седлах айвенгцам проскакать мимо и, когда фастиги перестали закрывать всадников, застрелил одного из них. Второй успел вырваться из зоны огня, соскочил с фастиги и, прячась за ней, вернулся к убитым животным.
Выстрелы Дэвида взрыли землю там, где скрылись нападающие, но он не видел их сквозь густую поросль, а кусты были слишком влажными, чтобы загореться. Третий айвенгец подтащил свою фастигу к телам убитых животных; та было рванулась прочь, но сильные руки удержали ее, а нож перерезал горло.
Так что воины добились своего. Теперь у них был собственный бруствер, слишком массивный, чтобы луч бластера мог прожечь его насквозь, и достаточно высокий, чтобы из-за него можно было обстреливать Дэвида из луков. Правда, хорошо прицелиться им будет трудно…
Из-за баррикады показались наконечники стрел. Фолкейн пригнулся за своим укрытием так низко, как только мог, и даже попытался подлезть под одно из собственных мертвых животных.
«Что-нибудь такое… что-нибудь, что будет катиться и удерживать на себе груз, но при этом не будет круглым…»
Засвистели стрелы. Они с силой вонзались в землю и в мертвую плоть фастиг. Обстрел длился некоторое время, потом над бруствером показалась львиная голова: ее обладатель хотел увидеть результаты. Фолкейн, уловив перерыв в стрельбе, привстал на одно колено и выстрелил.
На таком близком расстоянии трудно было промахнуться, и все же выстрел не попал в цель. Луч ударил в баррикаду, запахло паленым, но айвенгец успел укрыться за фастигой.
Заставило же руку Фолкейна дрогнуть то, что он неожиданно увидел перед собой решение.
Он схватил рацию и прокричал в нее:
— Алло, слушайте, я знаю, что нужно сделать!
— Все, что скажешь, Дэви, — проникновенно ответил Шустер.
— Да не для меня. Я имею в виду, как вам, ребята, отсюда выбраться.
Стрелы засвистели снова. Боль пронзила левое бедро Фолкейна. Он тупо взглянул на древко поразившей его стрелы и не сразу понял, что случилось.
— Дэви? Ты меня слышишь? — донесся голос Шустера через разделявшие их сотни километров.
Фолкейн судорожно глотнул. Пока еще не было особенно больно. А айвенгцы что-то перестали стрелять. У них тоже, наверное, плохо с боеприпасами. Земля вокруг была вся усыпана стрелами.
— Слушайте внимательно, — сказал он, обращаясь к передатчику. Коробочка лежала на земле, и струйка крови от ноги текла как раз к ней. Какая-то часть его рассудка смутно заинтересовалась тем, как выглядит человеческая кровь в лучах местного солнца: вместо ярко-алого цвета она имела темно-вишневый. Ручеек крови был невелик: значит, никакой крупный сосуд не задет. — Вы знаете, что такое многоугольник постоянной ширины?
Айвенгский воин снова выглянул из-за прикрытия. Когда выстрела не последовало, он вскочил на ноги и отчаянно замахал руками, тут же, впрочем, снова спрятавшись за тело фастиги. Фолкейн был слишком занят, чтобы заинтересоваться тем, что это могло значить.
— Ты ранен, Дэви? — обеспокоенно спросил Шустер. — Тебя плохо слышно. Атака продолжается?
— Помолчи, — ответил Фолкейн. — У меня мало времени. Слушай. Фигура постоянной ширины — это такая фигура, что если ее поместить между двух параллельных прямых, так что они окажутся касательными к ней с противоположных сторон, а потом начать вращать, то эти прямые будут оставаться касательными при любом повороте. Другими словами, ширина фигуры одинакова по любому направлению, соединяющему противоположные стороны через центр. Окружность, ясно, принадлежит к этому классу. Но…
Айвенгец, левая рука которого, обожженная лучом бластера, бессильно висела, появился из придорожных кустов. В правой руке он сжимал нож. Краем глаза Фолкейн уловил блеск лезвия, обернулся и потянулся к лежащему на земле бластеру. Сжимавшая нож рука воина взметнулась, и Фолкейн вскрикнул, когда нож пригвоздил его собственную руку к земле.
— Дэви! — отчаянно кричал Шустер.
Фолкейн схватил бластер левой рукой. Дуло ходило из стороны в сторону, он выстрелил, но промахнулся. Айвенгец одним прыжком оказался рядом, одновременно вытаскивая из ножен меч. Наверное, в момент выстрела он закрыл глаза, так что вспышка его не ослепила; удар его был точен, и бластер вылетел из искалеченной руки Фолкейна.
Юноша вытащил нож, торчавший из его правой руки, вскочил на ноги, сжал оружие левой рукой и бросился на противника. Его голос поднялся до крика:
— Окружность не единственная! Нужно взять равно…
Рывок Фолкейна оказался неожиданным для айвенгца. Дэвид ударил, но нож только скользнул по нагруднику воина. Тот оттолкнул юношу, и Фолкейн не удержался на ногах. Айвенгец занес меч.
— Равносторонний треугольник, — всхлипнул Дэвид. — Если провести дуги…
В этот момент раздался звук рога. Воин с рычанием отскочил от человека. Находившийся выше по склону лучник выпустил в Фолкейна последнюю стрелу, но раненая нога подогнулась, и Дэвид упал на колени; стрела просвистела там, где он только что стоял.
Стрела, пущенная с противоположной стороны, пронзила насквозь ближайшего противника. С булькающим кашлем он повалился на тела фастиг. Остальные стражи храма лихорадочными жестами показывали на священные круги, украшавшие их доспехи, но безрезультатно: на них посыпался дождь стрел, и скоро все было кончено.
Рибо, отпрыск Легнора, натянул поводья и соскочил на землю как раз вовремя, чтобы подхватить потерявшего сознание Фолкейна.
6
Мукерджи вошел в кают-компанию, где Шустер в мрачном одиночестве раскладывал пасьянс.
— Где Ромуло? — спросил капитан.
— Потихоньку сходит с ума у себя в машинном отделении, — ответил Шустер. — Он все пытается понять, что же хотел сказать нам Дэви перед тем, как… — Мартин повернул к Мукерджи осунувшееся лицо. — От него так ничего и нет?
— Нет. Как только я что-нибудь узнаю, я сразу же сообщу, конечно. Его передатчик все еще работает, я слышу, как вокруг двигаются и разговаривают. Но от Дэви — ни слова, а айвенгцы, наверное, не решаются ответить говорящей коробочке.
— О Боже, это же я послал его туда!
— Но ты не мог предвидеть, что он попадет в беду.
— Я должен был предвидеть, что корабль — самое безопасное место. Я должен был отправиться в Гилригор сам. — Шустер невидящим взглядом уставился на карты. — Он же мой подмастерье.
Мукерджи положил руку на плечо торговца.
— Тебе не следует тратить время на всякие повседневные дела. А сражаться и прочее — это дела повседневные. Твои мозги нужнее для другого.
— Да для чего годятся мозги?
— Ну, у тебя же явно есть какой-то план. О чем это ты разговаривал с тем крестьянином перед рассветом?
— Я подкупил его: за хороший большой нож он взялся передать в храм весточку от меня. Он скажет Херктаскору, чтобы тот пришел ко мне для секретной беседы. Херктаскор, если ты помнишь, один из главных астрологов; очень сообразительный парень и, как мне кажется, относится к