— Это Йоранд, мой муж. Так что с вашей стороны было бы лучше выбирать выражения, — ответила Бренна.
— Неужели муж, или я что-то пропустил? — ехидно опросил церковный сторож, наливая похлёбку в деревянную миску и передавая эту миску Бренне. — Проголодались?
— Да. — Она с благодарностью приняла миску, чувствуя, как густой аромат щекочет ей ноздри.
— Наверное, ваш нормандец также проголодался? — с явной неохотой выдавил из себя Муртог, передавая миску Йоранду. Когда нормандец протянул руку, церковный сторож торопливо убрал свою, словно миска жглась. Наклонившись к Бренне, церковный сторож шепотом спросил:
— А он безопасен?
Вначале ее охватил приступ смеха, но затем она невольно вспомнила рассказ сестры Мойры о том, как и ярости, какая бывает, наверное, только у берсеркеров, Йоранд убил стамеской на берегу четверых из дюжины нападавших. Тогда от этого рассказа ей стало откровенно жутко. Также ей вспомнился холодный, жестким взгляд его синих глаз, когда он объявил ей, что поплывет один в лодочке вслед за кораблем с ирландцами.
— Нет, он небезопасен, — признала Бренна. — Но ему можно доверять.
— Он также не любит, когда о нем говорят так, словно его здесь нет, — добавил Йоранд.
— А у тебя острый язык! — сказал церковный сторож отхлебывая из миски. Вся игра в глухоту была отброшена. — Тогда неплохо.
С удовлетворенным видом старик наклонился над котелком. Когда с едой было покончено, Бренна решила, что настала пора ее вопросов. Однако кое-что из того, о чем говорил аббат, насторожило ее и настойчиво требовало объяснений.
— Когда мы нашли отца Амброзия, он читал молитву «Моя величайшая вина». Почему он думает, что все это его вина?
— Ох, плохая сложилась ситуация, — сказал церковный сторож, рассеянно почесывая лысину. — Когда все это произошло, я был выше по реке, наблюдал за забоем скота на зиму. Но когда я вернулся, святой отец все рассказал мне.
Бренна собирала миски, чтобы затем вымыть их в реке, и даже замерла, надеясь, что услышит историю целиком.
— Когда нормандцы прибыли, они вначале хотели вести с нами переговоры, но мы заперли ворота и отказались говорить, — начал рассказывать церковный сторож, жестикулируя скрюченными от старости руками. — Нормандцы требовали серебро в обмен на то, что они не тронут аббатство.
Бренна вопросительно посмотрела на Йоранда.
— Такое часто бывает, — пожал он плечами. — Большинство поселений платят, чтобы избежать разорения. Это сберегает время и… жизни людей. Аббат заплатил откуп?
— Нет, хотя у аббата водилось серебро, чего уж там говорить. Аббатства бедными не бывают, — ответил Муртог. — Однако он не счел нужным платить язычникам дань.
Йоранд хмыкнул, и Муртог подозрительно уставился на него. Бренна испугалась, что ее мужа сочтут таким же подлецом, как тех, кто сделал все это.
— Наш аббат не стал делиться, и правильно сделал. Нормандцы все равно получили что хотели. А все остальное сожгли.
Если бы Бренна решала, что для монастыря самое важнее, то после жизней людей, пожалуй, поставила бы библиотеку. Эти фолианты были намного ценнее всего драгоценного металла, который хранился здесь.
— И что, ничего не уцелело, ни одна рукопись? — вырвалосьунее.
— А на что нормандцам рукописи? — насмешливо спросил церковный сторож. — Этим неграмотным дикарям?
Бренна знала, что Муртог был совершенно неграмотен, однако старик с почтением относился к письменному слову. Он часами наблюдал, как Бренна сидела над переписыванием рукописей, которые таскала из скрипториума. С тех пор как ей запретили сидеть в одном помещении с монахами, Муртог с пониманием относился к этим маленьким временным кражам и позволял ей заниматься в своей хижине.
— Норвежские демоны уничтожили все, — произнес церковный сторож.
— Не все, — ответил ему из хижины слабым и печальным голосом отец Амброзии.
Бренна повернула голову и увидела, что в дверях домика стоит аббат, держась руками за голову. «От такого, — подумала она, — действительно можно с ума сойти».
— Они не все уничтожили, — повторил святой отец. — Нормандцы унесли с собой Кодекс монастыря с острова Скеллиг-Майкл. Я видел, как его выносил их главарь.
— Что это? — спросил Йоранд.
— Эта старинная рукопись — величайшее сокровище, — ответила Бренна, чувствуя, как при одном лишь воспоминании о ней по спине пробегают мурашки. Она невероятно красиво отделана и состоит из евангелических и других не менее ценных текстов. Одни лишь рукописи с рисунками в монастыре стоили дороже всего… — Бренна задумалась, пытаясь представить себе, сколько они могут стоить. — Дороже всего, что было еще в монастыре.
— Ну, это не так дорого, — задумчиво заметил Йоранд.
— Тогда представьте себе, что все золото и серебри великих королей, правителей Тара, ничего не стоят по сравнению с тем, что было утеряно за эти два дня. Так и сокровищ недостойны даже короли. Они могут принадлежать только Богу, — сказала Бренна.
— А теперь это принадлежит язычникам, — в заключение произнес аббат, боком перемещаясь к компании. Наконец он расположился между Муртогом и Бренной, явно не желая, чтобы рядом сидел нормандец. — Так что же, дитя мое, привело тебя к нам из Донегола?
— Тот ребенок, который родился здесь. Ребенок моей сестры, — ответила Бренна, подтягивая колени и обхватывая их руками. Ее руки предательски дрожали, и она не хотела, чтобы аббат это видел. — Я пыталась забыть о нем, но не смогла. Я хочу узнать раз и навсегда, жив ли он.
Муртог бросил на аббата быстрый взгляд, который красноречиво говорил: «Я и так рассказал слишком много». Упрямо сжав губы, отец Амброзий размышлял.
Наконец, покачав головой, он сказал:
— Нет, лучше оставить все как есть. Ты должна доверять мне, дитя мое.
От Йоранда не укрылось, как болезненно передернулось лицо Бренны. Возможно, этот пухлый церковник и был настоятелем сожженного аббатства. Но теперь стоит ему раскрыть ту тайну, и он не будет иметь над Бренной никакой власти.
Йоранд поднялся на ноги и сжал кулаки. Взгляд аббата помертвел.
— Ты расскажешь ей все, что она хочет знать, и быстро. Иначе тебя никакие боги не спасут от моей ярости.
Неожиданно Бренна вскочила на ноги и уперлась ладошками в его грудь.
— Нет, только не так, — начала умолять она. — Он и гак слишком много испытал.
— Но я даже не приступил, — грозно заявил нормандец.
— Никакого насилия, — безапелляционно потребовала Бренна.
Йоранд испепеляющее смотрел на аббата.
— Тогда обмен, — с явным нежеланием заявил нормандец. — Я называю имя человека, у которого ваша рукопись, а вы говорите Бренне, где ребенок.