Служанка осторожно накрывала завтрак на небольшом столике у кровати. Приглядевшись, Шут узнал в ней ту самую смешную девицу, которая так испугалась его в первый раз. Сейчас в ее движениях не было прежней суетливости, но и глаз на господина она не поднимала.
«Все равно боится, — подумал Шут, — Хотя не исключено, что я просто неприятен ей…»
— Здравствуй, скромница… — он отошел от окна и попробовал заглянуть служанке в глаза. Бесполезно. Спрятаны за оборками чепца, надвинутого так низко, что из-под белых рюш видно только маленький нос и длинные ресницы. — Ну и как же тебя зовут?
— Мирта, господин, — вот уж у кого, и правда, голос — как шелест ветра.
— Ты боишься меня, Мирта? — к господину Патрику люди относились по-разному, но страха он точно ни у кого не вызывал, кроме этой глупышки.
Девушка едва заметно качнула головой, теребя белую салфетку:
— Нет, господин.
— Отчего же тогда в пол глядишь? — Шут мягко взял платок из ее рук и отложил в сторону. — Ну же, Мирта. Я не кусаюсь.
Глаза у нее оказались цвета жженого сахара, и в глубине их, точно у бездомной собаки, плескалось скрытое ожидание пинка.
— Неужели я так не нравлюсь тебе? — грустно спросил Шут.
— Нет, господин… — отчаянно затрясла головой и опять уткнулась рассматривать ковер под ногами.
— М-да… не получается у нас с тобой разговора, — он взял со столика при кровати большое блюдо с сыром и отправил в рот сразу несколько тонких пластиков. — Нарезали как для королевы… Проглотишь — не заметишь, — сыр был мягкий и жирный, не иначе как из Северного предела. Почти деликатес. — Хочешь попробовать? На кухне тебя вряд ли таким угостят.
Служанка отчаянно замотала головой.
— Ну нет, так нет, — он вытер руки о салфетку, — А вина не послали?
— Нет, господин. Велите подать?
— Не нужно… Полагаю, лекарь был бы недоволен, — Шут отпил горячего Арханова зелья и скривился, высунув язык. — Какая все же гадость! Вино было бы лучше…
Девушка стояла, по-прежнему глядя в пол. Наверное, заждалась уже, когда господин позволит уйти. На ней было простое платье из светло-серой шерсти, какие носили все служанки и белый передник с такими же рюшами, что и на чепце. Во дворце таких, как эта Мирта, насчитывалась не одна сотня. Всех не упомнишь, да и менялись они частенько — то одна округлится животом, то другую на воровстве поймают. И все же Шут многих слуг знал лично, за что над ним порой потешался Руальд: тянет, мол, тебя, господин Патрик, к низкому сословию, видать тоскуешь по прежней жизни…
Но Шут не тосковал. Хотя порой, оглядываясь назад, он понимал, что годы, проведенные в пути с труппой Виртуоза, были далеко не так плохи, как ему порой казалось в детстве. А со слугами общаться Шуту действительно нравилось. И когда он расспрашивал кухарку или свечницу о делах, то не думал о том, чтобы завоевать их доверие. Ему было просто интересно. Особенно после общения с манерными господами дворянами. И Шут всегда мог сказать, кто из слуг нечист на руку, кто лжив, кто подлиза, а у кого и впрямь душа лежит к делу.
Девушка, стоящая перед ним сейчас, была из тех, что искренне трудятся с утра до вечера, но чьи старания почему-то всегда остаются незамеченными. В отличие от промахов и ошибок. Обидно так жить, но изменить это очень трудно.
— Мирта, Мирта… Красивое у тебя имя… — Шут сел на кровать, подобрав под себя замерзшие ноги. Он доел сыр и потянулся к столику за кашей. Ложка стоймя стояла в густом вареве. Одно неловкое движение и половина содержимого миски — на постели. — Ах ты!.. Совсем руки не держат… — Шут искоса бросил взгляд на служаночку. Она, наконец, подняла глаза от пола и теперь стояла, уставившись на испорченную простыню. В глазах у бедняжки отразилось такое отчаяние, как будто она сама размазала кашу по господскому ложу. Шут с грустью понял, что неприятности, и в самом деле, являются неотъемлемой частью Миртиной службы во дворце. Равно как и нагоняи за то, по сути, что просто не вовремя оказалась рядом с очередным разгневанным вельможей. Уж Шут-то хорошо знал, каково это — попасть под горячую руку и схлопотать ни за что… Сколько раз пытался навсегда убежать от Виртуоза за несправедливые колотушки. И как только Дала умудрялась его каждый раз остановить?.. «Ну куда же ты, Шутенок, опять? Голодный не ходил? У храмов милостыню не клянчил? Поди ко мне, я синяки заговорю»…
— Ведь ты принесешь мне чистую простыню, Мирта? — она закивала так, что голова того и гляди отвалится. — Принеси, будь добра. Да скажи старшей горничной, мол, сегодня ты до вечера нужна господину Патрику. Наведешь мне тут порядок, хорошо? А то, и правда, не спальня, а чулан какой-то. Надоело, — Шут старательно доел остатки каши из миски и вручил ее девушке. Похоже, та была очень удивлена, что скандал по поводу испорченной простыни так и не состоялся.
Когда Мирта вернулась с чистым бельем, ведром и тряпками, Шут уже умылся, переоделся и пытался привести в порядок свои непослушные волосы. Брадобрей изрядно укоротил их, сочтя невозможным распутать многочисленные колтуны. Остриженные кончики теперь щекотали плечи и лезли в глаза, мешая. Когда служанка, робко стукнув, появилась на пороге, Шут как раз пытался завязать хвост из остатков былой шевелюры, но легкие, чистые после вчерашнего мытья волосы неизменно рассыпались, выскальзывая из-под тонкой ленты. Шут рычал и корчил своему отражению зверские рожи, однако это ничуть не помогало. В конце концов, он сердито бросил веревочку об пол и устало сел там же.
— Демоны забрали бы этого брадобрея! — Шут обернулся к служанке. — Ну, что же ты стоишь, Мирта! Помоги! — девушка отложила в сторону испачканную простыню и робко шагнула к странному господину, сидящему на ковре посредь комнаты, точно капризный инфант. — Полагаю, тебе ловчей будет, да и с прическами вы, девушки, почаще возитесь…
Она, робея, подняла ленту и, склонившись над Шутом, аккуратно собрала одной рукой его волосы, а второй споро связала их в крепкий пучок. Пальцы ее чуть заметно дрожали. Но едва только ладонь служанки скользнула прочь, Шут развернулся, стремительно перехватил ее и легонько сжал. Эти пальчики были грубыми от частых работ по хозяйству, с коротко остриженными ногтями в заусенцах, с мозолями и трещинками. Девушка испуганно вскрикнула, но Шут уже отпустил ее, лукаво улыбаясь. В ладони у Мирты остался хрупкий соломенный цветок. Пока она удивленно смотрела на розочку, Шут позволил себе еще одну шалость — развязал тесемки дурацкого чепчика, позволив ему упасть на пол. Волосы у Мирты оказались самые обычные — темно-русые с легкой рыжинкой, свойственной жителям западных земель королевства. Они рассыпались по плечам, мгновенно превратив серенькую служанку в милую барышню. Шут нежно провел ладонью по ее щеке и подумал, что такую фею даже поцеловать не грех, но вместо этого осторожно взял девушку за подбородок и поднял ее личико так, чтобы были видны глаза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});