям Империума.
— О да, красота есть, — согласился Мален, — но даже роза нуждается в шипах для защиты. Как твоя доктрина упорного труда заставит врага отказаться убить тебя? Как она даст твоей будущей пастве веру, чтобы устоять против угроз, таящихся во тьме? В Галактике есть страшные враги, которым нет дела до наших учений, расы, которые ответят на твои красивые слова убийством. Боюсь, ты взвалил на себя непосильную ношу, друг мой.
— Знаю, но даже лавина начинается с одного камешка, — сказал Гаэтан.
Теперь эти слова казались ему лишенными смысла, но он хватался за них, как утопающий за соломинку Гаэтан приблизился к алтарю и возложил на него огромный меч, прежде чем приподнять край одеяния и преклонить колени перед полированным антрацитом. Он перебирал пальцами четки, устремив взгляд на блестящую черную статую Императора.
Позади статуи находился высокий стрельчатый алтарный свод с обнаженными металлоконструкциями, опорами, с которых свисали золотые светильники, кадила и шелковые хоругви. Тени мелькали, танцуя в свете качающихся ламп, и Гаэтан моргнул, заметив какое-то движение под потолком.
Первые слова молитвы застыли на губах, когда он увидел размытое облако дыма курильницы на фоне широкой горизонтальной балки. На миг показалось, что там стоит человек и смотрит вниз, на него. Он вгляделся, приложив ладонь козырьком к глазам, чтобы лучше видеть в неверном свете.
Там что-то было, но он не мог разобрать детали. Свет будто искажался вокруг чего-то невидимого и не желающего попадаться на глаза.
Гаэтан слышал о священниках, уверявших, что ангелы Императора взирали на них с высот, но не воспринимал подобные рассказы буквально.
Он обернулся к послушникам и показал на крышу алтарной части:
— Видите?
Глава девятая
Уриил прошелся вдоль «Громового ястреба», его метаболизм снова пришел в боевое состояние. Доспех измерил пульс, давление и содержание кислорода в крови и убедился, что все тело наилучшим образом готово убивать. Леарх прошагал по салону, проверяя экипировку воинов и правильность проведенных перед битвой ритуалов. Его солдаты славно бились с круутами, но если подозрения Уриила имели под собой основание, им вскоре предстоял бой с противником, более продвинутым в отношении техники.
Капеллан Клозель стоял у откидного трапа, твердо упираясь ногами в палубу и легко удерживая крозиус арканум. Рослый воин-священник читал боевой катехизис, его громовой голос перекрывал рев двигателей корабля. Засохшая кровь покрывала его шлем с маской черепа, и хотя тепловые удары с гор заставляли корабль угрожающе взбрыкивать, капеллан не хватался ни за линию готовности, ни за стены, чтобы не оступиться.
Они были в десяти минутах пути от озера Масура, летели низко, прижимаясь к склонам гор. Такой полет отбирал много драгоценного горючего, но это был единственный шанс остаться незамеченными противником. Пока что от губернатора и Лортуэна Перджеда не было вестей, несмотря на неоднократные попытки связаться с ними. Видимо, технология глушения сигналов, примененная тау в Глубоком каньоне Шесть, использовалась, чтобы не дать губернатору узнать о появлении пришельцев в его мире.
Уриил надеялся, что удастся избежать худшего.
«Аквила» лорда Уинтерборна уже направлялась обратно в Брэндонские Врата, вопреки бурным заверениям полковника, что он вполне в состоянии идти в бой вместе с Ультрамаринами. После краткого обсуждения Уриил убедил его, что необходимо эвакуировать раненых и вернуться в полк, чтобы проследить за его мобилизацией. Харка поместили в «Аквилу», и Уинтерборн обещал, что окровавленного технодесантника доставят в крепость Идея сразу по прибытии.
Уриил очистил меч от свернувшейся крови зарубленного круута, прекрасно понимая, что скоро оружие вновь покроется соками другого живого существа. Леарх прошел по всей длине корабля и сел напротив Уриила. Лицо сержанта было серьезным и сосредоточенным, одна сторона вся покрыта запекшейся кровью. Он достал меч, почти такой же, как у Уриила, и принялся читать молитву, дабы почтить его боевой дух.
Уриил дал ему закончить и только тогда заговорил:
— Бой будет нелегким, сержант.
— Думаю, да. Ничего не слышно из Брэндонских Врат?
— Древний Пелей был готов снарядить и другие «Громовые ястребы», но ему понадобятся люди на месте, чтобы защитить город, если окажется, что это только начало. В любом случае они не поспели бы сюда.
— Значит, мы тут будем одни?
— Да, но мы не будем устраивать полноценную боевую операцию.
— Разве?
— Нет, мы лишь заберем губернатора и улетим.
Леарх потер подбородок перчаткой.
— Всего несколько взводов и боевой корабль против потенциального противника, сила и дислокация которого нам неизвестны, а возможно, он еще и окопался в укреплениях. Надеюсь, у тебя есть план?
— Есть. Мы пролетаем один раз, чтобы выяснить, нет ли противника в окрестностях поместья Шонаи, потом быстренько высаживаемся в слабейшей точке внешних границ. Если они укрылись в здании, проводим стандартную последовательную зачистку помещений, убивая всех тау, каких найдем.
— План неплох, но если есть заложники, они могут пострадать при перестрелке.
— Наша главная задача — забрать губернатора, не более.
— Понятно. — Леарх проверил, сколько осталось до посадки. — Еще пять минут.
— Люди готовы?
— Да. — Леарх вложил меч в ножны и положил на колени болтер. — Они готовы с того момента, как поднялись на корабль.
— Хорошо. Это делает тебе честь, Леарх. Вся рота делает тебе честь.
— Спасибо, капитан, — сказал Леарх, и знакомая тень пробежала по его лицу. — Я же обещал, что позабочусь о бойцах роты, пока ты… отсутствуешь.
— И ты отлично справился. Я и пожелать не мог лучших рекрутов для Четвертой. Капитан Идей гордился бы.
Леарх напряженно кивнул, и Уриил наклонился вперед.
— До озера Масура осталось несколько минут, и нам надо кое-что прояснить, прежде чем начнется бой.
— О чем ты? — спросил Леарх, настороженно глядя голубыми глазами.
— То, что я здесь, тяготит тебя, это более чем очевидно. И то, что я снова капитан, — тоже. Часть тебя сожалеет, что я вернулся.
— Это просто смешно, — отрезал Леарх. — Ты исполнил Смертельную Клятву и вернулся на Макрагге с незапятнанной честью. Тут не о чем говорить.
— Есть о чем. Ты не испытываешь горечи из-за моего возвращения?
— Никакой.
— Уверен?
— Уверен.
Уриил откинулся в металлическое кресло и помолчал.